2008/01/19 Ещё немного о приключениях Рауля
2008/01/19 Ещё немного о приключениях Рауля
Когда епископ начинал писать разные слова на пергаменте, все кругом понимали, что он замышлял недоброе.
Чтобы отмстить королю, он тогда все эти деньги отдал своей лошади, чтобы она их съела, а сам сказал, что ему от короля ничего не надо.
«Остановись на месте, или я буду стрелять!» - крикнул стражник разбойнику Джону. – «Ха, ха, ха! – с грозным хохотом тогда сказал разбойник Джон. – Пока ты заснул на дежурстве, мы у тебя всё украли, и твой лук, и все стрелы! И если ты будешь стрелять, то ты в меня не попадёшь!»
В знак радости Рауль обнял и поцеловал Сатереля и Генриха, а кроме этого всех проходящих по дороге в замок мужчин.
Разбойники лежали в тени костра, отдыхали и во время драки делили добычу.
Когда мимо его сада проходили нарядные девушки, то они каждый раз останавливались и начинали рвать руками виноград. Их было очень много, и они все были разные. У них в ушах были синие, фиолетовые, а иногда и золотые серёжки, а на ногах были красивые длинные юбки и кружевные мантилии. И ещё у них были белые кофты с вырезами, чтобы были видны бусы.
Рауль решил войти в залу и там затанцевать.
Он пошёл в церковь на церковное богослужение, но ему от этого стало стыдно на душе, и он заплакал.
Чтобы принести спокойствие в сердце, Генрих пошёл на пруд при замке и стал тихо там ловить карасиков.
Рауль накрыл всё лицо шлемом, но не потому, что боялся, что ему по лицу попадут мечом, а чтобы от всех спрятать горькие, разжигающие слёзы.
Графиня Инесса сидела перед окном и вязала на пяльцах бархатный свитер для Гильома. А про Рауля у неё в голове не было ни одной мысли, а были только воспоминания в душе, но она их почти что уже не чувствовала.
«Ты только учти, что епископам никогда нельзя доверять, как и всем их монахам», - сказал рыцарь и заиграл на попавшейся его взору арфе.
Рауль никогда не знал, куда он едет, потому что думал совсем про другое.
«Я отнял у тебя меч, и я отниму у тебя и голову!» - сказал Жуашен, заливаясь смертельным гневом. – «Сначала догони её!» - сказал Гильом.
От её красоты у всех просветлялось в уме, и все уже больше ничего не могли делать.
______
Из интервью с автором.
— Как это всё получилось? Да как у всех, наверное, ничего оригинального… В пять лет меня научили читать и писать, а что дальше с этим делать – не сказали. А я же была человек действия, я привыкла как-то применять свои умения. Научили меня рисовать – так я перед домом весь асфальт на много метров покрыла фресками. Их потом дворники до зимы не могли смыть. Научили играть на детском пианино.. ну, игрушечные такие были, помнишь? – так я каждое утро в шесть вставала и играла одним пальцем «Это есть наш последний и решительный бой». И тут тоже надо было что-то с этим умением делать. И я почему-то не помню, чтобы в моей жизни были какие-нибудь «Курочки-Рябы», «Приключения Буратин» и прочая нормальная детская литература. Я как-то сразу начала с Вальтер-Скотта и Майн-Рида. И это ещё хорошо, что не с Фрейда и Кафки! Хотя их тогда, по-моему, не очень-то у нас издавали…
Я стала всё это читать. Может быть, не с пяти лет, но с семи-восьми – это точно. Половина слов мне вообще была непонятна, и от этого было ещё интереснее. А потом, как прочту что-нибудь такое захватывающее, так надо же было этим поделиться, нельзя же в себе держать! Родителям было некогда слушать всю эту чушь. И я рассказывала Падшему Ангелу. Нет, ничего такого, никакой мистики. Просто у нас среди прочих ёлочных игрушек был ангелочек. Очень старый, ещё от прабабушки… То ли из алебастра, то ли ещё из чего-то такого, чего сейчас и в природе нет. Он у нас на ёлке всегда висел между Юрием Гагариным и каким-то самолётиком. И вот один раз он сорвался с ёлки и упал между шкафом и сервантом. И было видно, как он там лежит, а достать нельзя – рука не дотягивалась. И отодвинуть шкаф тоже нельзя – тяжёлый. Так он там и остался лежать. И я с ним иногда разговаривала о том, о сём. Вообще-то я к ангелам относилась отрицательно, как к представителям религиозного мракобесия, но этого мне было жалко. Я его называла Падший Ангел – конечно, я где-то это вычитала, но совершенно не представляла себе, о ком идёт речь. И я стала пересказывать этому Ангелу содержание прочитанного. Каждый вечер. Проходит неделя, другая… и вот один раз прихожу к шкафу, смотрю – а Ангела нет. Исчез. Папа и мама мнеклялись, что не трогали его и не вытаскивали… Теперь-то я понимаю, что он сам улетел, не выдержал этого кошмара. Но тогда я в такие дела не верила и как-то впала в недоумение. А на следующий день взяла тетрадку и решила всё, что я прочитала, излагать на бумаге, своими словами. Бумага – не Ангел, она всё стерпит, ей не привыкать. Стала писать, безбожно всё при этом перевирая. А потом поняла, что в этом и есть смысл творчества – перевирать то, что придумали другие! Оказалось – безумно увлекательное занятие. И.. вот говорят: дети обычно очень ревниво относятся к своим писаниям, никому их не показывают, только в редких случаях, самым близким друзьям, под большим секретом… А я нарочно раскладывала свои тетради у всех на виду. Но никто никогда туда не заглядывал! И это было, знаешь, грустно. Не из-за неудовлетворённого авторского самолюбия. А из-за того, что сама-то я такое удовольствие получала от сочинения всей этой белиберды… И была уверена, что человечество от прочтения этой белиберды испытает те же самые чувства!.. Теперь-то я понимаю, что это было прекрасно, что никто этим не интересовался… что это меня в буквальном смысле спасло, а то бы я по сей день графоманила. Но тогда мне было очень обидно… и очень жалко человечество, честное слово. А того алебастрового Ангела мне жалко до сих пор.