18 ноябрь 2008 г. Ритка
18 ноябрь 2008 г. Ритка
Ритка. Семь с половиной лет. Щекастая, задумчивая и немногословная, как пожилой хомяк. С ней хорошо сидеть рядом на скамейке, есть мороженое, синхронно болтать ногами и молчать. Единственный человек, с которым я бы не задумываясь пошла в любую разведку. Её папа – атеист, анархо-синдикалист и последователь Ноама Хомского. Мама – православная. Бабушка – нью-эйджер с уклоном в неоиндуизм. Младший брат – стихийный язычник и мелкий мафиози. О религиозных и политических взглядах Ритки никому, кроме неё самой, не известно. В их семье царит свирепая гармония. Я очень люблю у них бывать.
Это согревает душу, бодрит разум и оставляет после себя странный вкус, как стопка перцовки с мёдом и без закуски.
МАМА. Рита, детка, почему ты не ешь хлеб? Бросать хлеб – это грех.
ПАПА. Ничего подобного! Грех – это забивать ребёнку голову всякими этими вашими грехами!
БАБУШКА. Между прочим, грех – это заставлять ребёнка есть несовместимую пищу, да ещё с этим вашим хлебом… А потом удивляться, почему ребёнок толстеет и на желудок жалуется!
БРАТ. Не-е.. . Грех – это самой есть, а мышкам не давать…
ВСЕ ХОРОМ. Ну, что ты сидишь? Ешь хлеб, а то в школу опоздаешь!
***
РИТКА. Папа! А что это ты дал Владькиным мышам?
ПАПА (сквозь сон, видимо, отвечая каким-то своим сновидениям). Четыреста пятьдесят долларов.
РИТКА (Удовлетворённо). А-а-а.
***
Мама читает Ритке сказку Андерсена про гречиху. Ритка слушает и рисует в альбоме звёзды и коров. Это не значит, что она слушает невнимательно, просто у неё такая манера слушать. Дочитав до конца, мама спрашивает:
— Ну, что – ты поняла, про что сказка?
— Поняла, - степенно отвечает Ритка.
— Ну, скажи своими словами: про что?
— Про то, что, когда гроза, лучше не ходить по полю. А то может молнией убить.
— Браво! – кричит из соседней комнаты папа.
— Ничего не «браво», - вздыхает мама. – Потому что сказка – не про это. А про то, что надо быть смиренным. Гречиха была гордая, заносчивая. Думала: захочу – и посмотрю прямо в небо, прямо в лицо Бога. И Бог её за это наказал. Спалил молнией. А другие цветочки склонили голову перед Богом, не стали задаваться и гордиться… и потому уцелели. Понятно? Если что-то непонятно, спрашивай, пожалуйста.
— Ага, - раскрашивая корову лиловым фломастером, соглашается Ритка.
— Ну, так что же тебе непонятно?
— Гречиха – это то, из чего гречневая каша?
— О, Господи… Нет. Гречневая каша из гречки.
— Ага.
— Что – «ага»?
— А то я подумала: гречневая каша тоже подгорает, только не от молнии, а на плите.
— Браво! – кричит из соседней комнаты папа.
— Это всё, что ты хотела спросить? – сухо спрашивает мама.
— Нет, - отвечает Ритка, раскрашивая звёзды зелёным фломастером.
— А что ещё?
— Гречиха увидела Бога?
— Да. Но потом сгорела.
— А те цветочки, которые не стали в небо смотреть? Они так и не увидели?
Мама в замешательстве.
— М-м-м.. Понимаешь… Нет. То есть, да. Они Его увидели. Но они были смиренны и потому не сгорели, а наоборот…
— А как же они Его увидели, если они голову опустили?
— Браво! – кричит из соседней комнаты папа.
— Я знаю, - говорит Ритка, посасывая кончик оранжевого фломастера. – В луже.
— Что – «в луже»? – не понимает мама.
— Бога увидели. В луже. Как Он там отражается. И не сгорели.
— Браво! – говорю я. – Как Персей – Медузу-Горгону.
— Это какую медузу? – с подозрением спрашивает Ритка
— Не путай её, - сердится на меня мама. – Рита, про Медузу – это не то. Это такая.. греческая сказка.
— Ага, - говорит Ритка, прицеливаясь оранжевым фломастером к очередной корове. – А про гречиху – тоже греческая? Поэтому она и гречиха, да?
На следующий день мы гуляем в сквере, и Ритка как-то очень подолгу, внимательно вглядывается в лужи. Потом приседает на корточки возле одной из них, поправляет берет и, меланхолично улыбаясь своему отражению, говорит:
— Я нес-ка-зан-но хороша.
Потом смотрит прямо в небо, щурит длинные ресницы и нежно, задумчиво фыркает.