2007/12/11 У Донского монастыря

2007/12/11 У Донского монастыря

Рыжевато-красные стены обсыпаны мелким солёным снегом, хрустят и искрятся, как солончаки, на солнце, которого нет и в помине – и не будет ещё так долго, что при одной мысли об этом сердце сворачивается в клубок. Чуть в стороне, ближе к проезжей части – гаражи. Там живут злые весёлые собаки и хмурые диковатые мужики. Мужики пасут свои автомобили, собаки за умеренную плату им помогают. Когда выпадает много снега, за гаражи приходят две бабки в спортивных костюмах и с ротвейлерами. Бабки отрабатывают друг на друге приёмы какой-то сложной восточной борьбы, а их ротвейлеры слоняются под монастырскими стенами и от скуки пристают к местным незамужним дворняжкам. Но сейчас снега мало, а тренироваться на голом сверкающем льду бабки не приходят.

На краешке мёрзлой песочницы сидит грустный, закутанный парень лет пяти и играет сам с собой в маленькие магнитные шахматы. На скамейке рядом с песочницей сидит монах и ест подсолнечную халву из пачки; на лице его – сосредоточенное, застенчивое блаженство.

По дорожке монастырского парка, поминутно оскальзываясь и взвизгивая, идут две девушки неопределённого возраста, в длинных красивых шубках и пуховых платках.

— А он у меня спрашивает, поп этот.. ну, батюшка который. Спрашивает: а как вы насчёт причастия? Давно были? А меня так переклинило ужасно со страху, и в голове только одно: «причастие – деепричастие – деепричастный оборот». Батюшка этот самый посмотрел на меня, вздохнул так глубоко и отошёл…

Ворона на снегу снисходительно усмехается, косится на лежащую рядом кость с ошмётками мяса, ханжески опускает глаза и начинает демонстративно долбить клювом коробку из-под овсяного печенья.