2006/11/27

2006/11/27

Возвращаясь вечером из церкви, я заблудилась и попала на незнакомую улицу. Улица была узенькой и плохо освещённой, только в самом конце её ярко светилась витрина магазина «Ткани», перечёркнутая наискось пыльной ёлочной гирляндой с зелёными фонариками.

Сама не зная зачем, я зашла в этот магазинчик. Там было тесно и тепло; пахло клеёнкой, сухим деревом и ещё чем-то уютным и деревенским. За прилавком сидел маленький пожилой продавец в очках и вязаной фуфайке. Он суетливо поднялся мне навстречу, улыбнулся исподлобья и, не спрашивая ни о чём, раскатал передо мною рулон превосходного шотландского твида в сине-зелёную клетку.

— Откуда вы знаете? – с недоверчивым холодком в груди спросила я.

— Ну, это нетрудно, - пожал плечами продавец. – Это как раз самое лёгкое в моей нынешней работе.

— А что самое трудное? – чтобы поддержать разговор, спросила я.

— Самое трудное – это получать деньги, - доверительно сообщил продавец. – Ведь я не должен этого делать. Не имею права.

— Как – не имеете права? – удивилась я. – Вы же тут.. торгуете?

— Ну, да, в том-то и проблема, - вздохнул продавец. – Раньше, в молодости, было легче. Тогда я, собственно, работал на отца… как теперь говорят в его фирме.. или на его предприятии. Но потом мы ужасно поссорились… просто ужасно. И я ушёл. Чтобы поступить на работу к другому хозяину.

— И что же этот другой… вас взял?

— О, да! – воодушевился продавец. – По крайней мере, я сам так думал. Ради него я отказался от многого. По сути говоря, от всего. От всего, что не Он – понимаете? И я служил ему так.. да, довольно долго. Пока, наконец, он меня не принял. В смысле, не призвал к себе.

— И что же он.. вам сказал? - не зная толком, что спрашивать, спросила я. Продавец улыбнулся, снял очки и стал протирать их краем фуфайки.

— Что сказал? Да… Что очень высоко оценил мою жертву. И что благодарит меня за службу. А потом сказал, что отец мой стал совсем стар и уже не может торговать, и дело его приходит в упадок… приказчики и продавцы его обкрадывают.. одним словом, что всё очень плохо, хуже некуда. И что я должен вернуться и поработать у него. И я не смел возразить, хотя мне, почему-то, казалось, что мой отец уже давно умер… И вот теперь я опять работаю в суконной лавке… да… Кстати, совсем неплохая работа, если вдуматься. Но есть одна проблема…

— Деньги? – сказала я.

— Деньги, - подтвердил продавец. – Я же дал обет к ним не прикасаться. Но, знаешь, я подумал и нашёл выход. Кассирами у меня работают мыши. Они так досаждали мне когда-то.. просто совершенно измучили.. Я подумал: раз я тут искупаю мои прежние аскетические подвиги, то почему бы им не помочь мне, по мере сил? Вот.. так вот и пошло – я продаю, а они деньги принимают. Правда, если бумажка уж очень засаленная, то им бывает трудно удержаться. Если можно, я тебя прошу – вдруг у тебя есть новые, а? Тогда лучше новенькими, они запах краски не любят.

— Отец, - сказала я, глядя на чёрные дыры на тыльной стороне его кистей, - как жалко, что это сон!

— Да, - сказал он. – Иногда мне тоже жалко. Но хоть и сон – ты всё равно возьми отрез, не пожалеешь. Может быть, в другом сне сошьёшь себе юбку. Хорошую, с ремешками, со складками. Мне тоже нравится эта шотландская мода. Бери, бери. Хочешь, я тебе скидку сделаю?