2008/03/19 дети

2008/03/19 дети

Три сестры

По дороге домой Туська затаскивает меня в новенькую, только что построенную православную церковку цвета мороженого крем-брюле. Оказавшись внутри, она всплёскивает руками и восклицает:

— Красота какая! Прям как в костёле!

Молодой батюшка слегка скисает и одаривает её вымученной улыбкой. Туська кокетливо фыркает в ответ и тянет меня наружу.

— Пошли, я тебе ещё куколок не показала.

— Каких куколок? Мы же домой идём.

— А это близко. Это по дороге.

Это и впрямь оказывается близко. Маленький, неясного профиля магазинчик с громадной витриной, обставленной во вкусе дорого публичного дома конца девятнадцатого века. Бархатные кресла с полосатой обивкой, полосатые имперские обои, гардины с золотыми кистями, увесистый тёмно-рыжий буфет, лампа с пёстрым, побитым молью абажуром… Всё это довольно большое, но всё же не достаточно большое, чтобы быть настоящим. Вся витрина – один громадный кукольный дом. В нём живут три куклы, три прекрасные пыльные барышни, разряженные в шёлк и бархат и вооружённые острыми, как пики, зонтиками. У всех троих – дивные золотисто-зелёные глаза. Из-за кое-где отклеившихся и перекосившихся ресниц их взгляд глубок и трагичен, хотя и не лишён некоторого ехидства.

— Это сёстры. Они не продаются, - объясняет мне Туська. – Вот эта, в жёлтом платье – Эльвира. Вот эта – Эльбруса…

— Как, как?

— Эльбруса. Я сама придумала. А эта – я ещё не знаю пока, кто.

— Пусть тогда будет Эльгрека. Идёт?

— Ага. Эльвира, Эльбруса и Эльгрека. Я в них каждый день играю. Хочешь, вместе поиграем? Ну, давай, а? Ну, немно-ожечно…

— А как мы будем в них играть, если они за стеклом? Мы же ни передвигать их не можем, ни переодевать…

— Да это всё не надо! Давай – как будто они у себя дома, и все рассказывают друг дружке про свою жизнь и приключения. И про женихов, конечно же. У Эльвиры жених – шпион.

— Чей?

— Да ничей! Разве обязательно, чтобы чей-нибудь? Просто – шпион. Его зовут Аризон. Он долго-долго был в пустыне Сахара..

— Шпионил, что ли, там?

— Ну, да. А теперь нашпионился в своё удовольствие и приехал жениться на Эльвире. А сам такой весь усталый, загорелый и пустынный. Она его прячет в шкафу. Вот в этом. Потому что он весь засекреченный, и его никому нельзя видеть, совсем. Не только лицо, но и ногу, и руку – ничего нельзя видеть… А у Эльбрусы жених – банкомат.. То есть, нет, - банкир! Он весь печальный и очень холодный…

— К кому холодный – к Эльбрусе? Чего ж тогда женится?

— Да нет. Он сам по себе холодный. Потому что долго-долго жил в северных странах. Где пингвины. В Антарктиде, короче.

— И там, в Антарктиде, он работает банкиром?

— Ну, да. У него много-много денег…

— Но все вклады – заморожены. Антарктида же…

— Ага. И он сам тоже немножко замороженный. А она, Эльбруса, должна отогреть ему сердце. А у этой.. как её?..

— У Эльгреки? У неё, скорее всего, жених – художник.

— Нет. Он лётчик-истребитель. И его зовут… зовут… ты думаешь, как его зовут?

— Ариэль?

— Почему Ариэль? Он же лётчик, а не порошок.

— А Ариэль – это не только порошок. Это ещё и дух воздуха, он летает..

— А-а-а.. Ну, тогда ладно. Пусть будет Ариэль. И он будет не только летать и истреблять, а он ещё и будет стирать.

— Свои носки? Сам? Отлично! Эльгреке с женихом повезло больше всех.

— Ты думаешь? Не знаю, не знаю… Лётчик-истребитель – это очень опасная профессия. И Эльгрека всё время за него волнуется: вдруг он кого-нибудь не того истребит, кого нужно?

— А кого нужно?

— Инопланетян, конечно. Не всех подряд, а те, которые хотят устроить межгалактическую войну. С ними что, по-твоему, что ли не надо бороться? Ты прямо так странно рассуждаешь! Если б все так рассуждали, нашей Земли давно бы уж не было!

— Ладно, не кипятись. Давай лучше придумаем, что там у этой Эльгреки с Ариэлем…

Через час мы спохватываемся, дружно взвизгиваем и бежим домой через лужи и весеннюю грязь.

— Жалко всё-таки, что нельзя их купить, этих сестёр, - говорю я Туське за обедом. Она пожимает плечами:

— А зачем? Можно же так играть, сколько хочешь.

— Н-ну.. всё равно. Часто же так бывает: что-то хочется, а купить не можешь.

— У меня – не бывает, - отрезает Туська. – У меня, чего мне хочется, всё это есть. А чего у меня нету, того мне не хочется.

— Так не бывает, Тусь. Какой смысл хотеть то, что у тебя и так есть?

— А какой смысл хотеть, чего нету?

— Ну, как же.. Представь себе: у тебя в холодильнике стоит яблочный сок. А тебе хочется грушевого. Ты идёшь к маме и просишь: мама, купи мне грушевого.

— Ага.. Но можно же не просить, а просто взять и захотеть яблочного. Р-раз! – залезть в холодильник и выпить. Ещё быстрее даже будет. И легче, чем маму просить.

— Ну, ты даёшь… По-твоему, значит, лучше синица в руках, чем журавль в небе?

Она задумывается, потом морщится.

— Не-е… Не надо синицу в руках. Она туда накакать может. Лучше, когда оба в небе – и синица, и журавлик.

— Но это же просто поговорка такая, для примера… Если они оба будут в небе, значит – не твои. И сколько бы ты ни воображала, что они твои, от этого они всё равно твоими не станут.

— Если кто-то живой, он не может быть чей-нибудь. Он всё равно только свой.

— А твоя кошка?

— Она не моя. Она просто живёт у нас. А делает, что хочет.

— Ох, Туська… Ну, хорошо. Допустим, с живыми это и вправду сложно. А с неживыми?

— Ну… вот, мой дедушка – он неживой. Он – как журавлик. В небе, то есть.

— На небе, ты хочешь сказать.

— Ну, да. На небе. Но всё равно же он – МОЙ дедушка. Хоть на небе, хоть где. А чужой дедушка мне не нужен. Зачем мне чужой?

Выбившись из сил, я умолкаю. А она разглядывает с удовлетворённой улыбкой обкусанную со всех сторон сосиску на вилке и болтает ногами. А потом откидывается на спинку стула и уточняет.

— И кукол этих я не хочу. Они же не продаются. Разве можно хотеть того, кто не продаётся? Давай лучше завтра к ним опять сходим и поиграем!

… Я не знаю, сколько ещё суждено простоять в витрине Эльвире, Эльбрусе и Эльгреке. Но даже если их в конце концов всё-таки продадут, и они будут стоять порознь на полках у каких-нибудь коллекционеров, отрадно осознавать, что им будет, что вспомнить. Вряд ли у других кукол из тех коллекций, в которые они попадут, были такие упоительные моменты в их биографии. Такие, как любовь пустынного шпиона Аризона, обречённого всю жизнь прятаться в шкафу, любовь безымянного банкира с замороженными в Антарктиде вкладами и сердцем и любовь бесстрашного истребителя инопланетных захватчиков, который сам стирает свои носки.