2007/08/04 Невавилонская библиотека

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2007/08/04 Невавилонская библиотека

Из жизни массовых литератур

Моя подруга-акунистка прислала мне забавную ссылку. Боюсь, я не смогла оценить её в полной мере, поскольку не знаю, кто такая Евлампия Романова. Зато я знаю, кто такой Эраст Петрович Фандорин! Итак:

ОДИН ДЕНЬ С ФАНДОРИНЫМ: ЕВЛАМПИЯ РОМАНОВА

(Взято с http://www.fandorin.ru/forum/showthread.php?s=e23e3ca6b322d84d5886cd4e973ab091&threadid=1719

Эпиграф: « - Любите животных, мадемуазель? Похвально».

(Б.Акунин, «Любовница Смерти»).

— Девочки! Муля, Ада, Рейчел! Гулять!

Толстенькая мопсиха Муля, дожевав остатки японской гравюры, спрыгнула с обеденного стола и, тяжело шлепнувшись на увесистый задик, потрусила к дверям. Ее шустрая сестренка Ада, ворча и прижимая добычу лапой к полу, увлеченно пыталась разгрызть нефритовые четки. Из гостиной доносился душераздирающий вой – кошки Клаус, Семирамида и Пингва спорили за право первыми поточить коготки о портрет хозяина, статского советника в парадном мундире. Только жаба Гертруда проявляла полное равнодушие к происходящему, хотя доверять этой тихоне не следовало: не далее как вчера вечером я извлекла флегматичное земноводное из супницы саксонского фарфора, где она всерьез собиралась обосноваться на зимнюю спячку.

Вот уже второй день я служу экономкой во флигеле на Малой Никитской. Эксплуататора моего зовут Эраст Петрович Фандорин. Утром в четверг, досконально изучив мои рекомендательные письма (рекомендации мне всегда дают самые отличные, и при этом просят, чтобы я отбыла к новому месту службы как можно скорее), статский советник почему-то вздохнул и спросил:

— Любите животных, мадемуазель? Похвально. Я думаю, мы п-поладим.

Обнадеживающее начало, правда? А ведь он еще ничего не знает о моем главном таланте. Дело в том, что я умею играть на арфе, но сообщать об этом малознакомому человеку считаю нескромным.

От размышлений меня отвлек чей-то жалобный стон.

— Увазяемая Еврампия-сан, - послышался из кабинета страдальческий голос японца-камердинера, - есьри собатьки усьри гурять, я узе могу спускачься?

Понимаете ли, увидев меня вчера на пороге флигеля со всеми моими подопечными, японский подданный Масахиро Сибата (сокращенно – Маса) с невероятной скоростью взбежал по стене кабинета «до самой верхней розотьки» и сидит там до сих пор. Странные, честно говоря, у них там в Японии обычаи.

Я поставила на огонь новенькую кофеварку, старательно завела странный механизм, похожий на часы (продавец, бойкий парнишка с Хитровки, уверял, что хитрый прибор сам подает сигнал, когда кофе готов) и выскочила под ясное зимнее солнышко, во двор, где Муля, Ада и Рейчел уже оставляли на хрустящем снегу живописные кучки и ярко-желтые отметины.

Не прошло и четверти часа, как во двор вышел и сам статский советник. Выглядел он безукоризненно: прямая осанка, тросточка, цилиндр, элегантное пальто с пелериной, словно припорошенные инеем седые виски при совсем молодом лице, - только был, пожалуй, бледноват, и левый глаз почему-то немножко дергался.

— Д-доброе утро, мадемуазель Романова, - обратился он ко мне.

— Доброе… - начала я, но не успела продолжить. Стаффордширская терьерица Рейчел, решив проявить верноподданнические чувства к моему работодателю, мощным прыжком скакнула статскому советнику на плечи и истово, по-купечески, облобызала его в щеки, нос и губы. Цилиндр упал в снег, а Муля и Ада запрыгали вокруг с радостным лаем.

— Фу, Рейчел! – осудила я недостойное холуйство терьерицы. Эраст Петрович поднял цилиндр и стал отряхивать. Выглядел он по-прежнему импозантно, только теперь немножко дергался правый глаз.

— Мадемуазель Романова, - продолжил он, - меня только что вызвали по т-телефону к губернатору. Вернусь не раньше пяти, - он покосился на Мулю с Адой и добавил: - А может быть, и несколько п-попозже.

Неужели он решился пренебречь моим завтраком?

— Какое-нибудь увлекательное дело? – поддержала я светскую беседу. – И, наверное, очень опасное? Террористы? Бомбы?

И тут началось что-то очень странное. Земля внезапно покачнулась у меня под ногами, из окна кухни вырвался столб дыма и пламени, а Эраст Петрович, утратив свои джентльменские манеры, столкнул меня в снег, рухнул сверху, да еще зачем-то вдавил ладонью мою голову в сугроб. Я хотела возмутиться против столь первобытного способа выражения симпатии к даме, но, во-первых, в рот набился снег, а, во-вторых, меня оглушил страшный грохот, перекрывший даже визг Мули, Ады и Рейчел.

Когда все стихло, я решилась подняться. Из черного проема в стене – бывшего окна бывшей кухни – валили клубы дыма, в снегу вокруг торчали осколки стекол, битые кирпичи и какие-то щепки.

— Господзин! – отчаянно воззвал японец, высунувшийся из соседнего окна. – Вы зивы? Вася новая рохудра подрозира бомбу!

— Это не бомба, - с достоинством объяснила я, отряхивая снег и известку. – Это новая кофеварка с Хитровки. Подает сигнал, что кофе готов.

Статский советник - с расцарапанным лицом, в разорванном пальто, - сидел в снегу. Мутным взором поглядев на меня, он пробормотал загадочную фразу: - Знаете, Евлампия Андреевна, ваше кулинарное рвение заслуживает всяческих похвал. Это раз. Но лучше бы я открыл ту посылку вместе с Лизанькой. Это два, - и Эраст Петрович рухнул обратно в сугроб.

— Господзин больше не заикается! – ликующе взвизгнул Маса и, выскочив из окна, принялся сгибаться передо мной в непрерывных поклонах. – Еврампия-сан, вы верикий врать! Тюдеса медисины! Подобное речится подобным!

И тогда я зарделась и, прижимая к груди толстенькую Мулечку, смущенно пролепетала: - А еще я умею играть на арфе…