2007/07/20 Сахарный сироп

2007/07/20 Сахарный сироп

Ещё один святочный рассказ от церковной певчей

— Тебе понравилось, как Валентина Петровна наша поёт? Чудо, какой голос, да? – как у Руслановной, в точности, а может, и лучше даже. Её ведь никто сроду этому не учил – ни нотам, ни пению…

— Погоди, погоди… А почему она – Валентина Петровна? Её же все бабой Ниной зовут, а не бабой Валей.

— Это-то ещё ладно! «Нина» ещё хоть как-то похоже на «Валентину»… ну, не очень, конечно, но похоже. Можно подумать, что это такое сокращение от «Валентины». А вот муж у неё, тот вообще по паспорту Валерий, а его в деревне все Женькой зовут. Иногда только, для смеху, – Женька-Валерка. Я не знаю, почему так, честное слово.

— Может, это местный обычай такой, как у китайцев? У них же, я читала, при рождении одно имя дают, потом, как подрастают немножко - другое, а когда взрослыми становятся – третье…

— А что ж, вполне возможно. Хотя он не китаец, он кореец. У него и фамилия – Ким. Он у нас в церкви за звонаря и за сторожа. Ты не думай, он натуральный, природный кореец, без дураков. Он может за один вечер семь вёдер лесной клубники вручную почистить и глазом не моргнуть. Настоящий самурай. Да ты его видела, наверное?

— Нет. Мне кажется, что на корейского самурая при русской церкви, которого зовут Женька-Валерка, я обратила бы внимание. Ну, а тётя Нина-то – что? Что ты про неё хотела рассказать?

— Ой, она такая замечательная бабушка у нас, ты не представляешь… Хотя она и не такая и старенькая ещё, ей, может, от силы лет шестьдесят. Это они здесь, в деревнях, старятся быстро – работают много. И пьют, опять же… Хотя баба Нина никогда в рот не брала, всегда была очень правильная такая, работящая… Ну и, как водится, сыновей вырастила, подняла, они в город уехали, а они остались с дедом вдвоём. Дед-то ещё ничего, а она пожила-пожила и затосковала так, что прямо ужас. Похудела, с лица спала…то раньше, бывало, всё чего-то суетилась да песни пела, а то загрустила, сидит перед домом на лавочке, картошку старую разбирает, а сама плачет. Ну, и один раз пошла к отцу Василью жаловаться на жизнь. Не исповедоваться, а так, пожалиться по-бабьи. И я как раз у него тоже была в тот вечер. Сидим мы, пьём чай с баранками, баба Нина плачет и всё рассказывает, как она сыновьям всю жизнь отдала, а они теперь уехали и носа не кажут, и внуков не привозят, а приедут раз в полгода, - так всё у них дела: то крышу перекрыть, то огород вспахать под картошку, а чтобы с матерью посидеть-поговорить по душам, так это их не допросишься, и всё сами, всё сами, а сунешься чего им помочь, так они: мать, погоди, иди, вон, лучше отдохни, а мы сами разберёмся. Ну, отец Василий слушал-слушал, терпел-терпел, а потом воздуху побольше набрал в лёгкие и пошёл её чихвостить. Жизнь, говоришь, отдала? – это он ей так говорит. А теперь, говорит, хочешь, чтобы тебе назад её возвернули, да ещё с процентами? Ну, не-ет, говорит, милая моя, на это ты, голубка, не рассчитывай! Или уж не отдавай, или, раз отдаёшь, так помни, что отдаешь насовсем, без возврату. Потому что жизнь – это такая штука, которую, уже если кто у тебя забрал, так назад не отдаст. Да и как ты, говорит, удумала только такое – жизнь отдавать? Тебе на что её подарили? Чтобы ты по своей воле её кому хотела, тому и передаривала?... А баба Нина испугалась, ещё больше заплакала и говорит: как же не отдавать-то им? Ведь не кто-нибудь, ведь они же мне дети р?дные. А отец Василий ей: вот и давала бы им, что нужно детям давать. Любовь, говорит. Внимание. Ласку. Когда надо, так и строгость.. Воспитание хорошее, чтобы не дураками выросли и не бандитами. Да они у тебя и есть не дураки и не бандиты. Хорошие мужики, дельные, самостоятельные. А ты всё к ним лезешь, как к малым детям, и всё за них думать норовишь. А всё почему, знаешь? Потому что жизнь им свою отдала, хотя они вовсе тебя об том не просили А теперь вот они забрали её, жизнь-то твою, которую ты им силком всучила, и уехали с ней в город, а ты осталась маяться. И ни рук своих, ни ума, ни души ни к чему приложить не умеешь. А давай-ка, матушка, заново этому учись, как раньше в школе тебя учили. Ты в церковь ходишь? Ходишь. Поклоны бьёшь? Бьёшь. А чего бьёшь, кому бьёшь – и сама не знаешь. А ты думаешь, Богу не обидно, что ты в церковь в Нему пришла, а о Нём-то и не думаешь даже, можно сказать, ни одной мыслью?

— А баба Нина чего?

— Ничего. Сидит, плачет. А отец Василий ей: вот что, милая моя, иди-ка ты к нам в хор. Вон, Елена, говорит, тебя в два счёта всему научит. Вот и будет хорошо – и тебе занятие, и церкви польза… Ну, баба Нина только так головой покачала, говорит: дед мой меня не пустит, обсмеёт, говорит, с ног до головы. Скажет, певица какая выискалась… И вот сидит она так, головой качает, слёзы в блюдце капают. А тут отца Василия правнук маленький, Серёжка, откуда-то вылез, подбежал к ней и говорит: баба Нина, не плачь! Вон, Гагарин в космос летал, и то не плакал! Не знаю уж, чего это ему Гагарин в голову пришёл. А только баба Нина вдруг, знаешь, так вся успокоилась, обрадовалась непонятно чему и говорит: а правда! Чего это я? Вон, Гагарин в космос летал, Бога там не видал, и то не плакал А я Его, Бога-то, считай, каждый день вижу, хоть и не летала никуда – и всё равно, как дура, плачу. Всё недовольна! А чего недовольна? И сама не знаю… Представляешь, как это у неё повернулась в голове, да? Умора, одно слово!

— И что, так и стала ходить в хор?

— А то! Слышала, как поёт? Я когда в Клину пела, в большой церкви, так там не то что в левом – и в правом хоре ни одного такого голоса не было. Деда, вон, своего тоже пристроила… так пристрастился на колокольню лазить со своей хоромной ногой, никого из молодых и близко не подпускает. Не умеете, говорит, так не беритесь… И главное – она, знаешь, нисколько не ханжа. У неё обо всём какие-то свои представления вдруг обнаружились. Один раз, знаешь, такое выдала.. Бог, говорит, Он хоть и всемогущий, а может не всё. Если бы он всё мог, разве он стал бы такое терпеть, что кругом творится? Ясное дело, не стал бы. Вот мы всё лезем к нему: помоги, Господи! Помоги, Господи! А может, Он когда тоже просит: тётя Нина, помоги! А мы – нет бы и вправду помочь… так не-ет, куда там, всё про своё талдычим да талдычим с утра до ночи, как заведённые… Забавно рассуждает, да? А ведь простая бабушка деревенская..

Да! А с сыновьями-то её отец Василий всё-таки поговорил, когда они приехали. Я не знаю, что он им там сказал, меня при этом не было. Но знаешь – не то чтобы уж очень он их образумил, но всё-таки почаще они стали к бабе Нине приезжать. Не каждую неделю, конечно, но всё-таки чаще. А ей ведь и то – радость…