2007/05/02 exempla

2007/05/02 exempla

Брат Бертольд смолоду был серьёзен и благочестив и имел склонность к долгим молитвенным бдениям и уединённым размышлениям. Однажды он пришёл к своему настоятелю и попросил, чтобы тот благословил его покинуть обитель и жить жизнью отшельника.

— Любезный мой сын, отшельническая жизнь трудна и полна искусов и тягот. Что подвигло тебя к такому решению? – сказал ему настоятель.

— Ах, отец мой, - ответил брат Бертольд, - я чувствую, что здесь, в обители, душа моя неспокойна и находится в постоянной опасности. Ибо есть среди нашей братии такие, - и, по правде говоря, их немало, - кто слишком уж суетен в помыслах и невоздержан на язык. Из-за этих-то братьев я и впадаю непрестанно в неподобающее моему званию раздражение, и гневаюсь на них, и бранюсь с ними, что, вне всяких сомнений, нехорошо и недостойно. Я не хочу более ни впадать в искушение сам, ни вводить в искушение моих братьев. Уж лучше я буду переносить тяготы уединённой жизни и через преодоление их очищаться душой и смиряться духом.

И настоятель благословил его и отпустил в леса, в старый, заброшенный скит, где с давних времён никто не жил. Брат Бертольд провёл там неделю, а по истечении её вернулся в обитель и, пав на колени, просил прощенья у всей братии и у отца настоятеля, и молил со слезами, чтобы его приняли обратно.

— Отчего ты решил вернуться, дорогой брат? – спрашивали у него монахи.

— Ах, братики мои, - ответил им брат Бертольд, - в первый же день моей отшельнической жизни я отправился за водой к лесному ручью. Но, пока наливал воду в кувшин, нечаянно задел его локтем, и вода выплеснулась мне на ноги. Я во второй раз его наполнил и взвалил к себе на плечо, но он оказался тяжёл, и я вновь пролил воду. Тогда я разозлился, поставил кувшин на землю, обозвал его площадными словами, а потом ударил по нему изо всех сил и расколотил на мелкие черепки. На другой день я взял метлу, чтобы прибраться у себя в хижине, но занозил себе ладонь и, обругав метлу всяческими словами, которые вы, братья мои, частенько от меня слышали, я переломил её с размаху о колено. На третий день я таким же образом поссорился с печью и разворотил её по камушку до самого основания И вот к концу недели в моём доме не осталось ни одной вещи, с которой я бы не поругался и не выместил бы на ней свою злобу. А ведь ни одна из этих вещей и слова мне поперёк не сказала, о чём я сейчас вспоминаю со скорбью и со стыдом. Тогда-то я и понял, братья мои, отчего мне так трудно было ужиться с вами в обители, и я прошу вас нижайше забыть все обиды, которые я вам причинил, и принять меня обратно.

И настоятель поднял брата Бертольда, и обнял его, и благословил на дальнейшее пребывание в монастыре. И брат Бертольд был счастлив, и вся братия радовалась его возвращению. А на следующий день брат Бертольд поругался с келарем, с двумя послушниками и со знатным паломником из Майнца, чему в обители нимало не удивились.