2008/05/07 дети
2008/05/07 дети
Вино для Бранитея
Воспользовавшись суетой и сутолокой, неизбежно возникающими при уходе гостей, Туська подбирается к столу, берёт бутылку вина, наливает, высунув от старания язык, полную рюмку и несёт её к себе в детскую. Не зная, что и думать, я следую за ней. Приоткрываю дверь и вижу, как она ставит рюмку перед гипсовой головой какого-то бородатого грека в шлеме и в аккуратных завитушках. Я немного знаю этого грека. Мне кажется, у меня в детстве тоже был такой грек – покрытый коричневой, кое-где облупившейся глазурью, кудрявый и героический. Оказывается, и у Туськи он есть. Как это я раньше не обращала внимания? - Чего это ты ему шкалик поставила? – любопытствую я, хотя мне немного неудобно из-за того, что я подглядывала.
— А что? – хмуровато спрашивает Туська, которой тоже неудобно – по своим причинам. – Тебе жалко, что ли? Пусть выпьет. А то у всех праздник, а у него…
— Ну, да, - виновато соглашаюсь я. – И вино как раз подходящее. Кипрское.
По лицу гипсового грека видно, что именно он думает об этом кипрском вине, но то ли из уважения к женщинам и детям, то ли из презрения к ним он воздерживается от того, чтобы это озвучить.
— Ага, - оттаивая, соглашается Туська. – Ему надо выпить, понимаешь? Он же потом пойдёт всех спасать…
— Тогда конечно, - вздыхаю я. – На трезвую голову это трудно… А кого ему надо спасать?
— Всех. Весь мир.
— Хм… Это что, Брюс Уиллис?
— Нет, - опять хмурится Туська. – Ты чего? Сама же видишь, он не лысый, а наоборот. Он – знаешь, кто? Сейчас… Я забыла. Я мультик про него смотрела, а потом на бумажке написала, как его зовут. Потому что имя – трудное. Вот, смотри.
Она разворачивает длинную, замурзанную полоску бумаги; на ней кривыми разнокалиберными буквами выведено: «Бранитей». Я в замешательстве. С одной стороны, надо бы поправить её, иначе так и запомнится, а с другой – не хочется сбивать и смущать её в её воодушевлении.
— Понимаешь, у них там была зима. Всё время была зима, без остановки. Зима и зима. А людям-то холодно! Они же все древние, они там в пещерах сидят и дрожат, все замороженные, голодные… А он тогда их пожалел и пришёл. И принёс им огонь…. прямо в руке, представляешь? Вот так вот, на ладошке. И развёл костёр. И всем стало тепло и хорошо. А там был у них такой царь, самый главный, даже главнее царя… Он был бог. Ну, не настоящий Бог, а такой… волшебник, в общем. Он сказал Бранитею: зачем ты взял огонь без спроса?
— Это он правильно. С огнём нельзя баловаться, тем более – без спроса.
— Ты чего? Он же не для игры взял, а для дела! И он же взрослый был, Бранитей! И очень храбрый. А этот царь взял тогда, огонь задул, а потом взял Бранитея и посадил на цепь.. на скале. И говорит: не носи им больше огонь, тогда я тебя отпущу. А Бранитей говорит: всё равно принесу. Тебе что, жалко, что ли? Вон у тебя сколько! Сам-то, вон, греешься, а другим не даёшь! И тогда царь этот взял, пустил молнию, и Бранитей провалился под землю, прямо со скалой. Представляешь, до самого центра земли, где сплошной жар, как в печке, и красное всё… Помнишь, мы в музее видели?... Вот. Провалился туда и погиб. А огонь, который он принёс, остался на земле. Потому что Бранитей – знаешь, что? Он же людям не просто огонь принёс, а ещё и спички! И научил, как их зажигать. Я тоже, между прочим, уже умею зажигать, только я не без спроса, конечно…
— Туська, это ещё не конец истории! На самом деле он не погиб! Хочешь, расскажу, как там дальше?
Туська терпеливо слушает мой рассказ, а потом вздыхает - Это хорошо, что так кончилось, - не очень уверенно говорит она. – Только… знаешь, в мультфильме всё-таки лучше. Мне так, как там, больше нравится.
Я вспоминаю времена собственного детства, когда у нас были настоящие, а не диснеевские, Геракл, Ясон, Тесей и Прометей. И благодаря им, настоящим, взаправдашним, мы знали, что не любая история непременно должна заканчиваться хэппи-эндом. Что можно победить чудовище, выбраться из лабиринта – и тут же, на пороге торжества, потерять любимую женщину и только что обретённого отца. Что можно преодолеть тысячу препятствий, приплыть на край света, добыть Золотое Руно – и закончить жизнь одиноким, всеми заброшенным стариком, мучимым какими-то такими жуткими воспоминаниями, о которой и рассказать-то нельзя... С малых лет нас, посмеиваясь, опекал Аристотель, и мы учились не бояться сострадания и сострадать страху, насколько могли. Но нынешние-то дети, выросшие на голливудской сахарной вате и убогой неуязвимости компьютерных убийц! Та же Туська… Ей-то зачем понадобилась гибель Прометея? Или она инстинктивно почувствовала, что настоящую, добротно сделанную трагедию не стоит разменивать на драму, даже ради сохранения жизни главному герою?
— Но что он воскреснул – это хорошо, - великодушно подводит итог Туська. – Раз уж воскреснул, пускай уж живёт.
И мне вдруг становится жалко, что в своё время никто не рассказал мне историю Спасителя как такую вот героическую сагу. В которой герой, вопреки их обычным геройским привычкам, не рубит всех в капусту, а исцеляет, вразумляет и согревает, принося людям огонь прямо в раскрытой ладони. И идёт на муку и смерть не во имя сопротивления, а во имя послушания – невиданное дело! И, как Прометей, спускается в раскалённое адское марево, откуда никто никогда не возвращался… И никто не ждёт его возвращения, и те, кто любил его, оплакивают его, как мёртвого, и маются в горе и растерянности, не очень заботясь о том, чтобы сохранить остатки принесённого им огня… А он всё-таки возвращается и говорит им: вот – Я... Господи, как жалко, что когда-то – тогда, когда это было нужно – мне не рассказали этой саги, не рассказали её ПРАВИЛЬНО, а вместо этого сразу стали пичкать манной кашей не очень понятных добродетелей и пугать унылой, пахнущей воском чернотой! Впрочем, бессмысленно жалеть о том, что не состоялось и, в конце концов, всё к лучшему в этом далеко не лучшем из миров.
— Как ты думаешь, - говорю я Туське, кивая на гипсового грека, - можно я допью из его рюмки то, что он не допил?
— Допивай! – разрешает она. – А я пойду, эклерку ещё одну съем.
Через минуту я слышу, как она кричит из гостиной:
— Ма-ам! Если ты мне эклерку не дашь – так и знай, я усну несчастной!