2007/04/29 Моя подруга

2007/04/29 Моя подруга

Моя подруга и католический священник

— Католичество, вообще-то, ведь очень мрачная религия, суровая… круче православия даже. Я раньше думала, что это фуфло, ничего подобного… что это мы только так думаем, «Тиля Уленшпигеля» в детстве начитавшись. Кстати, интересно, кто первый придумал, что эту книжку можно детям давать? Это же можно психику искалечить капитально, на всю жизнь, ни один психоаналитик потом не разгребёт… Но ладно, я же не об этом. Я – о религии. Правда, мрачно очень. Где-нибудь в Париже или в Вене это не так заметно. А вот в Праге, где всё сохранилось, как было, с давних времён, без всяких этих новомодных новшеств – вот там правда костёлы мрачные, без дураков. И снаружи, и внутри. Как зайдёшь куда-нибудь – там пусто, страшно, коричнево как-то.. сверху готика, на неё налеплено барокко, как ты и говорила… Мне как-то всегда казалось, что барокко – это что-то такое светлое и воздушное, как кремовый тортик с бантиком. Ага. Щас. Это такой, я тебе скажу, тортик, что если, допустим, таким тортиком в морду засветить, то мало не покажется. Ужас, до чего тяжеловесно и уродливо - по крайней мере, в тамошнем исполнении. И золото это, и глыбищи мраморные.. да что я тебе рассказываю? ты же сама всё видела! А святые, блин? Да если бы у святых были такие лица, рай можно было бы закрывать за ненадобностью – всё равно бы туда к ним ни один нормальный человек не сунулся! Это же официоз похуже рабочего с колхозницей.. те хоть бодрые ребята, ничего из себя не ломают, ручки не складывают и глаза под лоб не закатывают. А здесь – это вообще… особенно на Карловом мосту. Я сразу вспомнила, как у нас в школе, в вестибюле на стенке, портреты членов политбюро висели. Вот – один к одному, скажи, да? Ты же мне когда-то говорила, что у тебя твой религиозный идеализм впервые дал трещину именно в Старой Праге. Я тогда не понимала, что ты имеешь в виду, а теперь поняла. Какая там трещина! тут вообще любой идеализм в момент по швам расползётся и во Влтаву стечёт тоненькой струйкой… только его и видели. Кошмар, одним словом. И странно при этом, что этот кошмар именно в католических храмах. В гуситскую эту их церковь зайдёшь – там светло, покойно, люстры хрустальные висят-переливаются, и сам воздух как будто хрустальной. А в католической – как в пещере. Вроде и высокие своды, а всё равно давят. И темно, и неуютно.. бр-р-р. Мрачно, в общем. И душно. Как это у них называется – Душна улица? Я понимаю, что это значит «Улица Святого Духа», а всё равно как-то… И нищие на паперти сидят и лица прячут. Не знаешь, почему они лица прячут? Типа, неудобно милостыню просить? Уткнётся лицом в колени, а чашку для подаяния над головой держит. Жалко их так почему-то. Я им всегда подавала, когда мимо проходила.

Ну, вот. Пошла я один раз гулять одна. Суббота была, и уже вечер довольно поздний. А в Старой Праге, ты же знаешь, там же невозможно заблудиться, потому что отовсюду видны эти башни Марии Тыньской, в подсветке. Если даже забыл, куда идти, иди к Марии Тыньской, а уж оттуда не заблудишься. Я так и подумала. И пошла себе спокойненько гулять. А про чертей своих, натурально, забыла – что, конечно, было моей ошибкой, потому что они этого не любят. И вот они быстренько взяли, занавесили всё облаками, туманом и чёрт-те чем ещё, и как вдарят дождину.. я тебе передать не могу, что это была за дождина! Натурально, репетиция конца света. Я, само собой, заметалась, мокрая вся, как сто мышей… сверху потоки, снизу потоки, тьма египетская, ни одного нормального фонаря.. средневековье ж, блин! И никакой Марии Тыньской, конечно, не видать, и вообще ни фига не видать, и все магазины закрыты наглухо… суббота же. Рестораны, правда, открыты, но кто же меня пустит в ресторан в таком виде и без гроша в кармане? В общем, спасенья нет.. вообще никакой надежды, как на Титанике. Вдруг вижу – церковь. И дверь на заперта. Я – шасть туда. Службы нет, темно, душно, как в погребе, холодюка страшная, но хотя бы сухо. Я села на заднюю скамейку… а с меня же льёт, как с гуся.. целая лужища подо мной натекла здоровенная. Слышу – дверь сбоку стукнула, и из этой вашей подсобки, не помню, как она называется… в общем, выходит ксёндз. Или это в Польше ксёндз, а в Чехии кто-то другой? Короче, батюшка тамошний. Священник. Пожилой такой, маленький и сердитый. Подошёл ко мне, увидел, какую я грязь на полу развезла, заклокотал горлом, как петух, и что-то такое сердитое стал мне по-своему говорить. Вижу – недоволен. Мне, конечно, неудобно стало и всё такое… а с другой стороны, что я поделать-то могу? Я же тоже не виновата. Я говорю ему по-русски: извините, типа, я не нарочно, я сейчас того… ухожу, в общем. А он говорит: русская, да? Россия? И глаза у него загораются таким, знаешь, хищным и нехорошим огнём. Я, вообще, и раньше слышала, про то, что в Чехии повальная русофобия у местного населения, но как-то на себе не испытывала. Как-то мне везло до этого.. все ко мне очень доброжелательно относились. А тут я вижу у него на лице самую натуральную, неподдельную русофобию, первого сорта, без дураков. Я думаю: бли-ин, как всё неудачно-то получилось! И тихонечко, бочком, стала пробираться к выходу. А он – хвать меня за руку! Да сильно так… я даже чуть не заорала от неожиданности. Толкает меня обратно на скамейку. Сиди, говорит. И уходит обратно в свою подсобку.

А мне – чего делать? Я села и сижу. Сижу, как дура, вся мокрая насквозь, и не знаю, чем это всё кончится. Смотрю – он выходит. И тащит с собой таз, ведро с водой и тряпку. Классно, да? Я чего угодно ожидала, но не этого. Поставил передо мной тазик, ведро тоже рядышком пристроил и тряпку так, знаешь, с чувством на пол шваркнул, рядом с моей лужей. И смотри на меня. Рожа ехи-идная такая. Я думаю: ну, ладно. Сейчас я тебе покажу, что наши просто так, без боя, не сдаются. Беру эту тряпку, отжимаю и начинаю собирать воду с пола. А я, между прочим, когда уборщицей в аптеке работала, я там лучше всех убиралась… потому что это так только кажется, что это просто – грязь с пола убрать, - а на самом деле тут же, как и в любом ремесле, свои секреты. Опыт нужен и мастерство. Короче, я ему так пол вытерла за два захода, что всё кругом просто засияло, как картинка. Он на всё это посмотрел, посмотрел, потом говорит мне: руки! И показывает, что я должна их вытянуть. Я думаю: блин, псих какой-то, наручники, что ли, на меня будет надевать? Вытянула руки, а он показывает: не так, мол, а над тазом. Зачерпнул какой-то кружкой чистой воды из ведра и мне на руки полил. Потом опять говорит: сиди! И опять уходит в подсобку. Вышел, выволок оттуда чайник.. не электрический, а такой простецкий, эмалированный, с носиком… кружку притащил, пирожков каких-то… и велит мне всё это выпить и съесть. Я глотнула – мамочки! Не знаю, чего он туда намешал, в этот чай, но пробирало это до самых костей, не хуже коньяка… так сразу, знаешь, глаза на лоб, нёбо горит, дыхания нет, а внутри сплошное пекло. Очень сильная штука. Жалко, я не спросила, что это была за фигня. Но не чай, однозначно… отвар какой-то. И пирожки! Знаешь, венские пирожные хвалёные по сравнению с пражскими пирожками – это, оказалось, тьфу, промокашка с кремом! Главное, я потом искала в кондитерских такие пирожки. Но фиг. Может, это они специально при церкви где-то пекут? В общем, сожрала я это всё в один момент. Стала благодарить. А он мне опять говорит: сиди! И в третий раз ушёл. А я опять сижу, жду. Но уже зубами не клацаю. Он выходит, выносит мне громаднейший свитер, шерстяной, домашней вязки. Я не знаю, на кого это свитер вязали – на Гаргантюа? Ты даже представить себе не можешь, каких он был размеров! Я, когда в него влезла, он мне оказался до пят, я ничуть не преувеличиваю! Такой видок был.. можешь себе представить. И ещё он мне дал сапоги.. правда, слава Богу, маленькие, хоть и стоптанные… и зонтик ещё. Я говорю: не надо зонтик, дождик-то кончился. А он только кулаком мне погрозил… ну, я и спорить не стала. Так и пошла к себе в этих сапогах, с зонтиком и в свитере до пяток. Пока дошла – согрелась окончательно… свитер хороший оказался, просто как шуба, даже теплее. В гостинице ещё водочки хлопнула – и не заболела, представляешь!

Ну, вот. На следующий день – воскресенье. И у нас с Мариной билеты на какой-то обалденный джазовый концерт. Я ей говорю: знаешь, иди без меня, а? Она говорит: да ты что? Когда мы ещё на такой концерт попадём? Да ещё, типа, почти бесплатно? Я говорю: нет, знаешь, я не могу, у меня дела. Не обижайся. Но она, конечно, обиделась немножко… хотя потом ничего… Подцепила быстренько мужика какого-то и повела его вместо меня на концерт. А я забрала свитер, сапоги, зонтик и пошла искать ту самую церковь. Еле нашла, представляешь? Захожу – а там светло так, нежно всё как-то… хор поёт, как в ангельском саду… и статуи такие хорошие… грубоватые и простые какие-то, с такими лицами, знаешь… как бы угловатыми чуть-чуть и застенчивыми. И народу полным-полно, а всё равно тихо. И хорошо так – я тебе передать не могу! Я даже молилась. Нет, правда, честное слово… И пол такой чистый был.. я с такой гордостью на него смотрела – очень было приятно. А потом, после службы, стала искать того священника, но не нашла. Передала всё это какому-то другому священнику, незнакомому. Попробовала объяснить, что это и откуда, а он так только засмеялся, закивал, рукой махнул и всё забрал.

А того, первого священника, который меня пол заставил мыть, я всё-таки ещё один раз видела. И знаешь, где? Около могилы одного российского солдата. Там, в старом городе, может, ты видела? – могила такая, её экскурсоводы всегда показывают. Там наш солдат лежит, который, когда умирал от ран, просил, чтобы его похоронили прямо в городе. Чтобы он лежал там и слушал, как колокола звонят. И его так и похоронили, как он просил. Так вот – я видела этого священника у его могилы. Не знаю, что он там делал. Просто стоял рядом и молчал.