2006/11/22 О грустном

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2006/11/22 О грустном

Отчетливо помню тот синий, хрустящий зимний вечер. Папа не без усилия тянет меня по снегу на санках, мама идёт рядом, а я, закутанная до полной почти неподвижности, сижу, растопырив ноги, и держу в руке пластмассовую лопату, как венчальную свечу. Мы проезжаем мимо тихой дворовой помойки; вдруг папа замедляет ход и говорит маме:

— Смотри, буханку целую выкинули. Вон, лежит, рядом с баком. И, по-моему, свежая совсем, без плесени… Свинство, однако.

— Не говори, - соглашается мама. – Заелись все. Если б такое в нашем детстве, в войну… или сразу после, да? Вот бы мы налетели!

Я смотрю на пухлую, бледно-золотую буханку на подтаявшем снегу, на проходящих мимо безучастных прохожих и думаю: а вот при коммунизме на этой самой помойке будет лежать ананас. Свежий. Нетронутый. И никто не удивится. Потому что при коммунизме всего будет полно, даже ананасов.

Ананас я ела всего раз в жизни. Он был немилосердно пахуч и кисел, после него долго болели уголки губ и кончик языка. Но это было неважно. Всё равно ананас был чудом – даже не заморским, а райским, потусторонним, какие если и случаются в твоей жизни, то раз или два, не больше. И есть их надо, священнодействуя и медленно, по крошечным кусочкам, наслаждаясь их неземным их ароматом и жгучей, с трудом переносимой терпкостью. Но это сейчас. А при коммунизме ананасы будут как яблоки. Такой уж он, этот коммунизм.

Так у меня и остался на долгие годы этот образ коммунизма – свежий, истекающий соком ананас, выброшенный кем-то на помойку. И все идут мимо и не обращают внимания.

Года три или четыре назад я встретила на помойке ананас. И был он, судя по всему, довольно свежий. Рядом с ним сидели на корточках два бомжа, курили и не обращали на него внимания.

— Я всегда говорил, - говорил один бомж другому, - нельзя было Немцова пускать в правительство. Мальчишка ж совсем. Вот оно всё из-за этого и получилось.

— Это не от него, - возражал второй. – Это давно было предрешено. Ещё у Иоанна Златоуста про это написано.

— Чего написано? Про Немцова, што ль?

— И про него. Читать надо уметь. Не абы как, а с умом.