14 декабрь 2010 г. Ну, вот вам и сказка.

14 декабрь 2010 г. Ну, вот вам и сказка.

Разочаруетесь, поди.

Сперва заинтриговала, а потом рассказывает всякую чушь, как обычно.

Ну, кому интересно - вот вам мазурский вариант "Русалочки".

А вот ещё про клобуков что говорят – они хуже, чем домовые. Как привяжется к кому, так прямо беда. Замучает озорством своим поганым и пакостями. Вот – рассказывают, была такая Марьяна, рыбачка. Ну, вот он к ней и привязался, клобук-то. Чем она ему не угодила – один Бог знает, но только натерпелась она от него столько, что никому не пожелаешь. Вроде всё по мелочи, а всё одно досадно. То сети ей так перепутает, что она потом целый день сидит, их расплетает. То сделает дыру в перине; Марьяна как пойдёт её выбивать – Матерь Божья! пух, перо по всему берегу, как снег… Ну, что ты с ним будешь делать, с таким поганцем? Ничего ведь не сделаешь. Клобук – он ведь ни святой воды, ни молитвы не боится, ему всё как с гуся вода.

Ну, вот. Один раз этот самый клобук нарядился спорить с ветром. Говорит ветру: вон, мол, гляди, Марьяна-рыбачка полотенца на плетень повесила сушить. Давай-ка я сделаю из тростника кропило и буду их озёрной водой поливать. А ты их суши. Кто первый из сил выбьется, тот, значит, и проиграл спор. Ну, ветер согласился, конечно. А чего ему? Дунул раз, дунул два – вот они и сухие, полотенца-то…. Ну, ладно. Вот клобук, знай, бегает туда-сюда, кропило своё в озере мочит и на полотенца водой брызжет, а ветер – раз! – и в один момент их высушивает…. Притомился вконец клобук. Он же ведь маленький, лапки-то коротенькие – поди, побегай столько раз до озера и обратно… Упал под плетень и говорит: всё, мол, не могу больше. А ветер смеётся: что, говорит, вот ты и проспорил! А полотенца-то прежде были серые, а теперь висят белые, чистые, аж все сверкают. Вот клобук лежит и думает: вон, как я ловко придумал! Марьяна придёт, глянет и обрадуется – были полотенца грязные, а стали чистые, как серебро. А ветер на радостях, что его взяла, как пошёл дуть-плясать да на дудках играть. Взбаламутил, как есть, всё озеро. А Марьяна рыбачка как раз в то время на озере-то и была. Поднялась волна, перевернула Марьянину лодку, Марьяна и упала в воду. Она бы, может и выбралась, плавала-то она хорошо, - да тут её кто-то хвать сзади за шею! И утащил с собой на дно. Русалки, ясное дело, кому ж ещё.

Как увидел клобук, что вышло из его затеи – заплакал горько. И пошёл к ветру на поклон. Ветер увидал его, смеётся. Что, говорит, ещё угодно твоей клобуковской милости? А клобук ему в ножки кланяется и говорит: что ж ты, господин мой, ветер, наделал? Утопил мою Марьяну! Как я теперь без неё?.. Ветер ему: ну, что ж, утопил – ничего не сделаешь, назад не воротишь. А клобук ему: дай мне, говорит, одну твою дудку. А дальше уж моя забота.

Ну, ладно. Дал ему ветер свою дудку. А чего ему? У него их много, не жалко. Пошёл клобук на озеро, сел на берег и давай играть. Да так хорошо играл, так жалостно, что все русалки, как есть, разрыдались-расплакались, аж всю воду в озере насквозь просолили. Вот вылезает из озера ихняя королева и говорит: что ж ты творишь, клобучина? Смотри, как всех моих девок расстроил! Прекращай играть сей же час! А клобук ей: буду, говорит, играть, пока вы все на слезу не изойдёте и не растаете. А не хотите – так подавайте мне мою Марьяну-рыбачку обратно. Ну, русалке что делать? Ладно, говорит, твоя взяла. Отпущу её обратно. Только ты уж больше не ходи сюда со своей дудкой, не рви нам душу, нам и без того тошно. Вон оно как.

Ну, вытащили они, значит, Марьяну на берег, а сами уплыли обратно на дно. А Марьяна, она и прежде была девка красивая, ладная. А как у русалок побывала, так и вовсе стала такой красоты, что глаз не оторвать. Вот она, значит, лежит на берегу, ни живая, ни мёртвая. А мимо едет паныч-королевич. С охоты, стало быть, или с какой другой надобности. Смотрит – лежит на берегу девка красоты невиданной. Лежит – и то ли дышит, то ли нет, не поймёшь. Ну, королевич тот, конечно, быстренько с коня слез, над Марьяной, значит, наклонился, щёки ей потёр… То они были белые, как ледяные, а то стали румяные – кровь, значит, к ним прихлынула, она глаза-то и открыла. Вы ли, говорит, ваша милость, мой спаситель? Он, конечно, ей говорит: я твой спаситель, я тебя из озера вытащил, а то бы ты так на дно и ушла… А клобук-то в кустах сидит, ушами шевелит и плачет. То ли с радости, то ли с досады… Вот паныч взял Марьяну, посадил её впереди себя на коня и поехал к себе, значит, во дворец. Марьяна-то рада-радёшенька. Ну, оно и понятно. А клобук сидит в кустах да всё плачет.. Но что уж плакать? Слезами-то не поможешь. Утёр слёзы и пошёл назад, к себе в лес.

Правда, он за Марьяниной хатой-то следил. А как же? Воров по ночам пугал. Прибирался, подправлял там кой-чего, чтобы не подгнило, не перекосилось. А как же? Мало ли что! Вот как-то раз сидит он у озера, в шерсти своей копается. Они ведь шерстяные, клобуки-то, как всё равно собаки… Ну, вот. И вдруг видит – бежит его Марьяна. Сама бледная, простоволосая… Куда только вся красота девалась? Прибежала к озеру, встала на берегу, перекрестилась и – бултых в воду. Прямо, как есть, так и прыгнула. Топиться, значит, надумала, понятное дело. Он ведь, паныч-то тот, думаете, на ней женился? Какое там! Нет, сперва, вроде, хотел. А потом раздумался. Что это он, королевич, будет жениться на простой рыбачке? Где это оно такое видано? Ну, ей-то он всякого-разного наплёл, понятное дело… А потом, как натешился, так и прогнал со двора. Вон, значит, какие дела. А она-то уж к тому времени тяжёлая была… Вот и надумала вгорячах топиться. Но только ничего у ней не вышло. Не успела она в озеро прыгнуть, как – глядь – её уж оттуда русалки тащат. Нет, говорят, ну её к лешему, эту Марьяну. Опять этот распроклятый клобук явится со своей дудкой нам сердце надрывать… Нет уж. Бог с ней совсем.

Ну, Марьяна-то полежала на берегу, опомнилась маленько и подумала, что видно не суждено ей теперь помирать. Не пришло, значит, её время. Ну, что ж делать? Вернулась к себе в хату и стала жить, как прежде жила. Сыночка родила. Хорошенький такой мальчик – глаз не оторвать. А клобук, думаете, от них отстал? Ничуть не бывало. Как озоровал прежде, так и теперь - да хуже даже! И пряжу ей путал, и сети, и в крынках делал трещины, чтобы молоко утекало. Одно слово – пакостный бес.

Вот как-то раз он ей напутал сети. Она сидит на берегу, разбирает их, а сама плачет с досады. А тут мимо идёт мельников сын. Говорит: не плачь, давай подсоблю. Сел рядом и начал ей помогать сети разбирать. А сам так сбоку на неё поглядывает – эх, хороша девка, даром, что порченая. Ну, и она на него глядит, понятное дело… Так у них с той поры и пошло. Как он, бывало, идёт на мельницу, так обязательно к ней по пути заворачивает. То сети поможет разобрать, то лодку просмолить, то ещё чего… Ну, в конце концов и женился. Не посмотрел, что она уже с дитём. Хороший мужик оказался. Любил её очень. Вроде, и надо бы когда поучить, а он - нет. Не бил её, ни в какую. И пасынка не обижал, даже когда пьяный напивался. Он, пьяный-то, бы не злой, а весёлый. Иной раз и захочет, бывало, разозлиться, а клобук, пакостное лихо, тут как тут. Заиграет ему в уши на дудке, только не грустную песню, а весёлую – ну, он и пускается в пляс. А соседям-то клобукова дудка не слышна. Смотрят и дивятся: чегой-то Марьянкин Михалек загулял средь бела дня. А Марьяна им говорит: ничего, он у меня такой. А сама смеётся, заливается. И он тоже на неё глядит и смеётся. Ах ты, говорит, моя ненаглядная! Так и прожили вместе век душа в душу. Вон оно как бывает..