2007/07/14 дети

2007/07/14 дети

О природе страха

— Туська, а чего ты боишься больше всего на свете?

—Ну-у-у… Я много чего боюсь больше всего на свете. Зубы сверлить. Кошек царапучих. Нецарапучих я не боюсь, только ведь сразу не узнаешь, царапучая она или нет. Знаешь, а они ведь не только царапаются, они же кусаются ещё! Ты думаешь, только собаки кусаются? – нет, и кошки тоже! Чего ещё боюсь? А! Ну, дяденек пьяных на улице. Дедушку из Владивостока боюсь. Потом – что вырвет на каруселях, боюсь. Что воры залезут и всех убьют из пистолета… или ножиком. Солдатов боюсь. Потому что они тоже могут застрелить, если это не наши солдаты, а чужие. Бульонку боюсь. Хотя нет, Бульонку я раньше боялась, когда маленькая…. А теперь уже не боюсь. Уколы боюсь под лопатку. Потом – дяденьку Репина боюсь. Серафима боюсь ещё…

Источник многих из её страхов мне известен. Добрейший Дедушка Из Владивостока пугает её своей неимоверной седой бородищей. «Бульонка» - это их местный, семейный домовой, выросший из безмерного отвращения Туськи к бульонам, которыми её вечно пичкают. Дяденьку Репина она боится вполне обосновано – во время её первого в жизни посещения Третьяковки родители неосторожно обратили её внимание на Ивана Грозного, только что порешившего сына Ивана. А Серафима она боится после того, как услышала по радио стихотворение Пушкина: с того дня она твёрдо уверена, что Шестикрылый Серафим – это жуткое чудище, вырывающее у встречных языки и сердца.

— Надо же, и вправду, много всего…

— А я тебе что говорю? У меня этих всех страхов в голове, может, больше, чем у селёдки!

— А почему – у селёдки? Она что, самая трусливая?

Туська пожимает плечами и принимается ковырять болячку на коленке. Это означает, что вопрос мой неуместен и даже слегка бестактен.

— Ну, хорошо. А почему страхи – в голове? Разве они не в душе?

Задумывается.

— Нет. В душе я, может, даже и не боюсь ничего. А в голове – очень боюсь!