2007/08/25 Немного о вчерашней жаре

2007/08/25 Немного о вчерашней жаре

Уходя из дома, я поставила квартиру на охрану.

— Пароль – «Донецк», - сообщил сонный пультовой голос.

Донецк, сказала я себе. Как бы запомнить? Донецк. Там добывают уголь. И там тоже жарко. Хотя очень может быть, что как раз сейчас там очень даже прохладно. Дует ветер и идёт серебряный дождь в мелкую косую клетку. И зеленеет налитая влагой трава. Господи, как же там хорошо.

Проталкиваясь через знойный воздух, я шла по улице и думала о том, что вечром мне придётся идти на день рожденья к Леночке-Акунистке. Эта мысль не наполняла меня воодушевлением. Не потому, что я не люблю Леночку – я очень её люблю. Но всё дело в том, что её муж, Мишенька, умеет простужаться в любую погоду, страшно боится сквозняков, и оттого в их квартире никогда не расклеивают окна. Так они и остаются круглый год, глухо запертые, законопаченные поролоном и задёрнутые шторами. Правда, в гостиной, в одном из дальних окон есть крохотная, застенчивая форточка. Но какой ветер может протиснуться в такую форточку? Только самый худенький, беспомощный и недужный, которого даже Мишенька не боится.

Их так и зовут с институтских времён – Леночка и Мишенька. В этом нет ни капли сюсюканья или умилительности, как нет ни капли инфантилизма в их неизменной добросердечной ребячливости. Просто им так идёт.

В дорогой букинистической лавке я купила для Леночки «Повесть о Гэндзи». Хотела ещё купить старинную открытку с кем-нибудь, похожим на Фандорина, но не нашла ничего подходящего и купила открытку с Эролом Флинном в роли капитана Блада. Это ничего, это тоже подойдёт. Капитан Блад – первое серьёзное увлечение Леночки, а первая любовь, как известно, не ржавеет. Я подозреваю, что Фандорин для неё – реинкарнация капитана Блада: такой же голубоглазый брюнет без страха и упрёка, удачливый и неустрашимый снаружи, но трепетный и закомплексованный внутри, бесцеремонный и нагловатый по отношению к начальству, невообразимо галантный и серьёзный по отношению к дамам, к тому же фат, позёр, любитель хорошо одеться и пустить пыль в глаза. Поэтому я осталась довольна выбором; завернула капитана Блада в тоненькую рисовую бумажку, вложила его между страниц первого тома «Повести о Гэндзи» и подумала о том, что ещё надо бы купить Леночке духи.

В парфюмерном магазине колыхались зной и красноватый, пугающий полумрак. Я выбрала для Леночки духи «Кузнецкий мост». Полагаю, что её больше бы обрадовали духи «Хитровский рынок», но таких в магазине не отказалось – продавщица сказала, что ещё два дня назад раскупили последнюю партию. Кроме меня, в магазине почти не было покупателей. Полноватая дама в тельняшке сосредоточенно обнюхивала каждый флакон, вздыхала, морщилась, крякала, как от опрокинутой разом стопки, и мотала головой. Её маленькая дочка подпрыгивала рядом и тоже тянулась к полкам с флаконами.

— Мам! А тут написано: духи «Морская св.» Это что? «Морская свинья», да?

— Лида, помолчи хоть полчасика, а? – стонала дама в тельняшке, обмахиваясь сумочкой.

— Полча-асика? – изумлялась девочка. – Так долго? Ничего себе! Сама вот попробуй… Ой, а это что? Духи «Атас». Смотри, мам!

— Какой ещё «Атас»? Наверное, «Атос»? Ну-ка? Нет, гляди-ка, правда – «Atas». Атас какой-то, честное слово!

Она ещё возмущалась, а я уже представляла себе серию мужской туалетной воды «Три мушкетёра». «Атос» в стройном, чуть холодноватом на ощупь флаконе, пахнущий безупречностью, благородством и чуть подкисшим дорогим вином, пролитым на скатерть. «Портос», пахнущий всеми пряностями на свете, розовым маслом, тоже вином, но сортом пониже, и жареной курицей а-ля-Кокнар. «Арамис» с запахом ладана, лаванды и ещё чего-то тонкого и томительно-порочного. И, наконец, самая крутая туалетная вода, «Д’Артаньян», пахнущая конским потом, кожаной перевязью, ля-рошельским порохом и ещё чем-то мужественным, спонтанным и хулиганским. А среди них – флакончик женских духов «Миледи», пахнущий остро, противно и соблазнительно.. Я ещё потопталась возле полок, повздыхала, потом решительным усилием воли преодолела себя и пошла к Леночке.

Из Леночкиной квартиры на меня пахнуло влажной книжной пылью и тропиками – так, что я непроизвольно отступила назад и чуть было не ретировалась. С книжной полки на меня тоскливо посмотрел бюст Вольтера. У него не было рук, и потому он не мог ни обмахнуться лежащим рядом веером, ни утереть пот со лба. Я осторожно промокнула ему лысину носовым платком и заглянула в комнату. На столе стояли подёрнутые дымкой синие бутылки и лежал толстый, разгорячённый арбуз.

.. Домой я вернулась довольно поздно. Набирая номер охранной сигнализации, я вспомнила, что не помню пароля. Какое-то хорошее, неправдоподобно хорошее место. Где добывают уголь, идёт дождь в мелкую косую клетку и зеленеет налитая влагой трава.

— Пароль? – раздражённо переспросила меня девушка на том конце провода.

— Э..э… Уэльс, - обречённо сказала я. – Кардифф.

— Mae’r holl wlad yn aros am gwlaw, - ответила девушка.

«Мамочки! – испугалась я. – Как ей объяснить, что я не говорю по-валлийски?»

Но она уже повесила трубку.