НОЯБРЬ 2008

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

НОЯБРЬ 2008

1.11.08. 9–20

Только хотел начать с фразы о том, что опять с утра отключили свет – как его сей момент вдруг дали. А до этого: все спят, кое–кто бегает кипятить кружки на костре на улице; а мне, поскольку я это не умею и не люблю, пришлось завтракать без чая...

Без света, вообще–то, конечно, уютнее, и если бы не было только его, но была бы вода работали бы розетки, – было бы еще ничего. Правда, и читать в темноте нельзя, а чтения у меня сейчас лежит – вагон...

Ночью эти подонки, захватившие соседний проходняк, уже включают не только свет, но и музыку. Не то чтоб сильно мешало спать, – но в тишине и полной темноте это, конечно, проще. Лампочку пока, к моему удивлению, по утрам вкручивают обратно в люстру без напоминаний, но надолго таких людей (?) не хватит.

Анекдот последних секунд: вот сейчас, пока писал про лампочку, позвонили завхозу, – из штаба, видимо, – и потребовали, чтобы он забрал у меня то письмо к администрации, которое прилагалось к вчерашней ФЕОРовской посылке. Я отдал, конечно. Сперва отдали его по недосмотру мне, затем требуют назад... :)

Характерный эпизод был вчера, но я забыл упомянуть. Вышел из больницы “обиженный” Юра, лежавший там с диагнозом “ноги гниют”, очень здесь распространенным. Но не успел бедолага Юра прийти в барак – как его опять начали бить. Било его одно блатное животное, – конченная мразь и нечисть, ничего не имеющая за душой, кроме безмерной наглости и хамства, и распоряжающаяся поэтому чуть ли не жизнью и смертью всего барака, особенно кто попроще, не блатных. Под лозунгом: “Помни, кто ты есть!” – выкрикнутым в самом начале, этот выродок нанес ему несколько ударов. За что же? Оказалось, за то, что Юра по дороге в барак помог кому–то (видимо, “поднявшемуся” к нам вчера новичку, – иначе откуда бы это стало известно?) донести ему баул...

Наружная дверь барака между тем, несмотря на приближающуюся зиму, так и стоит во дворе. Летом ее клали на скамейку и забор и на ней загорали, подстелив одеяло. А торчит она во дворе, сорванная с петель, кажись, с апреля. В бараке же осталась одна хлипкая дверь из холодного “тамбура” в “фойе”, не закрывающаяся плотно.

17–40

100 рублей – этим тварям на колбасу, которая стоила 83 – все–таки пришлось отдать. Хорошо, что баланс за прошлый месяц пока это позволяет – из 3–х тысяч удалось сэкономить больше тысячи, как я и ставил себе целью.

Но они “путаются в показаниях”. Днем, опять перед обедом, подошло другое блатное чмо, давно уже ничего с меня не вымогавшее. Говорит: “Купи майонезе и кетчупа в БУР!” (или оно сказало: “в изолятор”? Увы, точно уже не помню). Т.е., уже не “на крест”, как вчера, как вчера, а куда–то еще... Я молчу, не спорю, не пытаюсь разоблачать, т.к. прямых доказательств не имею (не вижу ведь, как и что они жрут–пьют), – и потому молчаливо считается, что я как бы верю их сказкам про БУР, изолятор, “крест” и т.д.

Жизнь среди мрази, нечисти, падали, отребья, быдла, швали и слизи. Среди воров, грабителей, “разводил”, наркоманов и пр. Сплошное омерзение, – единственная реакция на всю эту публику. Всю без исключения. Даже если и попадают сюда чуть–чуть поприличнее, – они очень быстро деградируют, опускаются до общего мразотного уровня. Что зэки, что “мусора”, кстати, – как доказывает эволюция за несколько месяцев новой приемщицы передач...

Что–то слишком теплые стоят дни, – а ведь это уже предзимье, не только здесь, но даже уже и в Москве. С утра, еще до подъема, каждое утро я выхожу – посмотреть, “проверить погоду”, – ни снега, ни мороза, до сих пор относительно тепло, только ветер холодный. Но что–то сегодня вдруг начало у меня все болеть и ныть, – и сломанная нога, и спина, и еще какие–то мышцы и суставы, преимущественно тоже в ногах. Обычно не болит так уж заметно, а тут... Сразу подумалось: скорее всего, это к перемене погоды. Посмотрим, не будет ли завтра уже снега. В отличие от большинства (и тут, и в стране, в средней полосе ее, по крайней мере), я этого совсем не хочу, одна эта мысль вызывает у меня отвращение и тоску...

2.11.08. 9–10

Утро началось вроде бы неплохо. Зарядки нет – воскресенье. “Мусора” с утра вообще (!) не ходили по баракам, – судя по отсутствию криков стремщиков. Лампочка в люстре была вкручена, но не до конца и не горела, – этакий приятный полумрак. Я вкрутил ее, лишь собираясь на завтрак. Выходил во двор перед подъемом – дождя не было, а потом он вдруг полил, – довольно сильный, судя по лужам. Но к выходу на завтрак как раз кончился. Правда, яйцо в столовке уже не дали, – хватит баловать яйцами 2 дня подряд, яйцо было вчера! Но зато есть свет, и я позавтракал нормально, с чаем, а не всухомятку, как вчера.

Вроде бы все хорошо, да? Но расслабляться нельзя, само пребывание здесь не сулит уже ничего хорошего ни в какой момент, ни днем, ни ночью. Так спокойно начавшийся день вполне еще может кончиться ужасно, трагически... Пока что меня больше всего беспокоит, что не звонит мать. Скорее всего, конечно, “труба” стоит на зарядке и выключена, так было уже много раз. Но все равно, – непроизвольно, подсознательно, как и все последнее время, я начина волноваться за нее: как она там одна, все ли в порядке? Тем более, с этими участившимися сердечными приступами по вечерам...

9–37

Только успел дописать – позвали! Мать дозвонилась–таки. Все с ней было вчера в порядке. Вот теперь – спокойствие на душе и ощущение легкости как минимум до ужина (после которого она должна звонить опять).

22–00

Весь день лил дождь, мелкий и противный, а к вечеру пошел снег. Первый снег в этом году. Ясно видно, как он летит сквозь свет фонарей на запретке, ложится на все доски, крыши, колючку и сплетения проволоки на той же запретке. Зима... Никакой радости от наступления зимы я не испытывал никогда, а уж тут – и подавно. На душе – усталость, тоска и какое–то отупение...

Мать дозвонилась вечером. Все нормально. Плохо ей вчера не было. Отрядник не приходил, как обычно по воскресеньям. Может, все же ушел наконец в отпуск.

В общем, вроде бы все нормально. Пока... :) Только вот поясница сильно болит.

3.11.08. 3–52

Ночь. Спать бы... Но сна нет и в помине. До 2–х часов еще поспал как–то, несмотря на свет из соседнего проходняка. Но проснулся – и всё! Оказалось, там собралась чуть не половина всей этой блатной кодлы, горит свет, играет вовсю музыка, а эти твари обсуждают свои блатные и наркоманские дела. Сперва – кто, кому и почему не дал телефон позвонить, когда было нужно. Потом – что одного из захватчиков проходняка не встретили как следует из ШИЗО, потому что он донес “положенцу” на двух самых тут блатных, что они “обжаханные”, а это тут “положенцем” строго запрещено. Сейчас уже часть их разошлась, остальные сидят и под музыку ведут какой–то общий пустой разговор, смеются и т.д. Свет горит. Музыка играет временами вовсю, временами потише. Они свято уверены, что если им хочется ночью обсуждать свои дела и слушать музыку, то никакие соображения о спящих вокруг других людях не могут им помешать, – да что там, просто в голову не приходят! Наглецы, циники, подонки, мрази, твари, ублюдки, наглое, растленное уголовное отребье, недостойное жить на земле! Своими руками перестрелял б вас всех, выродки! Вот они, по–настоящему экстремальные условия тюрем и лагерей: сна здесь нет! Когда ночь за ночью такие вот выродки не будут давать нормально спать – силы быстро кончаются, и ничего не сделаешь... В тюрьме хоть днем спать не запрещали, но я не мог никак; а здесь – придет отрядник и запишет... Сволота проклятая, твари, чтоб вам околеть! Ненавижу! Уже 5–й час утра, в 5–45 – подъем; уже я и проголодался, т.к. ночь после ужина надо спать, а не слушать крики этих выродков и музыку. Вот сейчас они во весь голос спорят об истории чувашей (один из подонков в проходняке – чуваш), о Чингиз–хане, и т.д. Им плевать, что их слышно на полсекции, если не на всю, и что они мешают спать людям. А Пономарев, Ихлов, Е.С., Налетов и пр. еще и “права” этих тварей защищают, фонд специальный создали, журнальчик издают, дебилы... Все, пропала ночь, осталась бессонной, теперь и день весь насмарку... Хоть бы обход, разбежались б эти твари по своим шконкам и свет потушили хоть на время...

6–37

Пылающее море ненависти... Долгая жизнь в России во взрослом состоянии вызывает только одно желание: уничтожить ее вместе со всем населением.

4.11.08. 9–15

В эту ночь они не колобродили и я спал до 4–х утра! Просто поразительно... Эти сволочи (соседи) дрыхли после бурной ночи весь вчерашний день, и я думал, что ночью опять начнется. Нет! Даже лампочку из люстры не выкручивали. Но даже подумать страшно, что будет предстоящей ночью...

Мать дозвонилась вчера и сегодня. Никаких приятных новостей: ученик ее единственный сказал, что придет только в декабре (когда вернется из какой–то 25–дневной командировки, начинающейся 10 ноября). Так что денег нет совсем. Разве только то, что Тарасову еще удастся вытрясти из этой скотины Кантора, из украденной им тогда, 1 ноября 2006 г., у моей матери 1000$. Тварь такая!.. Нет, такое я не прощу никогда, – не только кражу, разумеется, но в 1–ю очередь отступничество. Предательство.

А доллар между тем, мать говорила, растет. Был по 26 руб., уже по 27. Рано хоронили Америку, да и доллар тоже, все эти записные “патриоты”, вся эта сволочь от Проханова до Путина...

Единственной моей здесь отрадой, единственным источником положительных эмоций является кошка Маша, уже не раз упоминавшаяся. Манька. Муся, как называл ее живший еще в нашем проходняке Юра. Солнышко мое. Прелесть моя ушастая, теплая, с большими зелеными глазищами. Прижилась у меня на шконке в начале года – и стала мне уже как родная. Приходит со своих прогулок и садится прямо возле своей баночки: корми, мол, меня! А бывает, когда я лежу, она забирается прямо на меня, проходит по ноге, ложится где–то в районе живота (а я стараюсь, чтобы она дошла до груди), закрывает глаза, а я ее глажу, чешу за ушами и по бокам головы, она ловит кайф от этого... Прелесть, в общем. Единственное здесь дорогое и близкое мне существо. За нее одну я отдал бы этих двуногих тварей, окружающих меня, – как минимум весь этот барак, если не всю зону. Чем больше узнаешь людей, тем больше начинаешь любить кошек, все верно.

Крикнули, что наш отрядник на “продоле”, сука! Когда же эта тварь наконец уберется в отпуск?!.

5.11.08. 9–11

Ночью выпал снег, покрыл двор, крыши и все вокруг, но сейчас уже почти весь стаял, – температура плюсовая. Сыро, промозгло, противно, холодно... Так постепенно, не сразу, ложится зима. Зима 2008–2009 годов...

Хорошо еще, что “мусора” ни вчера (“праздник”, зарядки не было), ни сегодня не ходили вообще с подъемом или не доходили до нас. Эти утренние выскакивания на зарядку зимой, на мороз, – губительны для здоровья. Одеться не успеваешь, да и все время кажется, что в 2–х “тепляках” я не замерзну, а потом – простуда, кашель, температура и пр. Пережить бы эту зиму...

Сегодня 20 лет со дня смерти бабушки. Мать, конечно, поедет на кладбище, а я – здесь... Я бы тоже поехал. Еще один повод задуматься о тщете и бренности человеческой жизни. Прошло 20 лет со дня смерти, – и кто ее сейчас на свете помнит, кроме нас с матерью? Ну, м.б., еще человек 10–15 – родни и сослуживцев прежних, кто еще жив... Живешь, суетишься, решаешь насущнейшие вопросы, зарабатываешь на хлеб детям, а вот прошло 20 лет после смерти – и пустота...

Зато определилось :) мое тогдашнее, неведомое и таинственное будущее. Тогда мы с матерью все мучились, не знали, как будем жить без бабушки. Теперь знаем, как, что с нами дальше было, все эти 20 лет; как полезно порой бывает оглянуться назад...

А здесь самое страшное, – это жизнь среди мрази, среди нечисти, среди подонков, которым абсолютно на тебя наплевать, – они непринужденно хамят тебе, не церемонясь и не извиняясь (уж конечно!). Даже не то что специально, осознанно хамят, а вот, просто, – лучший пример как раз с ночным сном этим. Тебе надо спать, ночь – единственное время, когда это возможно (днем тебе из–за расшатанных нервов и бессонницы низа что не уснуть, да и ночью – с трудом. Сейчас, слава богу, засыпать я стал полегче.). А этим тварям, – им просто наплевать на тебя, они о тебе даже не думают, в упор не замечают. Им вот надо всю ночь жечь свет, врубать музыку и гомонить самим, – и они будут, ничтоже сумняшеся, а ты из–за них всю ночь не сможешь спать, и сделать ничего тут нельзя, и угомонить их ты никак не сможешь, потому что ты один, а их – целая кодла, и ты заранее точно знаешь, что любые твои попытки урезонить будут ими встречены глумливыми “шутками”, хохотом и матом (которым они, конечно, не ругаются, а разговаривают). Да еще – сентенциями на все случаи жизни, типа универсального: “В тюрьме сидим!”. И я не говорю только про этих вот подонков в соседнем проходняке, – нет, они тут все такие, да и не только тут. В тюрьме, в Москве, они точно так же не давали спать своим телевизором, – до утра его на полную громкость смотрели, а утром ложились спать... Хорошо еще, что телевизор здесь стоит в отдельном помещении, хоть его тут не слышно.

Чтобы как–то отгородиться от всей этой жути, остается только читать, занимать мозги чем–то серьезным и более приемлемым, чем здешние нравы. Прессу – “The New Times” и “Новую газету” – я читал дня 4 после свиданки, когда ее привезли. Теперь вот – Поппера, “Открытое общество и его враги”, книгу, которую много лет хотел прочесть на воле, но не мог добраться. Ницше, Фрейд, Маркузе, Стругацкие – лежат и ждут, и за оставшиеся до длительной свиданки 22 дня мне их, конечно же, не прочесть (а то мог бы отдать матери, чтобы она увезла, а то тут хранить абсолютно негде). А дома еще лежат Кафка, Махно, Корчинский, Литвиненко, Бакунин... Читать есть что, – вот если б еще условия тут были понормальнее, не отвлекала бы постоянная музыка, суета, разговоры, да еще свет был бы нормальный, особенно по вечерам...

16–05

Только успел дописать утром – погнали всех на взвешивание. Вес мой, оказалось, 106 кг – практически вернулся к тому, что был до ареста, даже на 2 кг. больше. Другой вопрос, насколько можно доверять точности этих здешних данных, если рост мой (тоже измеряли) оказался вместо обычных 175 см вдруг 176!

Перед обедом, как обычно, одолели блатные твари насчет ларька (сегодня среда). Видят, что что–то есть, что хожу в ларек регулярно, – и пристроились доить, выродки... В результате просимых (вымогаемых со страшной силой) чаю и конфет “на общее” пришлось купить этим тварям на 50 рублей. Сволота! Ворье, грабители, разводилы, бандиты и наркоши, первобытно уверенные, что раз им надо, а у меня есть, – то я должен им покупать конфеты, чай на их вонючий чифир и пр. И как раз сейчас, что самое неприятное, вымогают, – когда доходы у матери упали до нуля...

На улице весь день дождь, то слабее, то сильнее. Зима пока еще не настала. Тоска, мрак и пустота... 865 дней еще осталось прожить в этом животном мире, среди этой нечисти и ворья. Такая тоска, что и стихи уже не пишутся...

6.11.08. 17–40

Зима, видимо, будет и впрямь ужасная. Вечером и утром уже мороз. Днем сегодня выпавший снег стаял. Сейчас ходили на ужин – мороза вроде еще нет, но жуткий, пронизывающий ветер. Вот когда оценишь двойную телогрейку, в которую еще весной бывший “ночной” вшил синтепон от 2–й “телаги”. Она пока что непроницаема для ветра, но спереди задувает в щель между ее... полами? Бортами? Не знаю, как это назвать. Короче, то, что застегивается на пуговицы. Воротник там большой, можно спрятать пол–лица, – и это счастье. А вот в бараке – одно сплошное горе: единственная хлипкая дверь, постоянно открываемая настежь любителями проветриваний (они живут в глубине секции, им не дует...). Приспособить какой–либо механизм для закрывания двери в большую секцию жильцы крайнего к ней проходняка пытались уже не раз: одна (слабенькая) резинка перестала работать, 2–я (сильная) – лопнула. Вчера вечером приделали металлическую тяжелую гирю на пропущенной через блок веревке, чтобы под ее весом дверь закрывалась. Все работало отлично, но сейчас, придя с ужина, смотрю: эта веревка, уже без гири, валяется оторванная в коридоре. Видимо, оторвал сука отрядник, который опять здесь сидит, приперся еще до ужина.

Вчера вечером дозвонилась Е.С., сказала, что накануне ей звонила моя Ленка, спрашивала, как у меня дела, как мне позвонить, собиралась написать письмо... Да, пора бы, – последнее ее письмо было полгода назад, в мае. Я, признаться, часто думаю о ней, вспоминаю, – но с июня чувство при этих воспоминаниях такое, что этих отношений больше нет, все кончено, все осталось в прошлом, и лучше уж не травить душу, не вспоминать. Теоретически она еще могла бы вернуть все назад, сделать так, чтобы я простил ее и все забыл... Но в письме – едва ли. содержательную ценность ее писем я уже знаю... Это только лично, в повседневном общении, как у нас было раньше. “Годвин–брак” – вычитал я тут в “Российской газете” название того, что у нас с ней де–факто было. А я сам, – что я–то смогу утешительного сообщить ей, если даже она напишет или (вообще фантастика!) позвонит? Что ждать меня придется минимум до марта 2011 г., раньше и думать нечего? Что в УДО опять отказали (впрочем, это она уже знает от Е.С.)? И как объяснить все перипетии и весь смысл этих вот странных, необъяснимых зигзагов собственной жизни человеку хоть и любящему, но бесконечно далекому от всего этого, от всяких поисков смысла и предназначения, даже не задающему себе никогда этого глобального вопроса: зачем он живет?..

7.11.08. 11–14

Похоже, я стал понимать, почему они так активно вымогают свои “чай и конфеты” по средам в ларьке, и явно меньше (а порой и вообще ничего) в пятницу. Видимо, им чай нужен, чтобы в пятницу, после утренней бани, куда ходит только часть барака (точнее, уже после проверки, но до пятничного похода в ларек) “заварить” себе пойло (чифир) для всего барака, как они обычно делают. Это у них типа традиция такая – пить коллективно чифир после бани (и плевать, что между баней и чифиром была уже проверка, т.е. прошло довольно много времени, да и в баню утром ходят не все). Ну, и карамельки они раздают на этом своем “ритуале” – типа, закусывать чифир. Т.е., я, который чифир вообще не пью, на эти сборища не хожу (хорошо еще, что хоть на них пока что не загоняют принудительно), должен для всей этой мрази, нечисти и быдла, блатного и неблатного, оплачивать это их быдляцкое угощение...

124–я баня прошла, 123 их осталось. Ходил и в баню, и обратно один – повезло, ни на кого не напоролся, ничего плохого (пока!) не случилось.

Ублюдок Сапог продолжает ежедневно глумиться над бедолагой Трусовым, только теперь он каркает свой бред, сидя, в точности как ворон на дубу, прямо над моей головой, на 2–м ярусе шконки. Подонок, скорей бы он ушел!.. Но в то же время ситуация в проходняке с ним пока (пока! Временно, в этом нет сомнений, увы...) стала легче, чем была с тем долговязым дебилом–лосем.

8.11.08. 13–04

Опять эти выродки собирают деньги – на Новый год, или уже не знаю, на что. Аж списочек мне показали, кто сколько дает, и одна из наиболее мерзких (а главное, агрессивных) блатных харь требовала от меня сказать, сколько я дам на их поганый бандитский “общак”. Вопроса, дам ли я вообще, или нет, они даже не задают, – они уверены, что выжмут из меня хоть сколько–нибудь обязательно. Почему я не могу решительно отказать им, послать ко всем чертям и закрыть тему навсегда? Только ли из–за этой единственной тоненькой, но важной ниточки, зависимости, которая меня связывает вообще с окружающей действительностью (точнее, нечистью)? Или просто духу не хватает? Нет, вряд ли. Я не боюсь их, и характера, чтобы сказать “нет”, мне тоже не занимать. Только эта зависимость, будь она неладна, и ютящиеся где–то там, на задворках сознания, доводы, что если послать совсем, – они мне тоже полностью перекроют этот канал (а других нет)... Вот так и спонсируешь всякую мразь, которую в душе ненавидишь, – то “мусоров” на их “подписку”, то вот этих, то вообще государство, просто платя налоги... Но опыт показывает, что все попытки от них откупиться – бесполезны.

Опять и опять мерзко воняет вокруг их брагой, и тот же 20–летний выродок–шнырь и грабитель, “бражник”, живущий уже с другой стороны от меня, – таскает и таскает из–под соседней шконки, туда–сюда, туда–сюда, баулы и бадьи с этим мерзким пойлом. Им это важнее всего, они все так увлечены процессом производства этого дерьма, что абсолютно не замечают неудобств, причиняемых соседям, и говорить им об этом, совестить, призывать к порядку – совершенно бесполезно. Эта мразь – как и та, государственная – понимает только силу. И все так же остро стоит мучающий, жгучий вопрос: как быть, если силы нет, а жить среди всего этого становится совершенно невыносимо?..

Зато хоть поставили на дверь секции железную пружину, точнее, две, соединенных проволокой. Дверь закрывается прочно и наглухо, в секции тепло, – а на улице холодина. Ветер, правда, сегодня стал меньше, но мороз несомненен. Однако все равно находятся дебилы, пытающиеся и эту дверь заложить чем–нибудь, чтобы “проветрить”. Особенно “хорош” и типичен один – старый идиот, берущий у меня книги – просто от скуки, не для просвещения, – с утра пораньше, затемно уже бегущий с кружкой и кипятильником на “фазу”, а потом яростно матерящий “обиженных” и трясущий каждое утро (!) их шконки, чтоб быстрее вставали. Ясно, почему: не уборка туалета и пр., о чем он вопит, его волнует, а кайф от демонстрации (в 1–ю очередь самому себе), что есть люди как бы “официально” ниже его, беззащитные, лишенные (непонятно кем!) права на ответ, – и он может безнаказанно и с упоением (это видно) командовать ими, показывать свою власть!.. На воле–то он никто, – ничтожество, люмпен и, видимо, забулдыга, откуда–то из мордовской глуши. Сидит 4–й, кажись, раз за грабеж, самому где–то полтинник; на ноге, внизу, на щиколотке, так, что не сразу даже в бане заметишь, вытатуирована свастика. Зачем? Бог весть. Но уж очень типичное существо: воровать, грабить и пить – главное в жизни; если находит кого–то “ниже” и слабее себя, то глумится и куражится по полной, а перед более сильным, несомненно, будет ползать на брюхе. Тупая, бессмысленная мразь, животное, склонное причинять ущерб нормальным людям (грабеж). Абсолютно неясно, для чего таким вообще жить на свете, да еще знать грамоту и иметь права...

15–10

Кончился недолгий рис, и опять началась в столовке капуста, капуста, капуста... Как и год назад, – той жуткой буреполомской осенью 2007 года, разве что без “вискаса”, то бишь кусков соевого мяса. Первый раз попробовал ее на днях – она была в миске совсем без воды, желтоватого цвета и по вкусу напоминала тушеную, которую делали когда–то дома для пирожков, – мне этот вкус отчетливо напоминает детство. А сейчас – с водой, вкус хотя и тот же, но есть эту бурду уже нет сил. И на первое капуста, и на второе; хорошо еще, бросают в нее большие куски картофелин, – все же картошка свежая, отличная пища... Но сегодня в “суп”, помимо капусты и картошки, они еще зачем–то навалили перловки, – вкус и запах был такой, что есть просто невозможно.

На улице потеплело, земля оттаяла, – сейчас явно больше 0°. До вчера, по крайней мере.

Гвоздем, как всегда, засела в голове мысль об этих проклятых деньгах. Именно сейчас, когда самое бедственное положение, у матери ни учеников нет, ни денег, на лекарства даже ей не хватает, от сердца ее больного, – отдавать деньги тварям, сброду подонков, отребью на их поганые празднования Н.г., на их чифир, на их веселое прожигание жизни даже на зоне...

10.11.08. 18–10

На первое капуста, и на второе тоже. На обед и на ужин... В “первое” в обед, правда, кинули по кусочку вареного мяса. На завтрак была перловка, – казалось бы, сытнее, чем капуста, но именно перловку я есть не могу вообще – выворачивает от омерзения при одном ее виде...

Заводчиков, нынешний (вместо Макаревича) зам. нач. по режиму, бывший начальник оперчасти, оказался конченной мразью, не лучше Макаревича. Впрочем, хороший “мусор” – мертвый “мусор”, это известно давно. Эту тварь я если вообще видел, то. м.б., всего 1 раз, и то мельком, – прошлым летом, когда только приехал на эту проклятую зону. Личного опыта общения, таким образом, нет, но хватает и его дел, чтобы составить мнение. Тогда, в прошлом августе, именно он отказался, несмотря на рекомендацию местной врачихи, выдать мне свитера со склада (и я хожу 2–ю зиму в донельзя обтрепанной и засаленной спортивной куртке). А тут, на днях, он вдруг ночью поперся с обходом по баракам (в точности как Макаревич!), пришел и к нам. В секцию не заходил, но из коридора было слышно, как он сказал: надо сделать, чтобы они раздевались здесь, а не там (т.е. в общей раздевалке, где куртка легко может пропасть, а не в секции; я не цитирую его слова точно, но смысл был такой. На следующий день после этого уже отрядник, припершись утром прямо в секцию и показывая на куртки 3–х “обиженных” и мою (ближайшие от входа), тоже говорил, что “это надо держать там, а не здесь”, – хотя никогда раньше, за целый год работы, не обращал на эти “телаги” в секции внимания. А сегодня оказалось, что идиот Заводчиков спятил и взбесился окончательно: оказывается, он велел на нашем дворе вырыть из земли 2 длинных толстых трубы, стоящих на “ножках” тоже из труб того же диаметра вдоль забора. Такие же трубы вдоль одной из сторон забора есть и во всех прочих “локалках” – это обязательный (до сих пор) элемент, носивший изначально, видимо (как я смутно догадываюсь), некое спортивное назначение, но давно уже приспособленный зэками под гораздо более важную функцию: сушит на этой трубе стиранное белье. Разумеется, ан тряпки всего отряда (даже этого, маленького, всего 100 человек или меньше) трубы не хватало, вешали еще кто где мог, но это место было основным. И вдруг – выкопать!.. Куда? Зачем? Бог весть. Заводчиков приказал... Короче, одну из 2–х половинок этой длиннющей трубы сегодня уже выкопали и как–то положили на вкопанный на ее место заборчик. Со 2–й половины еще днем велели снять все белье, вырыли у ее стоек ямы, но пока она стоит. Завхоз сказал, что ее куда–то перенесут, в другое место, но куда – пока я не понял. На других бараках – специально посмотрел по дороге в столовку, на обед – эти трубы стоят как стояли...

Ну что ж... Чего я жду, чем живу? Общее настроение? Осталось 860 дней. Ждем – комиссии, шмона, ОМОНа... Чего еще, какая там еще может пакость случиться? К постоянным, систематическим поборам на из вонючее “общее” и пр. я уже привык – это как фон здешней жизни, фон столь же постоянный, как снег зимой. А сколько может быть тут еще, к примеру, комиссий, – от нечего делать, на досуге, пытался просчитать. Ну, не каждые 10 дней же она приезжает, – значит, меньше 86–ти, это точно. Раз в месяц? Может быть, при определенных обстоятельствах. Осталось мне 28 с половиной месяцев. 28 комиссий? Черт его знает; но 20, по крайней мере, – это вполне реально. 20 раз еще “убирать сидорА” (будьте вы прокляты с вашим проклятым жаргоном, твари!..) в каптерку, 20 шансов лишиться разом всех вещей, или хотя бы части их, – разворованных...

Пока писал, дозвонилась мать, – на взводе, в ярости, в бешенстве и истерике. Ездила к Ганнушкиной, просить денег на ближайшую поездку ко мне. Та обещала, – после своего возвращения из Германии, 19го, едет она туда 12–го. Но самое сильное бешенство у матери вызвала информация Ганнушкиной: оказывается, не так давно (по крайней мере, в этом году) у нее долго лежала сумма денег для меня – тысяч 5 или больше. Она звонила Фрумкину и Е.С., просила заехать и забрать, но они оба не нашли времени заехать, и после долгого лежания деньги были отданы кому–то еще. Мать в страшной ярости несколько раз повторила мне по телефону: “Вот так ты им нужен!” – и это, к сожалению, чистая правда...

Непостижимым образом в этой тетради, где я пишу, на обложке которой написано: “100 листов”, получается по счету и нумерации не 200 страниц, а всего 185. Я не вырывал из нее ни одного листка, нумерацию веду очень тщательно – а выходит не только меньше, чем должно быть, но еще и нечетное количество, хотя каждый лист – это 2 страницы, так что четным оно должно быть автоматически.

11.11.08. 7–10

Вот и сбылось пророчество: эти мрази в соседнем проходняке сегодня уже не ввинтили назад лампочку, выкручиваемую каждую ночь. “Мусора” утром не ходили, мрази дрыхнут себе, – а мне пришлось сейчас готовить себе завтрак почти что в полной темноте, на ощупь. И пишу вот сейчас тоже в темноте, едва различая выводимые строчки на белой бумаге.

Им плевать на тебя. И ничего с этим нельзя поделать, – только силой можно помочь этой беде, если сила есть. Но и своим тоже на тебя наплевать, – вот, не могли съездить, забрать деньги у Ганнушкиной... Ни на кого в этом мире нельзя положиться, вокруг – абсолютная пустота...

Снова приходит в голову старая мысль о суициде. А что? Зачем нужна эта пакостная жизнь, финал которой к тому же известен заранее? Может быть (и даже точно, а не м.б.), так и лучше, – сразу, одним ударом покончить со всей этой цепью нелепиц и фатальных неудач? Одним ударом, разом... Зачем она нужна, ТАКАЯ жизнь?.. Жаль только, что у меня не хватает и никогда не хватит духу на подобный поступок. Я глубоко презираю себя за это.

15–56

Лампочку эти выродки ввинтили на место только перед самой проверкой. Видимо, теперь часто придется готовить себе завтрак впотьмах, – до тех пор, пока мать не привезет уже купленные 3 лампочки по 100 ватт, но и их едва ли хватит надолго. Их просто украдут из люстры, одну за другой...

Сейчас уже более–менее можно читать: не грохочет музыка. С переездом этих тварей в соседний проходняк житья не стало совсем: кроме проблем с лампочкой, они повесили у себя колонку, а у блатных “обиженных” прямо напротив них постоянно играет какой–то магнитофон или что–то подобное. Целыми днями (особенно вечером; ну и кроме часов от завтрака до проверки, когда и те, и другие спят) грохочут песни одна за другой, не давай сосредоточиться на чтении. Достает эта музыка не одного меня, т.к. подходят и выговаривают блатным “обиженным” за нее довольно часто.

2–ю часть огромной трубы во дворе выкопали, положили на землю и частично разобрали. Вешать стиранные вещи теперь некуда, в том числе и мои. Один тип объяснил идиотский приказ Заводчикова убрать трубу тем, что когда “мусор” идет по “запретке” мимо нас, то из–за густо висящего на трубе тряпья ему не виден наш двор.

На второе в обед было картофельное пюре, а на ужин ожидается винегрет (правда, кроме вареной свеклы и сырой капусты, в нем, по–моему, ничего теперь нет, в том году он был лучше).

Режим постепенно все усиливается и усиливается. Мало того, что поставили около нас СДиПовскую будку и закрыли на замок калитку. Раньше, по крайней мере, 2 раза в день перед проверками все “локалки” открывались заранее, можно было ходить из барака в барак, “продол” после 21–10 был заполнен гуляющими и общающимися зэками и похож на Бродвей. Сейчас, с этой осени, “локалки” перестали отпирать заранее, – только когда непосредственно в наш барак идет “мусор”, СДиПовец отпирает ему калитку, а по его уходе – немедленно запирает...

12.11.08. 10–10

Опять начались шмоны, видимо. Долго их не было, и вот сегодня, минут 20 назад – “шмон–бригада на наш продол!”. Шмонают, видимо, 12–й, и двое на 5–м, как я уловил из криков стремщиков. Завтра тоже могут шмонать – м.б., и у нас.

А незадолго до этого как раз дозвонился М., сообщил мне хорошие новости. Огромные усилия все–таки дали какие–то плоды, – лучше поздно, чем никогда. Значит, все это, весь этот кошмар – не совсем уж понапрасну, и это одно страшно радует, придает сил жить и бороться.

Лампочку вчера на ночь вообще не выкручивали. Даже удивительно. Сегодня?

После проверки ожидаются массированные домогательства, как обычно, по поводу чая, конфет, а может, и чего–то покрупнее. Попробую отбиться.

17–35

Я ошибся: атака началась лишь по дороге в ларек, а особо массированный характер приобрела уже там. Но была успешно отбита, благодаря моей заблаговременной психологической подготовке. Тем паче, что в самом ее начале прозвучало предложение купить что–нибудь для... шимпанзе (!), которое, по их словам, сейчас уже не в ШИЗО, а в больнице – и, значит, увы, может скоро прийти сюда...

Но перед обедом вдруг возникла новая беда, откуда не ждали. Сволота, захватившая соседний проходняк, обсуждала там план, как захватить и граничащую с ними шконку в нашем проходняке, завесив одеялом, – словом, сделать точно так же, как напротив у блатных “обиженных”. Для этого, правда, им придется выселить с нее моего нынешнего соседа, – правда, тупое и примитивное до невозможности быдло, не блещущее никакими талантами, но в остальном – безобидного, тихого старичка (53 года, что ли), спокойного, неагрессивного. Правда, вшивого донельзя, за что его весь срок постоянно проклинают и угрожают ему все остальные соседи (кроме – пока что – нынешних новых). У него даже – редчайший здесь случай – есть порядочность: он единственный из всех, кто мне был должен, отдал мне с полученного перевода долг (за сигареты, которые, за неимением своих, долго брал у меня). Я кратко поговорил с ним: он вроде бы не намерен выселяться. А то ночной свет, музыка и гомон сборищ этих тварей приблизятся ко мне уже вплотную. Как и вонь от их браги, обильно напиханной под шконкой.

13.11.08. 15–12

Все больше и больше рвутся казенные ботинки, выданные год назад, в октябре 2007. Рвутся нитки, которыми пришита (прошита) подошва. Пришиваешь заново – а они рвутся дальше. Вырываются одно за другим металлические колечки для шнурков. А без них – я сильно затягиваю шнурки (на 2 размера больше обувь, как–никак), и дерматин, из которого башмаки эти сделаны, рвется. Сегодня вылетело еще одно колечко, и опять на левой ноге (здоровой. Лучше б на больной – там не надо так затягивать). Кое–как вставил его обратно, но будет ли держаться – очень сомнительно.

Настроение с утра весь день омерзительное и тоскливое. Никому на самом деле я не нужен. И Ленку тошно вспоминать, – вроде всплывает все время в душе надежда, что все еще как–нибудь образуется с ней, но ведь умом и опытом я знаю, что это не так. И даже моя кошка Манька ушла от меня, – приходит только жрать, а поев, уходит куда–то, под чьи–то чужие шконки, на моей больше не живет и не спит. Сволочь... А ее место заняла, совершенно неожиданно поселившись у меня на днях, кошка Фроська из “красной” секции – такая же большая, но трехцветная, с не просто желтыми, а прямо какими–то янтарными глазами. Жрать она тоже приходила и раньше, но в руки не давалась, она жутко пугливая. А сейчас – спокойно прыгает ко мне на шконку и ложится спать на одеяле, на бывшем манькином месте. А если я лежу – забирается прямо на меня...

Матери вроде бы дали какую–то новую ученицу; так что, м.б., материальное положение хоть немного улучшится.

А в целом – будь оно все проклято во веки веков, вся эта жизнь1..

15–55

Вся эта страна – мразь и нечисть; страна выродков и мрази. Страдают ли они или нет, сидят по тюрьмам или их бьют менты на воле, – разве они сами лучше этих ментов? Если они сами – антисемиты, гомофобы (агрессивные притом), воры, грабители, хамы, подонки, алкаши? Зачем, на кой черт защищать их права, этих выродков? Защищать приличным людям надо СВОИ права, – притом как от государства, так и вот от ЭТИХ. От этих, ЧЬЕ это государство, – хоть оно их и бьет дубинками, но им, мазохистам, это нравится, а вот мы страдаем заодно с ними – ни за что, по принципу “в чужом пиру похмелье”...

14.11.08. 13–09

Три запредельно, фантастически наглых подонка (2 молодых, один постарше) минут 10 назад достали из–под соседней со мной шконки огромную пластмассовую бадью из–под краски, полную неготовой еще браги. Затем, не говоря ни слова, не спросив разрешения, не извинившись, – они плюхнулись на мою шконку (двое) и принялись озабоченно пробовать это мерзкое пойло – один из молодых утверждал, что оно кислое, – а также прислушиваться, “гуляет” оно или “не гуляет”. Типичная картинка здешних барачных будней. А вот сейчас, пока писал – они пришли снова (правда, заменив одного участника троицы) и устроили еще одну дегустацию...

Как я и ожидал, – сожгя почти все свои “барачные” чайники, из коих остался только 1, – они усилили атаку на мой маленький, всего пол–литра, чайничек, купленный год назад мне в подарок Аней П. и привезенный матерью. Едва не заграбастали его себе уже тогда, забирая через “мусоров” (иначе не пропускали); и вот сейчас – им не в чем кипятить свой гнусный чифир, и они идут ко мне, клянутся и божатся, что берут ненадолго, что сейчас же принесут назад, что им позарез надо, и т.д. Потом, разумеется, бегай, ищи. В том году они додумались, когда я давал (по глупости), прямо в нем свой чифир и заваривать. Но самое главное, – я пользуюсь им уже год, а если он пойдет по рукам – судьба всех прежних “барачных” чайников постигнет его, м.б., уже через месяц. Одно из самых омерзительных здесь животных пообещало сейчас, после моего отказа, что специально будет караулить, когда я поставлю чайник на “фазе”, чтобы “как–нибудь коротнуть его, и он взорвался”.

22–20

Какая же все–таки они все мразь, падаль, нечисть, ублюдки! Ненавижу их! Не–на–ви–жу!!! День, прожитый здесь, среди этой мрази, – это как дерьма нажраться, – такие же ощущения! Выродки! Ублюдки! Сжечь напалмом вас всех, в одну огромную братскую могилу превратить всю эту зону, все эти бараки со всей этой вонючей мразью и падалью в них! Отребье, основной смысл и содержание которого – это дикая, беспредельная наглость и бесцеремонность!.. Ублюдки!.. Я бы своими руками вас в мелкий винегрет крошил и в топках сжигал – за это ваше хамство и наглость, за бесцеремонность, с которой вы творите все, что вам надо, как будто меня вообще рядом нет и мои интересы учитывать не надо!.. Мрази, ублюдки, нечисть проклятая, сброд подонков! Ненавижу вас!!!

15.11.08. 7–09

Вонючая брага, которую злобные животные нагло, без спроса распихивают под чужие шконки, а потом лазят за ней, трясут, нюхают, слушают и пробуют на вкус. Ублюдок Сапог, орущий со 2–го яруса шконки, что всех евреев надо уничтожить, потому что так написано в библии, и что он скоро приедет отнимать у Абрамовича его шикарную яхту (прямо так и говорит, без тени сомнения :). Шимпанзе, по телефону (!) угрожающее мне (!!) не давать больше телефон (!!!), если я не буду брать 2–ю линию, когда оно звонит. Такова была картина вчерашнего дня. И сегодня явно будет не лучше. Бедлам, от которого можно свихнуться. Нервы мои на пределе.

15–17

Только одна мелкая, но хорошая новость среди всей этой мерзости. Выродки, захватившие соседний проходняк, раздобыли себе где–то лампочку, поэтому больше не выкручивают из люстры. Хоть со светом я теперь от них не завишу, как раньше. А свою они жгут даже днем.

Злобный выродок (бандит, 162–я ст., 4–й раз) запихнул вчера баул со своим вонючим пойлом под соседнюю шконку уже прямо в нашем проходняке. Мразь и наглец. Утром оказалось, что из баула течет, весь пол мокрый и в грязи. Я выставил эту мерзость в коридор, из–за чего пришлось лаяться с этим подонком. С удовольствием переломал бы ему своими руками все ребра и выпустил все кишки!

На обед капуста, на первое и на второе. В “первое” – капуста с водой – кладут немного мяса и картошки. Второе – чистая вареная капуста в сухом виде. Тоска... В условиях чисто зоновских, без пищи и одежды с воли, тут не выжить никак.

Прочел Поппера, теперь читаю Стругацких, “Хищные вещи века”, не читанные ранее. Это огромное наслаждение, и это огромная психологическая защита от здешней реальности. От здешней жути... Порой, все еще, до сих пор – я не могу до конца поверить в то, где нахожусь. Осталось еще 855 дней.

16.11.08. 10–30

Воскресенье. Свет вчера ночью опять погасили в 12–м часу. Всю ночь колобродили пьяные блатные мрази, обпившиеся своей браги – одни в захваченном проходняке возле меня, другие у себя, в конце секции. Там больше просто гомонили и орали, здесь – звонили своим девкам по телефонам, ржали, жгли лампочку и т.д. Слава богу, я все–таки успел немного поспать, – проснулся только в 15, что ли, минут 4–го утра.

После завтрака одно из этих блатных животных, самое агрессивное из имеющихся в бараке, увидело меня, когда я проходил мимо его проходняка (так и знал, что не надо было ходить!). Пьяное в стельку, но, увы, не настолько, чтобы лечь и уснуть, оно усадило меня рядом с собой и начало материться и угрожать по поводу того, что я якобы не даю им (не “уделяю”, как они это торжественно именуют) на их “общее”, на всякие их “святые места”, и т.д. и т.п. Сначала это был типа диалог, но через минуты две он – закономерно, иначе и быть не могло – перешел в истошный крик этого существа, – хотя рядом спали люди. Свои же, блатные, пытались как–то утихомирить его, но не тут–то было. На любые мои аргументы и попытки что–то возражать существо торжественно отвечало стандартной фразой: “А мне по...ую!”. Я уже было ушел, но потом оно все равно еще 2 раза приходило ко мне в проходняк и – с угрозами и матом – пыталось узнать у меня, понял ли я этот разговор и что именно я понял.

Ударить реально оно не пыталось, так что начинать первым не было смысла. Я в любом случае выше его, и крупнее, и вешу больше. Чмо это мелковатое, но злобности исключительной, и эта его ненависть ко мне продолжается (тихо тлеет, иногда давая вот такие вспышки) уже год минимум. Инстинктивная ненависть грабителя к тому, кого он не может просто взять и ограбить, да еще с избиением, как все они привыкли на воле. Ненависть мрази, привыкшей на воле жить за чужой счет и здесь старающейся продолжать в том же духе...

Еще одну печальную новость забыл упомянуть вчера. “Обиженный” Юра, мой бывший сосед, оказывается, теперь работает в больнице – сказали, что дневальным, но м.б. и санитаром. Для него–то это, возможно, и лучше – если там его не будут так же постоянно и зверски бить, как били здесь, в бараке. Но мне теперь ни ботинки зашить, ни молнию на штанах починить будет некому. Он тоже не особо торопился выполнять эти просьбы, но тех, кто тут остался из умеющих что–то подобное делать, допроситься, как показывает опыт, будет вообще едва ли возможно...

17.11.08. 9–35

Вот кто, оказывается, спер вчера у меня шнурок из ботинка, стоящего прямо под шконкой. Тот самый юный подонок–шнырь, мой бывший сосед, на воле – грабитель, а здесь – “главный технолог по браге”. Вечером он сказал кому–то при мне: “Я вернул старому шнурок, он утром такой шум поднял!, или как–то так. А шнурок как раз утром у меня и пропал – между завтраком и проверкой. А этот ублюдок как раз лазит постоянно под соседнюю шконку за своими бадьями с брагой, возится там в проходняке, сидя на корточках, и мог видеть, что мои ботинки стоят рядом, а как он вытащил шнурок – никто бы и не заметил все равно.

Весь барак стоит на ушах с этой брагой, особенно по вечерам. Таскают эти бадьи и ведра туда–сюда, плещут, нюхают, слушают... Все кипятильники заняты под то, чтобы ее греть.

16–10

Неужели все это наконец закончится через 853 дня? Даже не верится, что этому всему будет когда–то конец. Начинает порой казаться, что этот барак, двор, секция, эти шконки, стены, лампы, это окно напротив, – навсегда... Но будет ли он на самом деле, в реальности, этот конец? Или потом, лет через 10 после него (если доживу), все это будет казаться смутным и жутким сном?..

Я деградирую здесь и теряю время. Теряю драгоценные годы, которые уже не вернешь потом. Прочел здесь кучу книг, да, и это, м.б., единственная польза. Но сколько можно было бы успеть сделать за эти годы... Или нельзя было бы, и это только иллюзия? И – главное – что удастся сделать теперь, на этом новом, жутком фундаменте, о котором я не просил, но который, тем не менее, оказался уже капитально заложен?..

18.11.08. 9–50

Вчера пришел с ужина, открыл дверь в секцию – и стальная пружина, от которой в этот момент оторвался крючок, отлетела и с силой ударила мне в лицо, в верхнюю губу чуть левее носа. Опешив, я в первый момент подумал, что кто–то швырнул что–то тяжелое из секции, но потом увидел пружину на полу. Слава богу, зубы выдержали, да и видимых следов, похоже, не осталось.