МАЙ 2009

МАЙ 2009

2.5.09. 9–01

Не было времени за эти дни даже записать последние новости. Главная, пожалуй, из них, – позавчера вечером отрядник принес мне письмо от моей Ленки. Вот уж чего я не ожидал, хотя и думал о ней почти постоянно, – скорее ждал уж письма от Мани Питерской, которая сказала мне, что отправила, но что–то его долгонько нет.

Ленка не обиделась на мое прошлое письмо и написала, – ну что ж, это уже хорошо. Пишет, что любит меня по–прежнему, что очень ждет, просит ее простить за все (впрочем, довольно невнятно); жалеет, что я усомнился в ней и в ее любви (а как было не усомниться после стольких эпизодов, сколько я привел ей в том письме?!), что и вправду была очень больна в том году, в июне, когда не поехала ко мне (вот уж в это я совсем не верю, прости!); теоретически она вообще признает возможность того, что была (или может быть) неправа, – это что–то новенькое!.. Раньше сознание абсолютной собственной правоты был в ней абсолютно непоколебимо. Просит принимать ее такой, как она есть, – ну да, а что еще остается? Только не принимать совсем... Но, конечно, отношение мое к ней уже надломлено, отравлено всем этим, что было, о чем я писал ей в прошлом моем письме. Не та уже романтическая близость через все решетки и расстояния, не то беззаветное обожание, которое было в первое время в тюрьме. Увы, если это у нее и настоящая любовь... Я верю, что в глубине души она и впрямь меня любит, верю; это можно и раньше было заметить. Но эта любовь – что есть, что нет, ибо от человека любящего обычно бывает реальная, практическая помощь и поддержка в жизни, тем более в беде, в трудных ситуациях; уж как минимум, обязательно, непременно – бывает интерес к любимому человеку, тяга быть с ним рядом; а тут – ничего... Чтобы заставить ее писать мне ответ сразу же – надо было написать ей письмо настолько резкое, как в прошлый раз. И – все равно она неисправима: ее письмо начинается с упоминания, что на дворе март, а на конверте стоит штемпель почты напротив ее дома: 18 апреля!

Зато написала она, как помогли и поддержали ее те мои короткие звонки в декабре – когда я всего лишь диктовал телефон и просил перезвонить, а она ответила: а почему обязательно завтра, разве нельзя в другой день?.. Раз так, я снова вчера набрал ей, попросил перезвонить на тот же номер. Она сперва хотела отговориться, что сперва поужинает, но я настаивал; тогда оказалось, что она пробовала звонить, но не получается, – набирает какой–то код города и т.д. (совсем как и мать моя раньше). Я объяснил, как звонить, но она в итоге, конечно же, так и не перезвонила. Что ж, пусть это тоже останется на ее совести...

Кошка Манька наконец–то окотилась. Когда она вчера не пришла утром к завтраку, я сразу подумал: ну вот, должно быть... И точно. Пришел из бани – под шконкой моей стоит какой–то неизвестный и непонятный клетчатый баул.

Пока писал (уже 9–26) – жизнь вмешивается и приносит новости, горячие в самом буквальном смысле. Кто–то пришел, сказал: горит баня! Вышел во двор – вдали, слева, за бараками, огромные клубы черного дыма, а под ними – пламя. Баня горит! Вот, только что, как и ожидалось, вырубили и свет. Бедная многострадальная баня! То у нее труба горела, то вообще падала, а теперь – и сама она сгорела! Как раз к лету, к жаре, когда нужна, – нет бы ей зимой сгореть! Или хоть вместе с ЛПУ месяц назад!.. Чертова зона, проклятая жизнь! Ни света, ни воды теперь может не быть долго, ни связи (“трубы” обычно все разряжены у них), да и когда саму баню починят – теперь не дождаться. Правда, есть какая–то баня на промзоне (еще, небось, меньше этой), – м.б., будут водить туда? Через вахту, – это вообще будет кошмар.

Нет, прогноз пока не оправдывается – свет только что дали снова.

Анекдот ведь: “поселок” (колония–поселение) прямо за вахтой – это пожарная часть, все “поселушники” там и работают. Когда света нет – машину пожарную подгоняют столовую освещать фарами. И вот – пожары каждый месяц, да еще такие, роковые, кошмарные пожары, – ЛПУ ведь сгорело дотла, и баня, видимо, тоже. Впрочем, пойдем на обед – увидим...

Да, а в клетчатом бауле оказалась кошка Маня с 3–мя котятами. Так до сих пор и живут там, только я передвинул баул под соседнюю шконку – там свободнее.

Хорошая новость, – практически полностью исчезли вши. Следствие того, что соседний проходняк полностью переодел моего вшивого соседа, заменил ему матрас, одеяло и пр. Но – надолго ли?..

Только успели вчера в эту баню сходить – и нА тебе! Что теперь делать? Мрази, ублюдки, – и начальство это зоновское, и государство: держат в неволе, и даже нормальных человеческих условий содержания обеспечить не могут...

А в баню меня вчера выпустили из “локалки” (в среду, идя на свиданку, я просил об этом одного, давно меня знающего СДиПовца, но выпустил другой – тот самый, что не выпускал последний раз, 3 недели назад, кажись).Так не хотели пропускать на “нулевом посту”, где уж точно всегда я проходил без проблем! Там, видимо, посадили какого–то нового хмыря, который меня не знает, и он опять стал требовать бумажку на право прохода, которая якобы должна быть у меня с собой. Еле–еле я прошел. А Демин, начальник санчасти, с которым после свиданки 29.4. познакомилась мать (вместе ждали Милютина, что ли, но тот не пришел, скотина!) и который ей обещал меня завтра же, 30–го, вызвать и выписать этот “свободный ход” – конечно же, и не подумал этого сделать. Теперь опять вылавливать его (как?) после праздников. Хотя... Если бани долго не будет, – куда и ходить? Разве что в ларек...

16–06

Веселый выдался денек, уф–ф... Оказывается, полном порядке, никаких следов пожара, даже труба дымит. Стал спрашивать у тех, кто так уверенно говорил, что горит баня, – они говорят, что, оказывается, это горела баня в поселке, что ли?..

Но целехонькую баню я увидел только в обед. А еще до обеда опять вызвали в “маленькую секцию”. Я думал, что звонит мать, а это оказалось... Короче, один из этих полублатных, молодой и типа косящий под интеллигента (учился вроде бы в институте, потом сел по 159–й) стал из меня вытрясать: 7 числа у их “подложенца”, видите ли, день рождения, они хотят ему подарок сделать, или уж там не знаю, что – но нужны деньги! Конечно же, им с меня всегда нужны деньги!.. Рублей 500, а лучше – 1000. Очень въедливо и дотошно этот “интеллигент” выпытывал у меня, а хочу ли я сам, даже при наличии денег, потратить их на такое дело? Что тут скажешь? И мерзко, и противно, но откровенничать с ними – себе дороже. Они говорят, что ларек открывается только 6 мая, – странно, должен был бы раньше; боюсь, опять придется отдать деньги этим мразям, – да еще на такую тварь. Как тут рассказал один мне сочувствующий, “подложенец” якобы уже отдал приказ меня убить. (Тогда непонятно, правда, почему ж он до сих пор не выполнен... :) Мерзко, гнусно. Отвратно на душе.

19–30

Из длинного приватного разговора с “телефонистом” сейчас подтвердилось, что их “подложенец” действительно отдавал приказ меня если и не убить, то избить уж точно. Тот “наезд” блатных 27–го апреля – был по его приказу, теперь это ясно. “Телефонист”, конечно, хвалился, что это он за меня “потянул мазу”, сказал “подложенцу”, что “этого человека трогать не нужно”, они со мной поговорили – и все разрешилось. Но я только сегодня, спустя 5 дней, узнал, как на самом деле велика и серьезна была опасность. Я, значит, “держался героически” (выражение матери) перед этими ублюдками, еще просто не зная, ЧТО они мне на самом деле готовят...

3.5.09. 8–44

Я думал об этом весь вечер и ночью, просыпаясь (уже ближе к утру) и почти сразу вспоминая. А утром, перед подъемом, решение пришло само собой, – спокойное, зрелое и обдуманное: не давать ни за что этим мразям никаких денег на их поганые “днюхи”, на их мерзкого “подложенца”, “мусорскую” подстилку. Для меня это, как я вчера и сказал телефонисту, неприемлемо по морально–этическим соображениям, – формулировка, пожалуй, исчерпывающая в данном случае. Тем более, что на вечерней проверке тот же “телефонист” сообщил и еще интересную информацию: оказывается, после дневного разговора на тему этих денег в “маленькой секции” блатная шваль уже распространяет информацию, будто бы я УЖЕ обещал дать на это дело “пятихатку”. Подлецы!.. Хотя я специально, и в присутствии минимум одного свидетеля, несколько раз настойчиво подчеркнул, что ничего не обещаю, потом будет видно...

Весь вопрос теперь, хватит ли у меня твердости характера выполнить в среду, 6–го мая, это принятое решение.

5.5.09. 17–30

Наступило настоящее лето. Тепло; на солнце жарко; блатная сволочь целый день загорает во дворе, в спортгородке (и на других бараках тоже).

Никаких особенных новостей нет. Вчера полдня сварщики под наблюдением “мусора” наваривали в нашей “локалке” дополнительные изогнутые держатели с глухой стороны забора, сверху, а потом натягивали на них, поверх забора, ржавую сетку–рабицу. Я прикалывался про себя, не по просьбам ли местных футболистов это сделано, у которых мяч то и дело улетает за этот забор, в глухую полосу “запретки”, и они по 3 раза за матч достают его оттуда при помощи длинных досок, палок и т.п.. Палки наварили по всей длине забора, а сетку натянули только до половины; остальная часть ее валяется под СДиПовской будкой, но сегодня почему–то натягивание ее не продолжилось.

Отрядник все дни, кроме пятницы и субботы, аккуратно приходит по вечерам – к ужину или часам к семи (а иногда и утром). Сейчас тоже сидит уже здесь, приперся, когда шли на ужин, так что до его ухода (да и вообще до завтра) поговорить с матерью мне вряд ли удастся. (А до его прихода опять, видимо, не пропускали.) Вчера вручил мне сразу 2 письма – от Мани Питерской и от Маглеванной (которая таки взяла на себя инициативу написать мне первой после того, как переписка прервалась еще прошлой осенью). Ответы им я писал сегодня полдня, с 9 утра часов до 4–х дня, с перерывами только на проверку и обед.

Люстра надо мной так и не работает до сих пор, никто ее не чинит, никому это на фиг не надо. Шпана в соседнем проходняке включает иногда напрямую от проводов лампочку в самодельном патроне. Хорошо еще, что дни сейчас увеличиваются, до времени моего ужина (20–00) в солнечные дни солнце уже не садится, свету достаточно. В пасмурные дни ситуация бывает намного хуже.

6.5.09. 18–24

Эти подонки из администрации врыли 2 столба, намотали на них колючую проволоку и перегородили таким образом широченную тропу через газон, наискосок, мимо осветительной мачты с прожекторами. Как сошел снег и земля подсохла, по этой тропе зэки целыми отрядами стали ходить в столовую, т.к. она срезает путь и по ней ближе, чем по асфальту (хотя и не намного ближе, конечно). Хорошо, что, идя сегодня на ужин, я заметил, как впереди меня какие–то двое сворачивают и идут в обход, наткнувшись на эту “колючку”. Тропа была всегда, вот уже 3–е лето, что я здесь, но перегораживают ее, да еще столь варварским способом, впервые на моей памяти. Ну да, уж чего–чего, а “колючки” у них хватает, можно ею хоть в 10 слоев всю зону опутать.

Атаку этих тварей я выдержал! Как же, завтра же ведь 7–е мая, день рождения “подложенца” (что–то, кстати, стал я сомневаться, правда ли это). Атака была жестокой, один за другим приходили аж трое и уж как только ни пытались меня взять штурмом, каких только доводов ни выдумывали!.. “Телефонист” врал, что просит одолжить эту “пятихатку” лично ему, т.к. он обещал от себя, но у него нету, а “затянуть” до завтра он не успеет. Тот тип, который первым сообщил мне о близящейся “днюхе” (как они выражаются) и затем распустил слух, что я уже якобы обещал 500 рублей (хотя я несколько раз четко сказал ему: “Я ничего не обещаю!”), больше всех недоумевал, возмущался и требовал от меня объяснить причину отказа. Сидеть ему тут до 2013 года; что ж, в марте 2011, перед освобождением, я ему объясню... Мне показалось надежнее даже не ходить в ларек совсем, и я не пошел, оставшись на сегодня и завтра без сока (больше мне ничего не было особо нужно. Дай бог, чтобы он работал 8–го, – нужен будет хлеб на выходные.). Странно, но пока что никаких видимых последствий, скандала и пр. мой отказ не повлек (потому–то я и усомнился – правда ли этот д/р) и даже вечером еще раз затащить в ларек никто не пыта лся. Единственное, что они реально могут сделать – это обрезать мне связь; перед самым этим тяжелым разговором с трубы “телефониста” (по его предложению) я звонил матери, но она почему–то не взяла трубку. После разговора, когда уже собирались на обед, он подошел и сказал, что мать перезванивала, – но в этот момент на 12–м был Степышев, так что говорить было опасно, и он, видимо, сказал матери перезвонить потом. И вот – до сих пор по обоим номерам она не дозвонилась (а по этому “телефонист” еще и при отряднике не дает мне говорить, а отрядник сейчас как раз недавно приперся). Они реально могут обрезать связь, и мысль эта очень неприятна; но – в любом случае в 2010 году связи, скорее всего, не будет, ибо в январе уходят оба блатных, которых я мог об этом попросить. Что ж, в этом смысле 2010 год может начаться для меня досрочно, вот прямо сейчас, в мае 2009 г., – только и всего. Смертельно ли это? Нет, не смертельно, хотя и очень неприятно.

На улице настоящее лето, жара. С ужасом жду вскоре нашествия комаров, как и в том году. Не дай бог еще раз это пережить! Послезавтра баня, и она опять ложится на сознание большой и нерешенной пока проблемой – идти ли заранее, зная, что если даже выпустят со двора, – могут не пропустить на “нулевом посту”, или же тащиться со всеми, точно зная, что придется полчаса ждать, чтобы помыться. Да и под той “лейкой”, где все последние месяцы (осень и зиму) я мылся напополам с мерзким алатырским тупорылым чмом, – теперь, вот уже недели 2–3, повадилось пристраиваться мыться какое–то молодое, крайне неприятное чмо со 2–го барака. В прошлый раз оно явилось раньше меня и повесило на кран “лейки” свою длинную мочалку, в знак того, что “лейка” занята. Мне (да и алатырской тупице) пришлось ждать то и дело, когда эта тварь вымоется. Как тошно, когда всю свою жизнь знаешь заранее... В пятницу эта тварь непременно припрется снова под ту же “лейку”.

Так и знал, когда писал на днях об исчезновении вшей, что рано радуюсь. И точно! – сегодня утром опять нашел одну в футболке. В то же время, по моему прежде вшивому соседу они пока что не ползают, – следовательно, их у него нет. Откуда взялась тогда у меня – непонятно.

8.5.09. 11–03

Очень удачно сходил опять в баню, – так, что даже сам не ожидал. (Теперь о каждой бане, видимо, придется писать отдельно, как о грандиозном событии). Тепло, настоящее лето уже, ждать в бане голым “лейку” теперь не холодно, – а просить опять выпустить раньше мне уже не хотелось. Выпустит СДиПовская будка со двора – а “нулевой пост” опять заартачится, как в прошлый раз, и не пустит, – что тогда, плестись, как дурак, назад с пакетом, как уже, кстати, было один раз в прошлом году? К тому же, апатия и усталость от 4–года заключения уже такая, что давно все стало безразлично: ну и что, буду ждать эту “лейку” хоть полчаса, куда мне спешить–то? Решил идти со всеми, ждал во дворе, хотя можно было попросить “привратников” выпустить; а когда почти перед самым уходом сто–то другой стал их просить – выяснилось, что где–то там лазят “мусора”, так что “СДиП никого без “общественника” не выпускает. Хорошо, что я не стал просить и не нарвался на унизительный отказ.

А в бане получилось все удачно. И место я занял на лавке свое любимое, в уголке, – оттуда как раз на моих глазах ушел какой–то парень со 2–го отряда, уже помывшийся. И “лейку” я ждал всего минут 5, – того придурка из 2–го отряда, что все прошлые разы стирал тут и вешал свою мочалку на “мою” “лейку”, в этот раз не было почему–то. Вода была сперва несколько слишком горячая, но потом нормализовалась. Все было хорошо. Чувство свежести, как всегда после душа. Чувство спокойной уверенности в себе, в своей способности все это перенести до конца, выстоять – и победить.

“Все еще отболит,

Все само разрешится потом...”

Даже здесь, в узилище, среди грязи и мрази, иногда – очень редко, правда, – бывает такое чувство, что все хорошо, что силы еще есть, что еще есть какое–то, м.б., будущее впереди. Чувство победы – над собой и над обстоятельствами, над злой судьбой, в конце концов, черт возьми. Погода отличная, солнце, тепло, кутаться в шарфы и шнуровать ботинки теперь не нужно до октября; бань осталось всего 97 – и с каждым днем, с каждой неделей сроку моего остается все меньше, и вот уже – там, через 681 день еще – замаячило уже на горизонте освобождение. Это придает духу и бодрости, еще как! Да, и еще есть один источник этой бодрости, этого чувства победы, когда хочется петь. Я смог, я не струсил, не поддался ни на какие “разводки” и уговоры, я выполнил свое твердое решение – не дал этим блатным подонкам ни одной копейки на день рождения их “положенца”–подложенца. Смог, выдержал, победил!.. И они не лишили меня связи, не посмели, эти твари, я напрасно этого опасался. Все вышло замечательно – как и в тот раз, в январе или феврале, когда я отказался дать им уже вторично свой чайник – и ничего, связь осталась и после этого.

19–05

Все–таки они сумели испортить мне настроение, эти твари. Впрочем, я ждал этого. Перед обедом подошла животина из “маленькой секции”, строящая из себя типа “интеллигента” (неудачная попытка высшего образования и 159–я статья) и интересующаяся типа “общаться” со мной. Все общение, однако, сводится исключительно к выдаиванию денег: именно эта тварь первой принялась стрясать с меня 500 рублей на д/р “подложенца” и потом распространяла слухи, что я будто бы их уже обещал. Сегодня, на следующий день после этого д/р (за который они вчера таки собрались в “культяшке” пить свой чифир – и я, дурак, тоже поперся, т.к. про д/р забыл, а думал услышать там опять какую–нибудь грядущую неприятность типа комиссии и т.п.), деньги были нужны опять: как же, скоро выходят из ШИЗО сидящие там блатные мрази, надо их встречать конфетами и чифиром! Сперва он попросил купить 2 пачки чая и пакет карамели – всего, значит, на 64 рубля, но затем стал требовать (“просить” – что вы, что вы, разумеется, “в долг”, “с отдачей”! :) уже 100 рублей. Поперся ради этого ларька на обед, ждал меня у столовки – хотя имеет постельный и даже в столовую не ходит вообще. Я хотел было купить на 64 р., как первоначально говорилось, – не тут–то было, эта “интеллигентная” вошь вцепилась в сумму 100 рублей так, как будто я их ей обещал (разумеется, об этом и речи не было). Подключилась и другая блатная мразь из той же “маленькой секции”, тершаяся рядом, и заявила, что чаю покупать не надо, а надо 2 пакета карамели (по 22 р.) и 2 – шоколадных конфет. Это получалось уже на 108 рублей, но эти существа, конечно, не настолько щепетильны, чтобы смущаться подобными мелочами. Но сложилось иначе: карамели не было, я купил 1 пакет шоколадных конфет себе и 3 – им, этим скотам, к их чифиру. Получилось 96 рублей, которые теперь этот “интеллигент” мне типа должен со своей пенсии; что ж, подождем.

При этом самое неприятное, что он сказал еще во время разговора перед обедом, – что на днях ожидается возвращение шимпанзе! Этого еще не хватало. Только на днях я думал: как хорошо, что хоть этой твари нет, хоть спокойно, тихо по вечерам в бараке и во дворе... Хотя, честно говоря, верится в его возвращение пока не очень, – то хмырь мог сболтнуть это нарочно, чтобы лучше сагитировать меня отдать им денежки.

Только что старый идиот, сосед–алкаш, выродок, “лишний” на земле по Ницше, – принес мне в сломанном виде мои щипчики для ногтей, которые я ему давал. Старая мразь! Чмо! Животное!.. Тупорылое отребье... Хорошо, что у меня есть еще одни, запасные.

11.5.09. 16–40

Лето, солнце, на солнце – уже жарища. Давно, еще 8–го (максимум 9–го) распустились листья на деревьях. Все вокруг, за забором, зеленое. Маленькие, нежные, еще сморщенные и чуть–чуть клейкие (но уже подсохшие) молодые листочки на двух совсем юных березках возле столовой. Блатная публика вчера весь день загорала в спортгородке (за что обещал “наказать” выходивший из барака отрядник), а сегодня с самого утра, сразу после завтрака, они стали вытаскивать из секции щиты с матрасами, класть их на 2 табуретки и с полным комфортом отдыхают и загорают таким образом.

День, как я предполагал, оказался выходным – настолько, что даже зарядку утром не включали! Традиционно припершийся в 6–15 отрядник махнул рукой привычно повалившей на двор при известии о его появлении толпе и сказал, что, ваше счастье, сегодня зарядки нет – мол, можете заходить обратно. Ужин был тоже на час раньше, как в выходные.

От индометацина, который после нескольких дней перерыва, явные побочные эффекты: слабость, сонливость и – главное – приступ учащенного сердцебиения, начинающийся часа через 2–3 после приема таблетки и длящийся где–то полчаса, а то и больше. Не то что очень уж больно или опасно, – неприятно, не более того. Помню, в самый 1–й раз, когда это случилось, все, как стадо слонов, топали туда–сюда мимо моей шконки, от этого она тряслась, и эта постоянная тряска многократно усиливала тяжесть моего состояния. Сегодня хоть тряски такой не было, просто лежал, придя с обеда (начался этот побочный эффект еще в столовке). Впрочем, как я понял по опыту, если встать, выйти на улицу, погулять, подышать – становится легче.

Блатные кретины в большой секции уже вытаскивают из своих окон стекла, – причем даже не верхние, маленькие, как в том году, а прямо большие, основные. Между тем, после прошлогодних вытаскиваний в 3–м от входа окне (там жили 3 отпетых подонка, из которых 2 уже освободились, а 1 переехал) до сих пор нет обоих верхних стекол, рамы затянуты полиэтиленом. Ясно, что к наступлению холодов этих вынутых стекол тоже уже не будет в целом виде, – придется опять, как и в том году, ранней осенью ставить уже 2–е рамы...

Злобный старикашка, живущий сразу за “обиженными”, совсем обезумел. Мало того, что он злобно, пинками и матюками, поднимает их каждое утро, – но на днях и самого работящего, самого запряженного в работу (от стирки до массажа блатных, – тут и это тоже распространено!), который ложится спать в 3–4 часа ночи, и поэтому вынужден досыпать и днем, – короче, этот старый хрыч стал яростно выгонять его со шконки и вообще из проходняка (его, “обиженного” проходняка), советуя пойти лечь спать на улице, – мол, сейчас тепло. Мотивировка та же, привычно–безотказная: “вонища”, “воняет” и т.п. Чувствительный какой!.. Бедолага–“обиженный” пытался отстоять свое право спать на своем месте словесно, но слова на злобного старика не действовали, а просто дать ему в рыло (как тот давно заслуживал), он не мог. Поэтому он побежал жаловаться заму главнокомандующего (и главному провокатору в бараке по совместительству). Тот прибежал выяснять вопрос, и я имел удовольствие наблюдать стычку двух подонков, старого и помоложе, – стОящих друг друга. Молодой напирал на то, что тот несчастный хочет лечь в СВОЕМ проходняке, и нечего его выгонять, он у себя. Старый орал (сипел, как всегда) в ответ, что, мол, если бы ты это понюхал, то иначе бы запел; я и так из–за их вони всю ночь не сплю. Мой сосед–алкаш вставил про себя: потому что спишь целый день. Главпровокатор ответил: хули мне нюхать! Ты все–таки, Коля, следи за своими действиями! Подраться не подрались, а после этого выговора старый хрыч, так и быть, позволил “обиженному” лечь, но только не на соседней с ним шконке, а на следующей – подальше от хрыча, – на которой этот “обиженный” спит ночью.

Сегодня полоумный старикан натурально лупил палкой (всегда стоящей неведомо для чего у него на окне) не только своих соседей–“обиженных”, торопя их вставать по подъему и убирать матрасы, но потом начал лупить той же палкой и своего соседа сверху, совсем не “обиженного”, – тихого, спокойного, неслышного и незаметного мужика без полступни, типичное тупое, серое быдло, примитивного и сиволапого донельзя, что ясно видно даже по его роже, – но при этом, видимо, добродушного, незлобного. Тот замешкался встать, за что, к своему полному недоумению, получил несколько ударов палкой (еще лежа с головой под одеялом) от соседа снизу вместе с порцией стандартных возмущений насчет “вонищи” и советом “заткнуть свое дупло”. Для всех, без исключения, этих подонков, блатных и неблатных, “вонь”, “вонища”, реальная или мнимая (чаще, конечно, мнимая) является здесь универсальным поводом как угодно глумиться над любым человеком, без ограничений лишать его всех естественных прав и топтать его человеческое достоинство...

Обстановка в бараке и во дворе летняя, солнечная, слегка обалделая от этого яркого солнца и возможности без ограничений гулять и загорать. Или это только мне так кажется, только я каждый год слегка соловею от этого солнца и лета, от зелени и жары? Помню, точно такое же чувство было у меня и в том году, особенно тоже в начале лета. Дверь в барак целый день распахнута, подперта камнем – и ее можно не закрывать! Еще и из окон стекла вынимают. По двору можно хоть гулять туда–сюда, хоть сидеть (в это лето, пока что – на заборе из вырытой и положенной плашмя той осенью железной трубы на стойках–ножках). Видеть зеленый лес за запреткой, и широкую полосу зеленой молодой травы с др. стороны – это же вообще полный восторг!..

Между тем, слухи и разговоры о том, что барак могут раскидать, все еще вспыхивают временами среди зэков, хотя никаких явных к тому поводов нет, – и страшно, помимо воли, напрягают каждый раз мои нервы. Когда слегка остывает эйфория от наступившего лета и солнца – возвращается, и даже сильнее прежнего, знакомое (даже слишком знакомое!..) ожидание беды в любой момент, ощущение ее неизбежности и своей обреченности...

13.5.09. 9–08

Опять комиссия, уже 2–й день...

Вчера утром, после завтрака, тот же “мусор” с кучей СДиПовцев приперся к нам в “локалку”. Не обращая внимания на загорающих в одних трусах, они достали из–под СДиПовской будки остаток ржавой сетки–рабицы и натянули поверх забора “локалки”, выходящего на глухую сторону, на запретку, – часть успели натянуть еще до “праздников”, часть – осталась на вчера.

Про комиссию – как обычно, незадолго до проверки – я услышал практически сразу же, как это слово было произнесено. Один из “обиженных” посылал других убираться в связи с приездом комиссии – я кинулся к своей шконке и успел засунуть под нее баул с продуктами и завесить срочно расстеленным красным одеялом даже раньше, чем от главного провокатора понеслись наглые, бесцеремонные команды “убрать все лишнее”. (Вот уж чего–чего, а лишнего у меня уж точно ничего нет!..) Повесил телогрейку в раздевалку, старые–престарые, драные уже казенные “гады” сунул в свободную ячейку “обувницы” (потом вспомнил – пошел и вынул шерстяные стельки; а ботинки стоят там до сих пор). Все ОК. От провокатора донеслось, что приехал опять легендарный уже “Забурян”, или как там бишь его – какой–то чин из областного УФСИНа, видимо. Но – нет шимпанзе, а почти вся блатная нечисть загорает целыми днями на улице, так что никто из них особо не проверял и не докапывался, кто что и куда убрал.

День прошел относительно спокойно, хотя от этой комиссии, от этого наглого блатного командования и возможных проблем мне стало опять так тошно, что хоть в петлю. Господи, когда же все это кончится?!. Почти 2 года еще... Комиссий, шмонов, командиров, блатных, каптерок, “положенцев”, возможных раскидываний барака, и пр. и пр. и пр. – еще почти на 2 года!.. Но весь день было все достаточно тихо. Сходили вчетвером по вызову в спецчасть (она работала во вторник вместо понедельника, который после “праздника” 9–10 мая, пришедшегося на субботу–воскресенье, был также объявлен выходным). Я получил очередной отказ в УДО из Тоншаевского суда и отдал сразу же кассационную жалобу на него, заранее приготовленную, чтобы не ходить 2 раза. Тетка, выдающая бумаги, удивилась, но взяла, сказав, что вызовут к нарядчику расписаться, когда она уйдет.

Вечером, уже после 9–ти, когда вся шпана смотрела в “культяшке” по DVD “Comedy club”, главный провокатор при мне получил прямо с “дороги” (со двора 10–го барака через окно) свежую новость: приехал Забурян! Кто же тогда приезжал перед утренней проверкой, или почему один и тот же Забурян приезжает в одно и то же место по 2 раза в день, – осталось загадкой; но еще до вечерней проверки это тупорылое наглое чмо начало орать, чтобы все всё убрали, и – вместе с другими блатными – распространять слухи, что “комиссия может пойти ночью!” :))))) или же прийти на подъем. Я, уже перед ужином все достав и развесив (кроме “гадов”), но загодя убрав на завтра продуктовый баул опять под свою шконку (откуда его вытащить – целое дело, т.к. он цепляется за крючки пружинной сетки), ничего больше особо делать не стал, даже выносить телогрейку. Скоро погасили свет (а в нашем конце секции и так по вечерам полностью темно из–за неработающей по вечерам люстры), и все обошлось. Разумеется, ночью не было никакой комиссии (как и утром), а был – 1, кажись, раз всего – самый обычный ночной обход бараков всего одним “мусором”. Но – бдительная блатота в ожидании комиссии не разрешила еще перед зарядкой одному из шнырей – конченному дауну, на лице у которого крупно написан его диагноз – разложить во дворе на железной трубе на досках матрас для загорания. Заставили унести назад, и при мне эти же блатные, двое, строго наказывали блатным “обиженным” (прямо в их проходняк через “шкерку”), чтобы матрасов никто не выносил и в “локалке” было чисто. Ее и подметают с самой зарядки обычные, не блатные “обиженные”. После завтрака я вышел немного пройтись по двору – ни щитов, ни табуреток, ни матрасов, ни загорающих на них блатных, как было вчера и позавчера, сегодня не видно...

Мне до сих пор еще кажется, что он провокатор, но сейчас уже меньше, чем вчера утром. Он так и не показал мне остальные – только те 2, что я уже видел, первые, из восьми. Но уж их–то, по крайней мере, он увез с собой точно, я сам видел, как он пошел их “закидывать”. Сказал, между прочим, что еле влезли – зачем бы такие подробности, если все это туфта? Да и зачем бы ему вообще делать мне подлость, работать на “мусоров”, предлагать мне заведомую провокацию – перед самым освобождением?.. Я еще понимаю, если б за это по УДО обещали отпустить... Странно все это как–то... Как я ни просил разбудить и показать (все 8, я думал и надеялся), – ни хрена!.. Он их, оказывается, “закидывал” частями – в 3 ночи, еще во сколько–то; и если бы я в 5 утра сам не встал, заслышав стук его палки в “фойе”, и не перехватил его, не увидел бы и этих 2–х, уже виденных. А закопаны (как он вчера сказал) были у него все 8 или только 6? И точно ли закопаны (и где??! Тут где закапывать–то?!), или же это была уловка, чтобы не показать мне, что текст не подготовлен к вывозу, а сдан “мусорам” или подготовлен к сдаче?

В общем, сегодня утром он ушел, пока что все тихо. Ждать и нервничать... Сегодня вечером – отзвониться, чтобы А. Там забрал, потом – ему же, чтобы узнать, было ли что забирать, или нет... Дня 3–4 еще мучительной, тягостной неизвестности. (А главное – очень, крайне просто, подозрительно было, когда подошел вдруг 1 апреля и сам предложил, ссылаясь на то, что слышал когда–то мой разговор с другим старым зэком (Полосатым), которого у нас на бараке нет уже больше года. А разговор с ним такой – да, был, я припомнил смутно, но сразу.)

16–15

Нельзя сказать, что беда пришла, откуда не ждали. Я ждал этого... Они таки начали раскидывать барак. Сегодня после проверки принесли список: 11 человек переводят на разные отряды. Услышав эти слухи, я пошел к завхозу, чтобы попытаться что–то узнать. В кабинете завхоза толпа блатных изучала список на маленьком листочке. Фамилии были написаны карандашом, а синей ручкой около них были проставлены цифры – номера отрядов, куда переводят. Моя фамилия в самом конце списка была той же синей ручкой вычеркнута, и цифра около нее не стояла. Той же ручкой ниже были вписаны еще 1 или 2 фамилии.

Итак, первый снаряд разорвался в нескольких шагах от меня, но не задел. Хотели перекинуть, но в последний момент кто–то не утвердил. Надолго ли? Через сколько дней (или, даст бог, недель) прилетит следующий снаряд, на этот раз смертоносный? Нутром, инстинктом я чую, что меня это коснется тоже, что эта беда приключится со мной обязательно. Впрочем, с постоянным ожиданием беды я жил сколько лет еще на воле... Вот такое чувство – смятения, кавардака в мыслях, невозможность сосредоточиться, ощущение, что все мысли и вся твоя как–то устоявшаяся, налаженная жизнь летит кувырком, к черту, – было у меня в тюрьме, на “пятерке”, когда сперва 27 марта 2007 г. с утра, на проверке, опер Загвоздкин сказал всем собираться с вещами, но отговорили; а потом, 27 апреля, ровно через месяц, все же перекинул меня и еще одного парня, таджика, на жуткую и омерзительную “1–ю сборку”... Но и тогда, наверное, смятение мое было меньшим, поскольку меньше, чем здесь, ломался быт и налаженная жизнь.

Я успел (ценой покупки в ларьке чая и конфет “телефонисту”, которого перевели на 7–й, так что, видимо, в последний раз) сообщить все это матери, с идеей, чтобы она звонила Большакову, м.б., этот неизбежный перевод удастся еще предотвратить с его помощью. Но это едва ли. Узнал ее новости: говорила с адвокатом Сидоровым насчет участия в кассационном производстве по последнему УДО; тот просит 10 тысяч и обещает встретиться для подписания договора, когда 26–го мать с Матвеевым и Шамилем Шиабетдиновым (сенсация!!.) будут проезжать ко мне через Нижний. 10 тысяч обещает дать Пономарев, которому мать тоже – специально по этому поводу – звонила.

Весь день сегодня лошадь с телегой в сопровождении “мусора” возят к нам землю. “Обиженные” лопатами ссыпают ее с телеги на землю и носилками переносят в самый конец продола, к перегораживающей его торцевой решетке у СДиПовской будки. Грядки внутри и сразу за “локалкой” несколько дней назад блатные уже засыпали вот так же привезенной землей.

Из блатоты, кроме “телефониста”, переводят еще одного – весьма омерзительного. Переводят также подонка – моего бывшего соседа по бывшему проходняку в 2007 г., главного спеца по браге и эксперта по вшам.

14.5.09. 9–05

По дороге в столовую, на “большом продоле”, от будки “нулевого поста” и до открытой, с обвалившимися краями, пожарной ямы с водой (открыта она со времен пожара в ЛПУ 2–3 апреля) вчера к вечеру сварили забор. Зачем? Да только затем, чтобы – по словам одного блатного, которому, видимо, сказали “мусора”, – там, за этим (теперь) забором, в конце дорожки вдоль столовой, не собирался 13–й отряд. Он там привычно собирается уже 2–е лето, выходя из столовки. Теперь идти этой дорогой в барак будет нельзя – она перегорожена забором. Но весной, в самую распутицу и грязь, ВСЕ отряды, выходя из ворот, идут в столовую ТОЛЬКО по этой дороге, т.к. там асфальт, сворачивают сразу налево за СДиПовскую будку. Теперь, следующей весной, да и осенью тоже, в грязь и дожди – у них этой возможности не будет, и придется трижды в день (ну ладно, утром и вечером, бывает, подмораживает, но в обед–то точно) переть по непролазной топи и лужам “большого продола”, сроду не мощеного...

Тоска и апатия зашкаливают выше всякой нормы. Началась, по сути, жизнь на чемоданах – в ожидании неизбежного, это уже ясно, перевода на другой барак. Обдумываю, куда засовывать быстро все барахло, когда объявят, куда переводят, и не забыть бы чего. М.б., это будет уже сегодня, после проверки... Вчера, когда узналась эта новость, один из (полу)блатных из “маленькой секции” вдруг спросил, правда ли, что меня переводят на 1–й. Я спросил, откуда он это взял, но ответа не получил. Однако откуда–то же просочилась ведь эта информация, вряд ли он сам это придумал. А на 1–м – рассказал “телефонист” в ответ на мое упоминание, а сегодня по дороге с завтрака подтвердил полностью знакомый с 1–го (Полосатый), – на 1–м полные “вилы” со связью. Там всего 3 “трубы”, и то с них не дают звонить, – ну, м.б., раз в неделю ты оттуда позвонишь, сказал “телефонист”. Знакомый – в предвидении возможного моего туда перевода – обещал поговорить с владельцем одной из “труб”, но – я давно его знаю, и психологически никакого доверия он и его обещания не вызывают. И здесь, на 13–м, 2010–й год наверняка был бы для меня “годом без связи” или с крайней ограниченной связью, но теперь, видимо, он начнется для меня уже сейчас, летом 2009. На 1–м, например, “мусора” просто могут приказать не давать мне “трубу” вообще, как это уже было в 2007 в “транзите” Нижегородского централа. И не дадут ведь... А уходить с 1–го на другие бараки – и даже просто “продолы”, т.к. у него свой отдельный вход – будет очень сложно. А с января 2010 и не к кому будет ходить...

Сейчас, в 10 утра, надо идти в санчасть, ловить Демина, – мать вчера узнала, что вроде бы он сегодня с 9–ти должен быть на работе. Как раз пригодится этот “свободный ход”, если Демин мне его даст, при всех этих переездах и перетрясках...

10–15

Сходил, блин, в санчасть!.. “Козлы” все спят, кроме одного, который играет во дворе в нарды. Вести никто никого не собирается, – не записан, что ли, никто сегодня к врачу на прием... А когда этого Демина поймаешь в следующий раз – бог весть... Человек предполагает (сегодняшний визит в санчасть, к примеру), а бог располагает...

Блатной, переведенный вчера на другой барак, но пришедший сегодня с утра, уверенно говорит по телефону, что сегодня ожидаются еще переводы. Что ж, ждем–с... Правда, говорит он, его самого и других перевели “по оперативным соображениям”, но это вряд ли...

15.5.09. 6–21

Жить постоянно в ожидании разгона, перевода, встречать с этой мыслью каждый наступающий день, – совершенно невозможно. Ненависть. Ярость. Остервенение... Нервы взвинчены до предела. Безумно хочется убивать их – это тупое быдло, которое легко могло бы изменить ситуацию – не в зоне, в стране! – но не хочет; а хочет только пить и воровать, жить за чужой счет. Отплатить им за все!..

Пишу это – а кошка Маня лезет на колени и мешает писать.

8–53

Среди подонков муссируются слухи, что из нынешнего состава на бараке останется всего 4 человека, и даже называются имена. Но меня, конечно же, среди них нет.

17.5.09. 8–56

Полночи, а то и всю ночь, колобродили какие–то подонки с другого барака в проходняке старого уголовника в середине секции. Я проснулся (очередной раз) в 4 утра – там разговаривали в полный голос, как на улице, и громко ржали. Голоса были незнакомые. Хозяин проходняка – старый подонок, конченная мразь и по манерам, и по сути (сидит уже 7–й раз, т .е. всю жизнь), и его сосед, недавно “поднявшийся” сюда, и почти земляк, тоже всю жизнь по зонам, – это уже не молодые пацаны, лет 20 с чем–то, как мои соседи и как вообще большинство здесь. Оба – за 50 лет, гость (гости), судя по голосу, тоже был не юн, – но уголовники есть уголовники, подонки есть подонки. То, что 4 утра, они сидят в помещении, полном спящих людей, и в полный голос гомонят и ржут, мешая другим спать, – просто не приходит, видимо, им даже в голову. Это не люди, это мразь и отребье, подлежащее не “исправлению”, а тотальному уничтожению. Они всегда держатся естественно, везде чувствуют себя “как дома”, раскованно и свободно, ничем не стесняясь, и не то сознательно хотят помешать вам спать, – нет, они вас просто не замечают и о вашем существовании даже не вспоминают, заливаясь громким хохотом над своими тупыми шутками в полуметре от вас в 4 часа утра... Сейчас, несмотря на раннее утро, в конце секции точно так же бесятся и громко ржут уже другие подонки.

Зацвела черемуха, и сразу резко похолодало. Здесь все связывают эти 2 события воедино, хотя я не уверен, есть ли между ними связь. Цветущие деревья даже видно издали через “запретку”, в поселке; а холод такой, что многие опять надели телогрейки. Я в своем “тепляке” от белья и тонкой курточке от Армани, купленной матерью в том году (тогда спортивные куртки еще пропускали...), замерзаю. Вчера еще проглядывало иногда солнце, и на солнце было нормально тепло. Но обычно – вот уже 2–й или 3–й день все небо наглухо закрыто хмурыми облаками и – главное – дует совершенно ледяной ветер. На улице – нет, а вот в столовке сейчас, во время завтрака, я заметил легкий парок от дыхания.

Живу я по–прежнему, в тоскливом ужасе ожидая неизбежного переселения на другой барак, в большую толпу нового быдла и мрази (старая толпа стала маленькой, – всего 76 человек списочного состава осталось в 13–м отряде). Собирать в баулы все вещи, одежду из–под матраса, миску для еды, пакет с хлебом, все тряпье, все вещи, тряпки, бумаги, и т.д. и т.п. – и под насмешки (т.к. вещей слишком много, несколько баулов, а тащить их сам я не могу, а надо просить кого–то) переться, в несколько заходов, куда–то, и еще там ждать (небось до самого отбоя, как тогда, в 2007), пока положат меня куда–то, дадут место, да еще, небось, не постоянное, а временное, значит – вещи из баулов, даже ежедневно нужные, разложить будет нельзя... Короче, ужас. Темный ужас и мрак, сплошное унижение под хихиканья толпы юных глумливых подонков (и здесь, и там). Вот так я “страдаю за свои убеждения”, как сказала однажды (еще в 2007, кажись) Е.С. И только одно слегка утешает: что я знаю смысл этого страдания, что такова цена именно моих убеждений, от которых отказываться я не намерен. Да еще то, что все меньше и меньше остается: пока это страдание (на новом месте) как следует прочувствуешь, – а там, глядишь, и срок–то уже кончается. Осталось 672 дня, ровно 96 недель.

Один старый воришка, тоже всю жизнь просидевший по лагерям, сказал мне вчера, что раскидывать барак могут и в течение года. Перевели 11 человек, а через месяц – следующих, спешить им некуда, да еще когда место будет, куда переводить. Дай бог, чтобы было так!.. Мать в пятницу успела дозвониться Большакову и попросить его поговорить с Милютиным на тему моего неперевода с 13–го. Но поговорит он самое раннее в понедельник (завтра), а тем временем – завтра же могут уже и перевести. Да и вероятность успеха, если он и поговорит, – 1%, не больше. Этой мрази Милютину, как уже давно я убедился, верить нельзя.

Еще одна отвратительная новость: А. в Казани за 2 дня так и не смог поймать этого хмыря, который должен был вывезти отсюда мои бумаги. Не дозвонился, – видимо, мать отвечает, что его нет дома. Отмечает... Это еще не значит, конечно, что бумаги потеряны безвозвратно, но все равно – это неприятно и очень тревожно. А. вчера не мог мне перезвонить – не было денег на мобильнике, а лишь очень коротко сказал, что не может застать, займется этим после возвращения. Уезжает сегодня или завтра – не сказал, куда, но из города – на 2 недели, числа до 1 июня, что ли, и займется этим вопросом только после возвращения. Неприятно все это. В том, чтобы переправить на волю дневник за июнь–декабрь 2008 года, больше чем за полгода, – тоже ведь был бы огромный кусок смысла моего здесь пребывания, безвозвратной потери целых лет жизни. Если удалось – значит, с июня по декабрь 2008 я промучился здесь не зря, в этих мучениях был смысл, а если бумаги пропали – то, значит, не было, все эти мучения были напрасны. Хотя, конечно, у меня еще остается оригинал, но – долежит ли он до освобождения, я сомневаюсь, а легально вынести его через вахту и шмон – нет и совсем никакой надежды. “Телефонист”, подонок, вчера опять заходил, я сказал ему, что мать (по его просьбе через меня накануне) положила на его (мой) номер деньги – и все равно эта тварь, отговариваясь тем, что торопится и постарается зайти попозже, – не дала мне “трубу”, чтобы попробовать дозвониться самому этому хмырю в Казань. Хотя – это, скорее всего, не удалось бы и мне так же, как и А.

18.5.09. 9–20

Понедельник. 96–я неделя до конца срока началась странно: отрядник не пришел на зарядку, как обычно. Я, как дурак, одевшись в “тепляки” и форму, прождал его в холодном предбаннике и на крыльце до конца зарядки, но зря. В столовке на завтраке его тоже не было. М.б., на больничном? Да, и вчера, в воскресенье, он не приходил даже вечером, что для него обязательно.

На улице уже потеплее, чем 2 последних дня, и даже солнце вроде бы слегка проглядывает, но все еще достаточно прохладно.

Тупорылый стирмужик “порадовал” меня сейчас, после завтрака, что вместо моей наволочки, отданной ему в стирку, сейчас перестирывает мне чью–то чужую, висевшую в другом месте и даже без прищепки. А где же моя? – Неизвестно! Пропала!.. Эта тупая дебильная тварь все кивает на бедолаг “обиженных”, которые, мол, могли перепутать и забрать ее (да и вообще у них стираемые вещи часто путаются и пропадают), да еще мне посоветовала все мои наволочки пометить (ага, ручкой написать “Б.С.”, чтобы смылось после 2–х стирок!..). А то, что сам, быдло тупорылое, ко всему относится безответственно, не уследил, вообще не особо затрудняет себя работой и ответственностью за нее, а только целый день сидит (на моей шконке), жрет и пьет свои чаи и кисели по 10 раз в день, – это он, конечно же, не виноват, и вообще он ни при чем... Мразь. Животное.

Одна хорошая новость вчера: мать дозвонилась А. в Казань и говорила с ним подробнее, чем я. Тот ей сказал, что он говорил с этим типом – Олегом, перевозчиком моих бумаг. Тот ему сказал, что у него все нормально (т.е. он довез!..) и чтобы А. позвонил потом. Но потом А. его уже не застал, а вчера утром уехал, – мне говорил, что на 2 недели, матери – что на 10 дней. Сказал также матери моей, что “держит ситуацию под контролем”. Что ж, значит, есть надежда, что через 10 или 14 дней бумаги все же попадут в руки А., если уж они не пропали до сих пор.