ИЮЛЬ 2010

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ИЮЛЬ 2010

1.7.10. 9–30

Очередная безумная неделя... Уф–ф–ф!!! Только что пришел из бани (четверг). А описывать надо столько, не забыть бы половину, как обычно...

Подхожу к “нулевому” – впереди, спинами ко мне, стоит комиссия (человек 10)! Очередная!!! :)))) Она таки приехала еще во вторник и была 1–й новостью, которую я узнал, выйдя с короткой свиданки. Опять тот же Мурзин (?) и кто уж там с ним еще, не знаю. Вчера они бродили утром по тому “продолу” (здесь, на бараке, разумеется, паника, вынос и прятанье всего и вся, как обычно; ожидалось даже какое–то “построение”, но не состоялось), была в “варочной” и вроде бы в бане. Говорят, разнесла местное начальство – и сегодня, к моему изумлению, впервые за мои 3 года здесь в бане появились тазики – жестяные тазики производства местной “кечи” с надписью на боках “БПК” (банно–прачечный комбинат). Так вот, иду – вижу их впереди, у “нулевого”. Блин, а мои–то сумки из–под шконаря, небось, уже выкинули в общей панике?!. Тут комиссия заходит на 1–й; я иду в барак – сумки на месте! Уф–ф–ф!!!... Пока доставал на следующий раз чистые вещи, доставал грязные из пакета в стирку и пр. – “комиссия на контрольную!”. :)) Обошлось. Повезло еще раз... :))

Вчера ничего написать не дали, хоть я и хотел – целый день вдруг сплошные разговоры, болтовня с окружающей швалью, что вообще–то бывает нечасто. Первым – еще с утра, во время паники “по комиссии”, прицепился мерзкий активист, выкидывавший в апреле мою кошку в окно. Мразь из мрази, нечисть – и дурак, 22–хлетний молодой дурачок, бессмысленная тварь – смысла никакого, но понтов хоть отбавляй. Прицепился к моим сумкам под шконкой, я ответил довольно резко, он взбеленился, уселся у меня в проходняке и стал со мной ругаться. Я лежу (все самые лучшие “базары” – только в лежачем виде у меня :), он сидит, вокруг стоят зрители – и он старается для них. Все норовил, в меру своего понимания оскорбительного, назвать меня в женском роде. :) Я в ответ, в общем–то, сказал ему все, что хотел. Не только о нем одном, разумеется: вы насекомые, ребята (он мне в ответ все твердил, что я, мол, животное и веду животный образ жизни – все лежу, мол... :), совершенно бессмысленные твари, живущие только простейшими инстинктами, вы – как муравьи в муравейнике; у муравья нет ни имени, ни личности, он неотличим от тысяч таких же, населяющих муравейник, и когда он помрет – никто там плакать о нем не будет, народятся тысячи новых – и так по кругу. И главный вывод – эх, поджечь бы ваш муравейник, ребята! (Не только этот, мелкий, зоновский, – и весь бы, размером в 1/7 земной суши, я бы не пожалел; хорошо бы хоть одну АЭС как–нибудь взорвать, да поближе к Москве. Но до этого разговор не доходил, это просто мысли за кадром, за кулисами этого разговора.) Когда зрители, устав, разошлись, разговор быстро иссяк: я кратенько объяснил этой чуме (а в разговоре один на один ей уже не перед кем кривляться – поневоле приходится слушать), что нормальные люди в мире судят обо мне по написанному мной (а его, написанного, за 16 лет уже много :), а не по фигуре и объему тела (излюбленный конек глумления этой твари), и спросил, ЧТО есть за плечами у нее. Она раздраженно взвизгнула: ну почему обязательно за плечами?! – но перечислить, что там, за плечами, есть, ничего не смогла, и на этом разговор закончился сам собой.

Еще одна интересная беседа была позже, после обеда, с мужиком, недавно переведенным сюда с “девятки”. Оказалось, он всего на год меня моложе, сидит уже 6–й год, осталось ему год и пять, и на общем местном фоне гопников он выглядит очень прилично: имел свой бизнес, достаточно крупный, что–то связанное со швейным делом, с мастерскими по пошиву, что ли (точно не помню), в разных городах, и т.д. 8 (!) лет был в розыске, открывал, как Остап Бендер, всякие конторы типа “Рога и копыта”; потом его компаньон, чтобы забрать какую–то крупную сумму денег, ударил его топором в спину (буквально!), и, наконец, посадили. Сидит по 159–й ст. (“Мошенничество”), тем более ч. 3 и 4, особо крупный размер и т.п. В общем, достаточно на этом фоне развитой интеллигентный парень, и был очень удивлен, узнав, за что сижу я, отнесся вполне сочувственно.

Вчера же были еще и переводы – 7, что ли, человек перевели отсюда на разные бараки, 11 – сюда. Старую блатную мразь, что стреляла тут из рогатки по кошкам и спихнула пинком мою Маню с крыльца прошлой осенью, перевели на 13–й. Бедный 13–й!!! Теперь он взвоет! Бедный Юра Горохов, его как раз опять списали с больницы, из санитаров опять на 13–й, хоть он и собирался на 1–й, – эта тварь теперь его заездит, забьет еще хуже, чем здешних “обиженных”...

Сюда перевели с других бараков по признаку – кто работает на “промке”. Но вчера же вечером возникла паника – “промку” закрывают! Сегодня туда уже никого не “вывели”, все работяги торчат на бараке. Кто (большинство) говорит, что это только на время комиссии (мол, и в прошлую комиссию было то же самое); кто рассказывает всякие подробности, что, мол, те, кто “выкупил” недавно “промку” (кто это конкретно – версии самые разные, от нижегородского ГАЗа до московского Газпрома :), разорвали контракт, ничего не заплатили, вся готовая продукция (какие–то “поддоны” из досок, не знаю, под что) осталась невывезенной, теперь надо ждать, пока “промку” купит кто–то еще, все вывезет, заплатит деньги. В общем, как обычно, феерическое разноцветье слухов и версий, из которых, как правило, ни одна не имеет ничего общего с действительностью.

Что еще? Позавчера, во вторник, было короткое свидание с матерью и Мишей Агафоновым. Прошло оно хорошо, гладко, спокойно, без эксцессов, даже завели туда почти что в положенные 9 утра, без обычных задержек. Но – Миша рассказывал кучу новостей и деталей нынешней жизни, в основном тусовочной, новости андерграунда, так сказать – какие появились новые имена и направления не только в политике, но и в искусстве, какие–то новые группы художников–акционистов, и т.д. – и я испытывал – как и в прошлые такие разы, но еще острее – горькое чувство, мучительное ощущение того, как сильно я отстал от этой жизни, как далеко ушли вперед события и люди – и каких трудов мне, если я таки выберусь отсюда, будет стоить догнать их...

Вот, в общем–то, и все основное. Матери я не позвонил не только в день свиданки, но и вчера, – пришел было после обеда к “телефонисту”, а он говорит: мол, ты знаешь, сегодня комиссия, зайди лучше в 4 или после ужина. Я договорился, что после ужина, в полседьмого примерно, зайду, – а у них в это время сидел их отрядник, так что облом–с!.. А поскольку вчера была смена Окуня, причем он дважды приходил на 11–й (после обеда долго шмонал во дворе “спортгородок”, изучал все щели в заборе, брусчатку, топтался по вскопанной земле, ища, не зарыты ли телефоны, и т.д., а к вечеру явился немного пошмонать и в секции, под матрасами и в тумбочках), то и после отбоя идти я не рискнул, – в конце концов, говорить действительно особо и не о чем, коротенькое подтверждение, что у меня все нормально, не стоит такого риска. По паре фраз, которыми после обеда вчера успел обменяться с “телефонистом”, я понял, что он о недавней моей свиданке таки не знает :) – т.е., просить жрать не будет. Надо идти к нему сегодня после ларька.

Главная бытовая проблема теперь – постричься. Уже прошло 3 месяца, оброс я сильно, а подравнять тут ничего нельзя – нет ни ножниц, ни нормальных зеркал. Значит, надо стричь – а парикмахер с 8–го, стригущий меня уже больше года, устроился работать куда–то в теплицу и теперь бывает на бараке неизвестно когда – видимо, только по вечерам, так что его нужно вылавливать...

Многодетный шнырь–даун, живущий в моем проходняке, быстро становится самой популярной личностью в бараке – он нужен всем, его все постоянно зовут, дергают, приходят будить, просить у него чай–конфеты и пр. – в общем, в проходняке постоянно толпится народ; да еще и коллективно “чифирить” здесь собираются, – в общем, все так же, как было тогда, в конце 2007, на 13–м, в проходняке у злобного шныря–бражника, где я тогда жил. А этот, видимо, действительно сильно не дружит с головой: 24 года, простой работяга–тракторист в колхозе “Путь к новой жизни”, алкаш с 4–мя классами образования (школу бросил) – но я слышал на днях, как он шепотом рассказывал на ухо “ночному”, своему другу, следующую историю. Когда его жена и теща с маленьким сыном (2004 г.р.) уехали как–то раз в Москву, а ему ничего не сказали, у них не отвечали мобильники и он не знал, где они – он позвонил “ребятам” (или “пацанам”? Не помню точно...), – и они не только через полчаса уже сообщили ему, где его родня, но – он поручил им (“ребятам”) охранять его сына, не дай бог с ним что случится, – и автобус, где ехали его жена, теща и ребенок, до самой Москвы (а затем и их самих по Москве, как я понял) сопровождали 6 (!!!) машин... :)))))

2.7.10. 8–20

Совершенно потрясающее, фантастическое, невероятное событие, до сих пор не укладывающееся у меня в голове: вчера они отменили 7–часовую вечернюю проверку!!! Сперва пошли какие–то смутные слухи (еще накануне, по–моему), а вчера, около 19–30, когда эта проверка должна быть – просто позвонили с вахты и сообщили, что ее не будет! Обалдеть!..

Потрясло меня это в основном потому, что не укладывается в столь хорошо знакомую нам логику Системы: все знают, как легко ввести что–то, еще больше ущемляющее права, ужесточающее режим (хоть на воле, хоть здесь, – одинаково) – и как трудно отменить, сделать хоть маленький шажок в сторону увеличения Свободы и ослабления диктатуры. Тут этот шажок, и довольно приличный, был сделан, видимо, под влиянием все той же комиссии, – за очевидной бессмысленностью проводить проверки каждые 2 часа (19–30 и 21–30) более “молодую” из них таки решили отменить. Причем – что опять–таки очень характерно для России – чисто решением “сверху”, без всякой борьбы самих зэков за свои права. 7–часовая эта проверка была введена 2 ноября 2009 г. и просуществовала ровно 8 месяцев.

А так – дела не очень–то приятные. В “промку” так никто и не ходит, говорят, что теперь туда будут водить одних “бесконвойщиков” со 2–го барака. Утро опять начинается с того, что безработную “красную “ молодежь поднимают бешеным трясением шконок и чуть ли не пинками и гонят “на территорию” – убираться, мести “продолы” и двор барака. Главная угроза “козлов” теперь – вот, мол, сейчас вам из “культяшки” выйдут, скажут – и вы побежите... В “культяшку”, как известно, на время ремонта заселилась вся самая блатная сволота, безоговорочно командующая и “красными”, и всеми остальными.

Любителя моих сигарет и его друзей комиссия вчера таки выгнала окончательно с 1–го поста. Сказали, что, мол, зэки там сидеть не должны, а только “мусора”. Ну–ну... :) Увы, романтике звонков моих в этой будке, за занавеской, когда мимо то и дело ходят и “мусора”, и стукачи–зэки, видимо, пришел конец.

В проходняке тоже наступила сплошная тоска. Азербайджанская обезьяна, прежде убиравшаяся в секции, окончательно заселилась сюда (после переезда из той секции 19 июня ее сюда поселили как бы временно, с надеждой попозже вернуться на свое старое место, в следующий проходняк. Теперь надежда эта утрачена, место занято новопривезенными с “девятки”, а ее друга по бывшему СДиПу, с кем они в соседнем проходняке и жили, вчера перевели на 2–й барак). Теперь из–за этой обезьяны еще больше, чем из–за шныря–дауна, тут постоянно толпится народ: приходят то земляки–азербайджанцы, то русские друзья со 2–го (вот этот, вчера переведенный, плюс еще один, тоже раньше был на 11–м), то с 6–го – и чифир заваривается и пьется заново с каждой новой порцией гостей, они засаживают все шконки, болтают, проливают свое пойло на тумбочку, уже заставленную их кружками, банками, самодельными ситечками и серебристыми пакетами с чаем... Не верится, что еще 2 месяца назад я жил в этом проходняке практически один, спокойно пил чай по вечерам, а единственный сосед, беззлобный молодой пацаненок (он есть и сейчас), приходил только ночевать – долго спустя после отбоя, часов в11...

Кроме этого быстро осточертевающего вечного чифирного многолюдья в проходняке – азербайджанская обезьяна, примитивное существо, 6–й раз сидящее и готовое часами рассказывать мне о своей родне и подробностях жизни в нижегородской деревне (на родине не бывало с 1986 года!..), отличается и тяжелой формой паранойи по поводу уборки и чистоты. Чистюля, блин!.. Это грозит мне – несмотря на ее пока подчеркнутую симпатию и вроде бы доброе отношение – тяжелыми скандалами в будущем по поводу уборки, выволакивания тумбочки, выноса “сидоров” из–под моей шконки и пр. – психозы этих чистюль я за 3 года тут изучил уже досконально. То и дело, как все они, жалуется на запах (несуществующий, разумеется). Но – хоть маленькая еще радость и возможность расслабиться – безумие “генеральных уборок” этой зимы и весны, похоже, реально сошло на нет после ремонта и переезда. Вчера опять просто подмели и помыли, без всякого мыла и шампуней, и тумбочки не вытаскивали (вякнул было раз на эту тему мерзкий активист, уходя в баню, – но не только никто его особо не слышал, а даже и сам он, вопреки своей прежней постоянной манере, свою же тумбочку выволакивать тоже не стал. :))) ).

19–30

Длинная, невыносимо длинная, бесконечная эта пятница, полная солнечного света, жары (опять!), беготни вокруг, суеты, бесконечных этих чифиропитий в проходняке, послеобеденной сонной одури, – заснуть не можешь, как всегда, но глаза слипаются, проваливаешься в какую–то дрему, всего–то на минуты какие–то – но потом долго ничего не соображаешь, с трудом приходишь в себя и лишь испуганно смотришь сразу на часы – сколько времени?! не проспал ли ужин или еще что–нибудь?!! Почитать абсолютно нечего, нечем занять голову – и ее забивают до отказа, до полной перегрузки окружающая всеобщая суета, беготня шнырей, обрывки разговоров и ругани, солнце и чифир...

3.7.10. 8–38

Нет, так просто вчерашний вечер не кончился, не думайте; они вдруг начали двигать шконки! Едва я успел поужинать, еще допивал последние глотки чая, – вдруг понеслось!.. Из “32–го квадрата” выволокли одну шконку, поставили в “фойе” – и самому забитому пацаненку из “обиженных” сказали, что теперь он живет там (один; верхний ярус шконки пока пустует). Вслед за этим все шконки по стене секции (т.е. где я) начали сдвигать в сторону двери – чтобы где–то ближе к тому концу втиснуть еще одну, по частям принесенную с улицы. Типа, для все время “поднимающихся” новичков не хватает мест в секции – вот они и придумали ее впихнуть. Командовал всем процессом старший и наиболее злобный “козел”, – даже уйдя в работяги “промки” и тем самым автоматически потеряв статус барачного “общественника”, эта мразь продолжает беспрекословно тут всем командовать. Впрочем, командует она по преимуществу шнырями и разной “красной” молодежью, мелкой, недавно сидящей, робкого (относительно) нрава, не выдающегося телосложения и в принципе неспособной дать отпор ее кулачищам...

Проблемы, как всегда, начались со мной: обнаружилось, что у меня за головным торцом шконки “опять целый склад”, и вся окружающая нечисть тут же принялась орать про “петушатник”, – мол, я “опять развел петушатник”, и т.д. :)) Всякое грязное, неубранное место, всякий беспорядок и т.п. они стандартно именуют “петушатником” – но в то же время от обитателей настоящего “петушатника” требуют, чтобы у них была идеальная чистота и порядок, заправлены кровати, под шконками и на тумбочках не лежало бы ничего “лишнего”, и т.д. Противоречие, однако... :)

Так вот, мою шконку начали двигать – и что–то из лежащего за ее торцом помешало плотно придвинуть ее к соседней. По команде злобного “козла” исполнители с явным удовольствием стали просто вышвыривать мои вещи из–за шконки, – бросали, не глядя, куда попадут, и все это разлеталось по полу, под соседние шконки. Банный пакет вышвырнули так, что зеленое полотенце для головы, лежавшее в нем сверху, вывалилось прямо на грязный пол. Большую доску, вставленную за торец шконки, чтобы все барахло не съезжало под шконку, выволокли вместе с маленькими фанерками. А уж как они двигали мою тумбочку!.. Наполовину придвинули к стене, а доска, на которой она стоит (чтобы удобно закрывались дверцы), наполовину осталась торчать слева из–под тумбочки, подвинутой сантиметров на 50 вправо. Еле–еле мы с “ночным” поставили ее ровно, отодвинув от стены и пододвинув под нее как следует эту доску – а потом еще, почти до самой проверки, вместо того, чтобы полежать после ужина и чая, я собирал все расшвырянные этими подонками вещи и распихивал по местам за шконкой...

Одно только приятное событие сопровождало этот погром, – верно говорят, что нет худа без добра. :) Азербайджанская обезьяна пришла, когда мы уже выровняли тумбочку, посмотрела на нее – и решительно наконец–то вытащила из тумбочки эту проклятую коробку многодетного шныря–дауна, запихнув ее под свою (и его – сверху, на 2–м ярусе) шконку. Ура! Шнырь, давно уже обещавший мне сам убрать эту коробку под шконарь, пришел, увидел – и ни слова не сказал! Так что хоть от этой чертовой коробки, занимавшей полтумбочки, наконец я избавился.

Палыча не было вчера и пока что, странно, до сих пор (9–00 уже) нет сегодня (суббота). Неужели таки 2 выходных подряд?!. :)))

5.7.10. 8–25

Усталость, вымотанность, нервное истощение такое, что совершенно нет сил. Да еще эта жара опять – весь мокрый, потный... Хорошо хоть, пока еще не такой жуткий зной, как был недавно.

Понедельник. Началась 37–я неделя до конца. Прошедшая 38–я ознаменовалась короткой свиданкой во вторник, да еще тем, что вчера я наконец постригся. С утра, пока все спали, , и Палыча до 11–го часа не было, – смотрю, местный специалист–парикмахер стрижет тут одного из новеньких стремщиков, недавно приехавшего. Ну, я к нему – и он без споров постриг и меня, причем лучше, чем тот уродец с 8–го барака. А он – ходил к нему позавчера вечером, после отбоя – отказался меня стричь: мол, “нет насадок” к его машинке. Странно, – столько лет были, и вдруг нету! Куда ж они делись–то?! Я так понял, что дело в другом: просто этот тип устроился работать в теплицу, целый день его нет на бараке – и после рабочего дня ему просто неохота возиться еще и со мной, со стрижкой. Сволота... Одно радует: осталось мне тут всего 2 стрижки – в начале октября и в начале января 2011 – и домой!..

Местное блатное чмо (теперь самое здесь блатное), то самое, что в мае по поручению Палыча давило на меня по поводу моей сумки и каптерки – повадилось теперь, сука, пользоваться моим “киловаттником”! Шныри, разумеется, сообщили – один из них, самый злобный, бывший мой сосед на 13–м, позавчера сперва сам приходил и просил – типа, для себя. Я отказал. Позже, только я сел ужинать – явилось это блатное чмо и начало клянчить. Мол, под его ответственность, оно мне ручается, если что – само “затянет” мне новый, и пр. (а до тех пор ни постирать, ничего...). Эта чума наркоманская, постоянно ходящая обколотой (и все знают!), имеет моду мыться каждый вечер в туалете – вот для того, чтобы нагреть воду, ему мой кипятильник и понадобился. В баню не ходит – моется только здесь. Была тут у блатных куча больших чайников, которыми они грели себе воду, в т.ч. для мытья, – так сейчас, оказывается, почти все их сожгли, и до моего единственного кипятильника добрались... Да еще ладно, позавчера блатное чмо это хоть само пришло просить “под свою ответственность”, – вчера после отбоя оно уже просто прислало за моим кипятильником шныря, тот нашел меня во дворе. Да еще какого! – недавно приехавшего 19–летнего полного раздолбая, растяпу, которому ничего нельзя доверить – и постоянно получающего за это от всех по башке. Я дал, скрепя сердце, – обошлось и на этот раз, не сожгли. Но больше, а тем паче шнырям, хоть этому, хоть другим, я “киловаттник” не дам. Тем паче, что пользы мне с блатных никакой, да и единственная, какая могла бы быть – телефон, но на этом бараке мне никто из них телефона не даст...

Вообще, “хождение в народ” на эти 5 лет получилось у меня замечательное, очень поучительное. Я уже писал об этом, но повторение – мать учения. Сходил, съездил, посмотрел, убедился. В том, что вокруг – быдло, быдло и быдло. Серые, тупые, примитивные, одноклеточные организмы (жаль, что не “микро–”...). Нечисть, короче. “Чьи цели в жизни – выпить и украсть”. Больше их ничего не интересует – ни на воле, ни здесь (ну, здесь – еще чай и сигареты, как же без них!..). Твари тупые... И даже лучшие из этих здешних, с кем я еще хоть как–то могу общаться, хоть поговорить о чем–то, – увы, такие же, и говорить мне с ними, по сути, не о чем. Вот приходят каждый вечер цыгане (те, что раньше приходили к этой мерзкой злобной горилле, своему соплеменничку, а старшего из них я знаю еще с 13–го, он приходил туда к старому хрычу, жившему напротив меня). Вот любитель моих сигарет заходит каждый день, и не по разу – в основном за сигаретами, но бывает и так просто, поболтать, посидеть. Но говорить и с ним тоже мне совершенно не о чем, хотя вообще он парень и неглупый, и с характером, не трусливый, даже отчаянный, если надо. Это было одной из причин, почему я обратил на него внимание, – как он выдавил тогда, зимой, стекло на короткой свиданке, или послал подальше отрядника 12–го у столовой (еще будучи “ночным”), или убегал от “мусоров” с телефоном в кармане... Но и он тоже – полукриминальный тип, любитель на воле выпить и покуражиться, погонять на мотоцикле по округе, да еще музыку включить на максимальную громкость, и т.д. Этакая разгульная, лихая (в пьяном виде) пустышка, имеющая, правда, профессию маляра–штукатура. Но говорить мне с ним, по сути, не о чем, – он так же, как и все они, замкнут в своем мирке, в своих девках, мотоциклах, машинах, родственниках, гулянках и водке... Ни интереса к глобальным, внеличным вопросам, ни каких бы то ни было убеждений, общетеоретических взглядов на жизнь, ни моего неуемного желания повоевать с Системой, ни моей ненависти к ней – хотя он сидит уже 3–й раз, с малолетки еще, почти половину из своих 27 лет – в нем нет и в помине. Скучно страшно, вся жизнь – один быт, гулянки, водка да бабы, и говорить с ним решительно не о чем. Так же и с цыганами, хотя старший из них много ездил, повидал, на воле (по его словам) к криминалу не относился, жил цивилизованно, работал... Но с ним – в общем–то, еще меньше есть тем для разговора (кроме разве что тех мест и городов, где бывали и он, и я). Второй – молодой квартирный вор – цыган, сидящий уже 5–й, что ли, раз, – вообще одноклеточный, и только лагерь и зэков в нем знает хорошо, в отличие от 2–го. Они приходят – и вот уже 2–й вечер в моем проходняке пускаются в длинные беседы не со мной, а с азербайджанской обезьяной – про Дальний Восток, где та долго жила и хорошо знает, а эти двое вообще не бывали. Мне, честно говоря, эти рассказы, как куда там проехать, и по какой дороге, и где в какой город (Находка, Большой Камень и пр.) сворачивать – не только не интересны, но даже раздражают. Про эту обезьяну, тоже любящую покалякать со мной, даже и говорить нечего, – примитивная тварь, кроме бесконечных рассказов про свою жену на 10 лет старше, про свою деревню, хозяйство, скотину, ферму, трактор, рыбалку и т.п., ни о чем более мне интересном говорить не способная в принципе.

Зато в проходняк это чмо привадило всяких таких же, как само. То злобный старикашка, вечный сокружечник по чифиру, придет, сядет – и сидит, сука! То они готовятся вместе пить чифир – чуть не полчаса, пока он у них настаивается, сидят здесь, ждут. Пьют его 5 минут, но сидит здесь вся эта шваль по полчаса и больше. Злобный же старикашка – в своем соседнем проходняке – верхний пассажир, а внизу там живут двое приехавших с “девятки”, да еще другие двое, приехавшие вместе с ними, постоянно приходят в гости, – понятно, старикашке с ними сидеть неуютно, они все друг другу свои, а он вроде чужой. А все время лазить наверх, на свой шконарь, тоже неохота – вот он и трется весь день по чужим проходнякам. Плюс еще один стал приходить – жрать с азером, да и чаевничать тоже – бывший контрактник в армии, 24 лет, отслуживший в танковых войсках по контракту после срочной еще 4 года, имеющий звание старшего сержанта, а тут быстро ставший шнырем блатных и – по совместительству – заготовщиком. В общем, весь день, особенно к вечеру, проходняк забит этими чифиристами и чаепитчиками, никакого покоя нет...

Не высыпаюсь тут постоянно, и постоянно слипаются глаза, хочу спать ужасно, мучительно, особенно когда только лягу, – и все равно никак не могу заснуть...

7.7.10. 14–42

Я – в жарЕ. Не хочу писать “мы”, хотя всех остальных, конечно, тоже касается. Тот были в зиме, в лютом этом, сатанинском ядреном морозе (руки отмерзали, пока дойдешь до столовки),а теперь вот – в жаре. Опять. В жаре – как в тоннеле: я внутри нее, а она – со всех сторон, как тоннель. Вход уже давно пройден, процесс уже в самом разгаре, не остановить, не соскочить. И лишь где–то далеко впереди угадывается выход из этого тоннеля. Я – внутри жары. Чудовищное пекло на улице, духотища в бараке, с утра опять я уже весь мокрый. Кошмар... В довершение всех бед (чего не было все–таки в прошлый заход, 2, что ли, недели назад) вчера мне страшно натерло трусами и брюками ноги, как бывает каждое лето в жару, вечное это мое летнее бедствие. Ходить страшно больно, да и сесть, даже лечь – надо непременно все поправлять, отодвигать с больных мест – как раз очень удачно порвались аж в 2–х местах в самой середине брюки. В общем, мучение. Если бы не это, не эта боль, не красные рубцы на ногах (вспоминается ужас 2005 г., в Перми – вот уж там натерло так натерло, я вообще не мог ходить, даже без штанов) – все было бы намного проще. А так – лежу целый день разморенный, только эта сука Палыч без конца ходит туда–сюда – и надо вставать, когда он проходит по секции в свой кабинет. В Нижнем, говорят, +33° и – сказала сейчас мать по телефону – по области горят леса, так что весь центр Нижнего в дыму.

Так что писать много не могу – даже не столько писать, а дай бог спокойно и нормально по качеству ПЕРЕписать хотя бы это, хватило бы сил. Работяг так и не выводят в “промку” – а я уж так надеялся, что сегодня наконец–то их всех опять весь день не будет, и столько было среди них самих надежд и разговоров про это, и утром вчера водили всех в 15–й кабинет – писать какие–то заявления на работу... Бизнесмен–“мошенник” с “девятки”, оказавшийся любителем поэзии “серебряного века” (полюбил–то на зоне, на воле, говорит, было не до этого... :), читает мне наизусть Пастернака, Мандельштама, Блока – помнит он много стихов, в т.ч. таких, которые я и не слышал!.. Я в ответ читаю ему Нестеренко, о котором не слышал, разумеется, он. Это практически единственная отдушина во всем этом здешнем быте, не считая разговоров еще с любителем моих сигарет, который с интересом слушает мои рассказы об известных террористах и их действиях – от Губкина до Ильича Рамиреса Санчеса. :)

Ну что ж, с днем рождения, зайчик мой дорогой!!!

9.7.10. 5–15

Вчера – очередной пароксизм бреда, безумия, того маразма, в котором я живу уже 3 года только в Буреполоме... Вечером “подняли” на барак еще 11, что ли, не то 14 человек – толком я так и не понял. 7 перевели с 1–го барака, это точно. И еще 7, не то сколько – с карантина, а сами они – с кем успел перекинуться словом на проверке – с “девятки”. И один из барачных “козлов” – слава богу, уже не тот, архизлобный, а другой, со 2–го барака, 23–хлетний, тщедушный, пучеглазый, светловолосый, с этакой явно угро–финской физиономией, раньше постоянно сидевший на 1–м посту – занялся их размещением...

С улицы велел принести и собрать в “фойе” 3 шконки. Стоявшую уже там шконку самых бесправных “обиженных” работяг – развернуть торцом к стене, 3 новых поставить рядом с ней. “Фойе” оказалось опять забито – сильнее, чем недавно во время ремонта в “красной” секции.

Но нет бы просто новых людей положить на новые шконки – ничего подобного! Эта пучеглазая чума стала тасовать, как карты в колоде, и тех, кто уже давно тут жил и имел свое место. Весь “32–й” переместили в “фойе” – на ту шконку, что уже там была, плюс одну из вновь принесенных. На остальные – выселили из секции самых последних, малоуважаемых, почти не считаемых тут за людей, – эпилептика, например, недавно только выписанного из больницы, или любителя моих сигарет (местная “краснота” давно его невзлюбила и всячески постоянно пытается унизить – не знаю только, за что), плюс – всех 3–х шнырей, или 2–х–то из них уж точно. В секции на освободившиеся места в углу по стене тоже стали сложно, хитромудро перекладывать–тасовать – “ночного”, который спал надо мной, и на одной с ним шконке – пацана–дневального “кечи” поселили в самый угол, а на их место надо мной – дневного дневального, привезенного с “девятки”. Шныря–контрактника, отслужившего до ареста в армии 4 года по контракту, дослужившегося до звания старшего сержанта, а здесь быстренько ставшего шнырем блатных с правом приготовления им жратвы – положили в мой проходняк (далеко не лучшее соседство), над азербайджанской обезьяной, на место другого шныря – многодетного дауна, выселенного в коридор. Саму обезьяну, увы, оставили на месте.

Когда не ждешь, тогда и случается! – пока я кипятил чайник в “фойе”, пить чай, пучеглазый “козел” вдруг докопался и до меня на тему чтобы я переехал в самый угол, на крайнюю у стены шконку. Еще не хватало! Мало того, что кучу вещей под матрасом, за шконкой, плюс тумбочку тащить, – но потом ведь все равно придется и обратно, т.к. этот угол здесь всегда был занят “петушатником”, кончится ремонт – их вернут непременно именно сюда, больше некуда, а мне придется опять выезжать со всем барахлом. Так что я отказался сразу и категорически – а “козел”, я заметил, с самого начала мне не приказывал, как другие бы на его месте, а этак – как бы спрашивал, прощупывал почву, соглашусь я или нет. Понимает, видимо, что тут хрен прикажешь, не в его силенках меня заставить что–то делать против воли. Запомнилось, как я разговариваю с ним из уже загроможденного “фойе” – я стою там (жду чайник), он – в секции, недалеко от выхода, и вся толпа “козлов” и всякой швали (включая даже азербайджанскую обезьяну) стоит рядом с ним и молча, повернувшись ко мне лицом, слушает наш спор.

Все разрешилось достаточно легко и просто. Когда он на мои отказы сказал, что, мол, “мы сейчас перенесем”, и всё (мой матрас) – я сказал, что если, мол, тебе нужны неприятности, то они у тебя будут, отключил как раз вскипевший чайник – и пошел к завхозу. Тот у себя в кабинете что–то писал. Я кратко рассказал суть, он произнес свое неизменное: “С ... ли?!” – и попросил этого пучеглазого “козла” позвать к нему. Я вышел, захватил чайник – и, зайдя в секцию, тому немедленно передал. Потом, через пару минут, напомнил еще разок – “козел” раздраженно сказал типа: “Сейчас зайду, подожди!” – но от меня тотчас отстал. Подействовало. :) Кому–то, я слышал, он вполголоса сказал, что, мол, “такой кипиш поднимет” – это про меня, если начать, мол, насильно переселять. Подействовало!!! Я отбился!!! :)))

Расселили как–то. Толпа народу, яблоку негде упасть, в секции и так духотища, а тут набивают и набивают народ... Сразу же после проверки, как обычно, я переоделся и пошел гулять – дышать воздухом. Сижу на лавочке, как обычно, а насекомые идут в трусах и с полотенцами обливаться из бочки в углу, у “спортгородка”. Еще и “мусора”, считавшие проверку, не все ушли. Вдруг какая–то легкая паника, и кто–то из чешущих прочь от бочки на ходу говорит мне: там, мол, Макаревич смотрит! Где?! – А с балкона 5–го барака, т.е. через забор, но двор 11–го оттуда как раз видно.

Я смотрю на балкон 5–го – никакого Макаревича не вижу, но во дворе 11–го уже полная паника, все побежали прятаться в барак. А блатная наркоманская мразь (та самая, бравшая у меня кипятильник, а до того давившая на меня по поводу сумки–каптерки) стоит на балконе 11–го, на верхней ступеньке лестницы, и орет всем вниз, чтобы шли, мол, в барак! Ничего себе!!! (А слова этой твари здесь автоматически воспринимаются как приказ.) В том числе и мне тоже орет, персонально. Тогда как, в общем–то, ничего такого криминального во дворе не происходит: я сижу на скамейке, другие вроде тоже не героином колются, не самогон пьют, а всего–то – из бочки обливаются по случаю сильной жары, да и времени еще – десяти даже нет, не отбой еще даже... Почему же вдруг всем надо срочно разбежаться и спрятаться? Нипочему, но блатная эта мразь предпочитает перестраховаться: если вдруг что, если начальство будет чем недовольно – то привилегии блатных пострадают первыми, им не дадут уже так вольно жить, колоться наркотой, заставят еще, чего доброго, 3 раза в день ходить в столовку, и т.д.

Короче, разогнали. Азербайджанская обезьяна в трусах еще выскочила было и почесала в бочке – блатное чмо с балкона так цыкнуло на нее, что она, не пройдя и треть пути, без памяти обратно!.. :) Разогнали, а потом, когда уж ушел “Макар” – можно было выйти, конечно, снова, но – отбили все настроение, и я уже не пошел. И долго еще, весь мокрый, лежал в этой духоте, в почти горячем воздухе этой проклятой секции, обмахиваясь, поминутно утираясь, и пытался уснуть среди этого гомона и всеобщей беготни. Самое поразительное – это то, что каждую ночь, ложась в такой безумной духоте, как в парилке, – мне все же, вопреки ожиданиям, удается заснуть хоть на сколько–то...

8–18

Утро началось с прохода Макаревича дальше по нашему “продолу” – как всегда, всеобщая паника и массовый выход на зарядку. Плевать на “Макара” из всего барака было, похоже, только мне. :) Поднимались наверх – он как раз прошел обратно мимо нашей калитки. Не зашел. :)

Вышел из столовки – как раз большая колонна по трое, где 8–й, 9–й и часть 11–го, выходит в раскрывшиеся ворота. Но, видя меня, Пожарник (Маяков), стоящий в воротах один, тут же говорит (мне): 11–й.ю мол, стоим, ждем свой отряд. Я отвечаю ему, что у меня вообще свободный ход. Он требует показать бумагу. Показываю. Он – впервые за полгода с лишним! – докапывается, что, мол, бумага датирована 9–м годом, а сейчас уже 10–й, надо, мол, делать заново. Но, пока мы с ним препирались, колонна уже вся прошла, и он задерживать меня не стал. Мразь. Расстрелял бы эту косоглазую гниду собственными руками!..

Забыл еще упомянуть всякие слухи, циркулирующие по бараку. Новые соседи сейчас, пока я ел, говорили – видимо, со слов завхоза – что на следующей неделе будут “тусовать” еще 20 человек, но сюда или отсюда – неясно. А вчера вечером шнырь–контрактник со слов Палычас абсолютным знанием дела говорил, что будут 3 рабочих отряда – 1–й, 2–й и 11–й, и 11–й будет – 400 (!!) человек, со шконками в 3 яруса. Бред абсолютный, даже если такое и говорил Палыч.

Живу я теперь в окружении работяг, совсем простых таких, примитивных ребят с “промки”, с 1–го барака, да и здешних прежних – азербайджанской обезьяны, например. Простонародье, будь оно проклято!..

Таинственным образом уже 2–й раз из открытого отсека тумбочки пропадает у меня консервная банка, только вчера оставленная после ужина. Стояла она в глубине, так что снаружи не видно. В нее я чищу колбасу по утрам, а шкурки скармливаю иногда кошкам, если они заходят. Взять мог только кто–то из соседей, кто знал про эту банку; а вчера все соседи в проходняке как раз сменились, кроме азербайджанской обезьяны. И мотив у нее как раз есть: по дурости в пакете под шконкой, даже не убрав в пакет для бумаг, оставила не так давно документы на УДО – и кошки, забравшись, испортили их, пришлось заказывать новые. Так что эта тварь теперь тоже против кошек и того, чтобы я тут, в проходняке, кормил их – и как раз пропадает уже дважды моя баночка, для этого предназначенная...

11–15

Какое это счастье, что я не поехал в тот угол, куда вчера хотели переселить! Не знаю, почему вдруг – но проходняки там теперь сделались узенькие, как был у меня на 13–м, по ширине табуретки. Табуретки там и стоят, в обоих проходняках, вместо тумбочек; а тумбочки вытащены – и стоят у торцов этих шконок в центральном проходе секции. Словом, было бы мне ни достать что–то, ни положить, ни поесть–попить нормально...

Большое событие – вчера вдруг убрали забор с калиткой, шедший от будки “нулевого поста” до осветительной мачты перед столовой. Тот самый, что первоначально ставили в том году, чтобы 13–й барак не собирался весь у “варочной”, выйдя из столовки. Долбили землю, ставили сваи, сваривали, красили не раз – и вот вчера наконец убрали. Год простоял... Добрый знак?..

10.7.10. 19–10

Такого тяжелого, мучительного лета не было у меня здесь, наверное, с 2007 г., с этапа сюда. Зной страшный, жарища, духотища, далеко за 30°. Весь мокрый постоянно, то и дело, с утра до ночи умываюсь холодной водой из–под крана – и на бараке, и в столовке, когда прихожу туда. Какая тоска!.. Колобродящие по двору мрази, и блатные, и “красные”, дружно весь день обливающиеся водой из одних и тех же бочек, с их посиделками во дворе, загораньями и пр. – куда–то дели сегодня скамейку, на которую я садился, выходя по вечерам, после отбоя, подышать и остыть. Теперь садиться не на что, другая скамейка, хоть и лучше, стоит возле самой их бочки – и так быть вблизи от них непереносимо омерзительно, да еще и брызги все от обливаний будут лететь на меня...

В проходняке совсем не стало жизни. Мало азербайджанской обезьяны с ее чифиропитиями (сегодня весь день спит) – еще и этот шнырь–контрактник, заметно отупевший, деградировавший за те несколько месяцев, как стал шнырем. К нему постоянно приходят другие шныри, в том числе его дружок, 20–летний дебил, нюхавший клей, а здесь служащий всем чем–то вроде груши для битья. Абсолютный идиот, таких только на мыло перерабатывать; нечисть, слизь, биомасса самого низкого качества. Залезает, сука, на 2–й ярус надо мной и, разговаривая со своим дружком–контрактником – бешено жестикулирует, возбужденно объясняя тому что–то, весь дергается, аж подпрыгивает – шконка ходит ходуном! Будьте вы все прокляты, твари!.. Приходят другие шныри, лезут драться, бороться, веселье и прыганье по шконкам, проходняк загроможден ими, все трясется и дрожит... Приходят господа шнырей – блатные – то с поручениями, то с претензиями, что что–то сделано не так. Влезают в проходняк к своим шнырям абсолютно бесцеремонно, как будто больше тут вообще никого (меня!) нет. Беспредельная, фантастическая наглость и бесцеремонность – основное свойство всей этой мрази, собранной здесь, абсолютно всей – и уж конечно не только на этой зоне собранной, а на всех.

Фантастическое известие от матери, вчера и детали сегодня: десятерых пойманных и осужденных в Америке русских шпионов на днях обменяли – на Сутягина, Запорожца (тот самый генерал КГБ, бежавший и выкраденный из США?) и еще каких–то двоих. Подробностей я, естественно, не знаю (ТВ с 25 мая не смотрю вообще), но сам факт, конечно, впечатляет. Все восстанавливается, и опять та же практика обменов политзаключенных. Совок, совок, родимый, и атмосфера все та же, как будто опять 70–е года... Сутягину оставалось еще 4, что ли, года, он сидит свою 15–шку аж с 1999–го – и, безусловно, имеет право на такое освобождение. Мне осталось 8 месяцев и 10 дней, и меня обменять на кого–либо не пришло даже ни в чью голову...

Какое грустное зрелище – сейчас на “продоле” встретил знакомого кота, Катафосика, с 7–го. Лежит, бедняга, в пыли, изнемогая от жары (в его–то шубе!), аж язык высунул. Когда–то, еще недавно, был он хозяйский, холеный, лоснящийся, и мисочка всегда стояла под шконкой хозяина – зелененькая такая, помню. И все 2 года на 13–м я ловил его, когда он пролезал в щель забора с 7–го и пробегал через наш двор – ловил, а он все не давался, всего пару раз удалось–таки поймать. Но хозяин освободился, уехал – и вот бедняга Катафосик лежит на дороге, в пыли; я взял его на руки – он худющий, как скелет (а какой был!..), шерсть свалялась большими комьями, вид жалкий, ужасный. Он не сопротивлялся, не пытался убежать от меня, не то что раньше... Грустно все это, и как символ всей тщеты жизни для меня – этот кот. Ни в чем он не виноват, а просто – прошло время, уехал хозяин и кончилась сытая жизнь... И у моей Мани тоже, хоть я–то еще здесь... Пишу – и аж слезы на глазах... И только единственное, что вызывает улыбку – на 7–м, как зайдешь, давно стоит коробка с котятами; они уже подросли, носятся там по коридору, играют. И у одного, что побольше – я сегодня рассмотрел – знакомая до боли этакая заостренная мордочка, темно–серая с белым шерстка и зеленые глаза. Вылитый маленький Катафосик!.. :)

11.7.10. 5–15

Злобный шнырь, дебил, бывший мой сосед по 13–у, явился аж в 3 часа ночи! – забирать у меня пакет с яйцами, которые его дружок, тоже шнырь–заготовщик, украл из полученных в столовой на весь барак накануне яиц и продал мне. 7 штук, по 3 сигареты за яйцо – выходит 21 сигарета, больше пачки. Втянул его в это, разумеется, злобный шнырь – тот бы и не знал, кому он продает эти яйца, но теперь об этом знают уже 2 человека. Так вот, прибежал в 3 ч. Ночи, – мол, тот, 2–й, который в столовке эти яйца получает, “спалился” – видимо, блатные требуют свои яйца, а он их уже продал, и взять негде. Я отдал назад весь пакет (думал съесть их сегодня после обеда, ну да черт с ними!), и теперь этот злобный ублюдок, инициатор всего дела, должен мне, получается, эти 7 яиц, за них сигареты–то он вернуть и не подумал. Что ж, посмотрим, когда и как это чмо мне их (яйца) отдаст...

Да, не было еще такого тяжелого лета. Дикая жара, тропическая духота по вечерам (да и днем!) в секции – как фон. Мучительный фон, на котором вся жизнь предстает одним сплошным страданьем. А вокруг – тупое, бессмысленное быдло, дюжие здоровяки с “девятки”, покрытые татуировками: христы, купола, богоматери и пр. хрень во всю грудь и спину. Серые и бессмысленные существа – работяги с 1–го барака, зачем–то переведенные сюда. Вчера вернули обратно и эту злобную из злобных мразь – того “козла” со 2–го барака, который куролесил тут всю зиму, свирепствовал во время памятных “генеральных” погромов (сейчас они вроде бы сошли на нет, тьфу–тьфу–тьфу!), а весной был переведен обратно на 2–й завхозом. Не справился, видать – его поперли и из завхозов, и из председателей клуба “Блок–пост” (тоже воевавший в Чечне каратель) – и опять вернули сюда, на 11–й. Пока, первые дни, он особо не буянит, не командует, да и вообще, самые злобные “козлы”, бывшие и нынешние, стали по сравнению с зимой вести себя потише. Но это, конечно, не потому, что переполненная секция (кстати, и не их одних “красных” теперь состоящая) может в случае чего дать им отпор. Не может она ничего, в том–то и дело, – рабы есть рабы, как их ни назови и ни рассели. Лето вроде более–менее определилось, и я с нетерпением жду, какой режим будет здесь следующей зимой – хотя бы начиная с первого снега и слякоти на улице, когда прозвучат первые грозные команды, что, мол, в обуви в секцию никому не входить, оставлять ее в “обувничке”...

Да, тяжело, мучительно и тошно. Одно счастье – свет в секции так пока и не делают (говорят, нет проводов каких–то), уже почти месяц, как кончился ремонт – и не надо по вечерам ждать, когда же, наконец, его погасят, а просто темнеет за окнами, и естественная темнота, все раньше с каждым днем, накрывает это сборище подонков и швали, дает мне хоть какое–то успокоение, какой–то шанс заснуть. Вечерняя прогулка вчера, разумеется, не вышла – я походил туда–сюда по каменистому краю двора, но там ходило, бегало, прыгало и тусовалось столько нечисти, и до такой степени омерзительной, как дома себя чувствующей, обливающейся из бочек, разгуливающей с рогаткой и пр., что даже просто проходить мимо них туда–сюда по узенькой дорожке мне было невыносимо противно. Постоял какое–то время у ворот, прислонившись к ним, понаблюдал за всей этой швалью, посмотрел на вечернее небо, изумительной красоты, с отблеском красного заката и редким подобием облаков, – но что это за прогулка, если не только все время на ногах, но даже и ходить нельзя, только стоять?! Уже в начале 11–го пришлось подняться в эту парилку, в барак, и лечь. Заснул я, разумеется, далеко не сразу.

Вся жизнь среди быдла, черни, мрази, бессмысленной, примитивной нечисти – и выхода нет. Даже отвлечься нечем. Бизнесмен с “девятки” дал мне, по моей просьбе, “Портрет Дориана Грея” Уайльда, взятый в здешней же библиотеке, – я прочел его за один день. А “телефонист”, мразь, в обед вчера занятый писанием СМС–ок, велел прийти вечером – на 5 минут всего–то набрать матери – да и то стал глумиться: его, мол, опять закроют в ШИЗО, а “трубу” он на это время отдаст на другой барак – и как, мол, я тогда буду? О долге мне (1000 руб. ларьком) эта нечисть даже не вспоминает – но зато, вспомнив о моей скорой свиданке, позавчера как ни в чем не бывало стала клянчить, чтобы моя мать опять привезла ей банку кофе...

8–23

Замечательнейшая новость: погода наконец–то изменилась! С утра на улице – довольно приличный ветер и небо затянуто облаками; обычная картинка перед грозой, но ни грозы, ни простого дождя пока нет. А у меня опять – практически за одно сегодняшнее утро! – натерло ноги трусами, опять я еле хожу...

12.7.10. 17–25

Главное событие вчерашнего дня – я нашел Маню!!! На 7–м, куда ходил к “телефонисту” вчера трижды, но так и не смог позвонить. То “мусора” на 11–м (после обеда), то их отрядник (после ужина), то этого подонка самого нет (после отбоя).