Глава 4. Никки «Где, распутник, который в прошлых приключениях, глазом не моргнув, лишил девушку невинности посредством телефонной трубки, теряет голову из-за простого свидания»
Глава 4. Никки
«Где, распутник, который в прошлых приключениях, глазом не моргнув, лишил девушку невинности посредством телефонной трубки, теряет голову из-за простого свидания»
У подножья холма, где Пасифик Кост Хайвэй пересекается с Кэнан-Дьюм Роуд, с моих глаз вдруг слетела пелена, и наступил момент просветления. Я резко затормозил у остановки перед фитнес-клубом «World Gym», выскочил из машины и разрядил своё оружие прямо в знак остановки. Я всё ещё был в ярости, но я не был так глуп, как О. Джей.[97]. Я не позволю Брэнди разрушить мою жизнь ещё больше, чем она уже это сделала.
Я сел на обочину и заплакал. Я больше не мог этого выносить. Она уничтожала меня и уничтожала детей. Эти новые сведения, которые обошлись мне не дёшево, сделали невозможным продолжать терпеть её безмерную расточительность и домашние подлости. Я должен был уйти от неё. Я так сильно хотел, чтобы у нас с Брэнди было всё, чего никогда не было у моих родителей, но это стало невозможным, когда наши отношения выбили почву у меня из-под ног.
Когда я поставил Брэнди перед фактом, наши отношения от брака перешли к войне, и она уехала из дома, угрожая забрать у меня всё, что я имел и любил. Я никогда не думал, каким одиноким может быть этот особняк. Мало того, что теперь я жил в одиночестве, ведя судебную тяжбу за опекунство над собственными детьми, но я по-прежнему не разговаривал со своей матерью, и не знал, жив мой отец или нет. Что касается моей группы, единственная реальная система поддержки всей моей жизни превратилась в полнейший бардак: каждый день в студии, пытаясь делать «Generation Swine», я чувствовал себя, как в эпизоде «Династии», где каждый за спиной друг у друга плетёт всякие интриги.
После того, как я показал одному другу звукоинженера песню, которую я написал, находясь в глубочайшей депрессии, под названием “Песня порезанных запястий” (”Song to Slit Your Wrists By”), он настоятельно порекомендовал мне почаще выходить из дома. Он начал упрашивать меня встретиться с его подругой из Пасадены. “Она удивительная девушка”, пообещал он.
“Я не знаю”, сказал я ему. “На самом деле, мне сейчас не до свиданий. Я просто хочу попытаться вернуть моих детей”.
“Никки, тебе непременно нужно с кем-нибудь познакомиться. Соглашайся. Она хорошая девушка. Она тебе понравится”.
Я сдался и позвонил ей. Она оказалась довольно милой, так что я пригласил её вместе поужинать. Это было настолько не в моём духе по сравнению с тем, как я знакомился с девушками до того, как женился, когда всё, что я должен был сделать, — просто прислонится к стене «Старвуда» и выглядеть круто. Путь к её дому в Пасадене занял полтора часа. Я приехал, открыл дверь и, конечно же, сучка оказалась косоглазой. Прямо как бывшая соседка по комнате Энджи Саксон. Она была похожа на пьяную Джину Дэвис[98]. Как только я вошёл в её обшарпано-элегантное жилище, я тут же захотел повернуться и сделать ноги. Это было совсем не в моём вкусе.
Но я проделал такой путь, а она выглядела такой безнадёжной и в то же самое время обнадёженной… Так я решил отвезти её в соответствующее жалкое местечко, такое как «Чили’с». Она глушила «скотч», в то время как я сидел и просто наблюдал, не мог же я ехать домой пьяным. Чем больше она нагружалась, тем всё более громкой и отвратительной она становилась. Обычно я тоже бываю таким же пьяным и громким, но трезвый, я не знал, как на это реагировать. Я просто съежился и вжался глубже в свой стул.
Я отвёз её обратно домой, она затащила меня внутрь и спросила, не хочу ли я посмотреть телевизор. Я извинился, но она всё равно усадила меня и включила телеканал «Фокс». “Это мой любимый сериал”, сказала она. Это были «Полицейские».
Я сел на диван как можно дальше от неё. Во время рекламы она перебралась на среднюю подушку. Ещё после нескольких минут молчания она спросила, “Хочешь чего-нибудь?”
“Мм, мне бы водички”.
Когда она возвратилась из кухни, то села ещё ближе ко мне. Мне так ужасно захотелось уехать, что у меня по лицу потёк пот. Она подсела ещё ближе. Наконец, я сказал: “Я должен идти. Мне далеко добираться”.
“Ты должен остаться и досмотреть «Полицейских»”, настаивала она. “Это действительно хорошая серия”.
“Нет, мне на самом деле нужно идти. Мне долго ехать”.
Я встал, а она вскочила передо мной, вся такая высокая и косоглазая. Я попытался обойти её, но она втиснулась между мной и дверью и наморщила свои губы. Я отстранил её, но она только становилась ещё более агрессивной. Мне нужно было срочно выбираться оттуда: на меня напала косоглазая Джина Дэвис. Я готов был убить своего друга. Я добежал до своей машины и рванул с места, забыв даже попрощаться и сказать “спасибо, было очень весело”. Минуту спустя зазвонил мой сотовый телефон. Это была она. Это превращалось в фильм ужасов.
“Почему ты уехал?” спросила она.
“Ну… ”
“Ты можешь остаться на ночь, если хочешь. Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё, что угодно”.
“Нет, я действительно не могу”.
“Я буду твоей рабыней”, сказала она. “О, я буду такой послушной”.
“Мне очень жаль. Возможно, в другой раз”.
“Но почему?”
“Ну, ты знаешь. Ты, гм, косоглазая”.
В значительной степени в этом состоял весь мой жизненный опыт свиданий вслепую. Я встречался с косоглазой Джиной Дэвис, затем я встречался с косоглазой Мэг Райен. Но с косоглазой Мэг Райен я, по крайней мере, спал.
Томми был женат на Памеле Андерсон, поэтому он чувствовал себя достаточно крутым и могучим. “Чувак, ты должен перестать знакомиться с этими обычными девчонками”, сказал он мне. “Тебе нужно найти кого-то, кто понимает тебя, кто такой же занятой, как и ты, и, как и ты, варится во всём этом дерьме. Тебе нужна какая-нибудь знаменитость. Полистай журналы: найди кого-нибудь, кто тебя заинтересует”.
Я пошел в газетный киоск и взял «Детали» и «Премьер». Дрю Бэрримор казалась забавной; Синди Кроуфорд была хороша в качестве спутницы на банкетах; а Дженни МакКарти напоминала дикую девочку, которая могла заставить меня смеяться в постели. Я составил текст письма и с факса Ковача разослал его каждому из их менеджеров, не обращая внимания на тот факт, что Дженни МакКарти фактически была подружкой своего менеджера. Мало того, что я не получил ни одного ответа, но те письма потом ещё и вышли мне боком.
Когда мы заканчивали альбом в студии, я увидел валявшийся номер «Плэйбоя» с фотографией блондинки а-ля «Baywatch» («Спасатели Малибу») на задней обложке. Я отметил, что она была симпатичной девочкой, но больше об этом не думал. На следующий день Томми сказал, “Пэм хочет тебя кое с кем познакомить”.
“О, нет! С кем? С каким-нибудь косоглазым Дэвидом Хассельхоффом?”
“Нет, с девочкой, с которой она работает в «Baywatch». И она — просто конфетка, чувак”.
Я действительно не хотел встречаться с какой-нибудь самовлюбленной бабой-актрисой, т. ч. я попытался уклониться от этого. Кроме того, Памела, на самом деле, никогда мне не нравилась, и когда я пытался заставить её подружиться с Брэнди, это было всё равно, что смешивать масло с водой. Однако, как обычно, вмешался Скотт Хамфри и сказал, что, если я не хочу идти, то пойдёт он. Так что по старшинству пошёл я.
Проклиная себя за то, что согласился на ещё одно идиотское свидание вслепую, я приехал на съемочную площадку «Baywatch». Я стоял позади, наблюдая сцену около вышки спасателей из их фильма, когда на площадке с бессловесной ролью (a woman walked on set) появилась женщина с красивыми белокурыми волосами, в цветастом саронге. Это была женщина, которую я видел в «Плэйбое». “Это она, чувак”, толкнул меня Томми.
“Никогда. Эта девушка никогда не будет со мной встречаться”. Я представил себе её скучающий вид, когда во время обеда я буду молоть ей всякую чушь о том, как мы записываем «Generation Swine». Я был уверен, что получу от ворот поворот, и предпочёл отползти подальше, чтобы избежать конфуза. Она была слишком породистой типичной американкой для такого грязного распутника, как я.
После съёмок я спустился по длинной грязной дорожке к пляжу и на полпути встретил её, тогда-то Пэм и представила нас друг другу. Её звали Донна, и она оказалась, наверное, наименее впечатленным от знакомства со мной человеком. Она даже не посмотрела на меня. Она просто кивнула и пошла в свой трейлер. Думаю, последнее, чего она хотела, так это связаться с татуированным, употребляющим героин, бабником с тремя детьми, который, несомненно, всё ещё находился в депрессии от своего ужасного брака.
Я вернулся в трейлер Пэм и ждал, размышляя о том, не поздно ли ещё сбежать. Донна, ясное дело, думала о том же самом, потому что она вошла и сказала, “Знаешь что? Я не могу пойти. Мне нечего надеть”.
Всё, что было у Донны, — длинный просторный верх от пижамы, который был изрядно потрёпан. “Так надень его”, сказал я. “Это то, что надо”. Она одарила меня ядовитым взглядом, покинула трейлер и через десять минут возвратилась в пижаме.
“Отлично”, сказала она. “Пофиг. Пошли”.
Свидание вслепую уже становилось бедствием. Томми и Пэм ехали впереди по направлению к «Стрекозе» в своём «Шеврале Сабурбан». Я следовал за ними на своём «Сабурбане», а Донна ехала сзади на своём «Пасфайндере». Это было типичное лос-анджелесское свидание — автомобильная колонна сопровождения. Я всё время делал резкие повороты и проезжал на жёлтый свет светофора, надеясь, что она отстанет. К тому времени, когда мы подъехали к «Стрекозе», я уже не наблюдал её в своём зеркале заднего вида. Я был спасён. Но спустя минуту после того, как я вышел из своей машины, она припарковалась позади меня. Деваться было некуда.
Мы зависли во внутреннем дворике и начали разговаривать. Потом мы пошли в клуб, где все были пьяные и танцевали. Но мы оставались трезвыми и в уголке говорили о музыке и о наших детях. Как это ни странно, я просто наслаждался этим общением.
Около полуночи я проводил её к её автомобилю. Я исчерпал все темы для беседы, поэтому рассказал ей о моем доме и плавательном бассейне, который я строил.
“О, в самом деле, бассейн?” зевнула она, делая вид, что ей интересно.
“Да, и он будет сделан в форме киски. Я всегда хотел иметь плавательный бассейн в форме пипки, так что я мог бы… а, впрочем, не бери в голову”.
Она закатила глаза, и я понял, что все шансы заполучить её одним махом вылетели в трубу. Я оставил её одну в её автомобиле и был так смущён, что даже не попытался её поцеловать.
Однако, вернувшись в свой большой, обособленный дом, я почувствовал себя таким одиноким и опустошённым, что позвонил ей. Мне захотелось провести с ней ещё какое-то время и посмотреть, действительно ли она такая классная, как мне показалось. Мы условились встретиться следующим вечером, чтобы сходить в ресторан в Малибу под названием «Бамбук».
Тем утром я повёз своих детей на ярмарку в Малибу, где столкнулся с Томми и Памелой. Памела несла на руках их сына Брэндона, и её лицо было красным от гнева. Томми был в жопу пьян и плёлся позади неё, а она, ясное дело, была в бешенстве. Я сказал ей, что собираюсь снова увидеться с Донной, и она заботливо потрепала меня по голове.
Я высадил детей у Брэнди, переоделся в свой единственный приличный костюм и заехал за Донной. За обедом в «Бамбуке», состоящим из месива какой-то лапши, на меня нахлынули чувства, которые были то ли настоящей любовью, то ли всего лишь желанием забыть мою прежнюю любовь. Я не был ни в чём уверен, особенно после того, как обжёгся на Брэнди так быстро и так несправедливо. Я слишком боялся смотреть на Донну, потому что я был взволнован одним лишь видом того, насколько она была красива. Когда она отошла в уборную, к нашему столику подошли какие-то парни, чтобы поздравить меня с тем, что я был с такой штучкой. Двенадцать лет назад я не придал бы этому значения. Но брак иссушил всё моё самолюбие
В отличие от моих “косоглазых” свиданий, с Донной мне хотелось увести её на берег моря и проговорить с нею всю ночь. У нас было так много общего: Мы оба были из маленьких городков, мы любили детей, и она была почитаема миром как секс-символ «Baywatch», в то время как я предполагал, что являюсь тем же самым в рок-н-ролле. Но в глубине души мы знали, что мы всего лишь кретины, абсолютные грёбаные неудачники из средней школы, которые засветились и оказались удачливыми. Наконец, я сказал Донне, “Слушай, я живу здесь совсем рядом. Не хочешь поехать ко мне домой? У меня есть вино, мы сможем расслабиться, и я смогу показать тебе красивые гравюры и бассейн в виде пипки, который я строю”.
“Хорошо, если это близко”, сказала она.
“Конечно, это займет всего минуту”.
До моего дома было двадцать пять миль, и я это знал. Она проследовала за мной на своём «Пасфайдере» от Пасифик Кост Хайвэй до Кэнан-Дьюм. Когда мы въехали в холмы, она посигналила мне, чтобы я остановился. “Сколько нам ещё ехать?” спросила она сердито.
“Мы почти на месте”.
Я провёз её через весь Уэстлэйк Вилэдж и Норс Ранч, надеясь, что ей это не наскучит, и она не повернёт обратно. Наконец, мы затормозили на моей подъездной дорожке.
“Что это, чёрт побери, такое?” спросила она, когда увидела мой особняк Ричи Рича[99].
Она вошла, села на диван за десять тысяч долларов, который Брэнди заставила меня купить, и начала пить вино. Я слишком онемел даже для того, чтобы выпить: Я не мог поверить, что эта красивая девушка сидит на моём диване в этом доме, который я ассоциировал только с браком, детьми и наихудшим опытом работы в студии за всю мою жизнь. Это казалось настолько неправильным, и всё же я так наслаждался этим моментом. Я хотел поцеловать её, но я даже не знал, как и с чего начать, потому что я так давно этого не делал. Я был такой неудачник, Фрэнк Феранна младший. В конце концов, как настоящий кретин, я спросил, “Могу я тебя обнять?”
Она сказала, что могу, и я целых пять минут таял в её объятиях. Я уткнул свою голову в её белокурые волосы и просто забылся, словно какой-то старый, развратный, сентиментальный дурак, впервые за полвека вдыхающий аромат восемнадцатилетней девушки.
Она быстро справилась с большей частью вина, поэтому я предложил ей остаться на ночь. Слишком взволнованный тем, что она может заподозрить какое-то намерение, я быстро сказал, что я буду спать в своей спальне, а она может занять комнату для гостей. Я проводил её в свободную комнату, и прежде, чем я смог уйти, она потянула меня на кровать. Трезвый, я был способен наслаждаться каждой секундой и каждой лаской. Пока мы вместе кувыркались, я совершенно потерял голову от страсти. Я, вероятно, напоминал пса, который совокупляется с дверной ручкой. Прошло так много времени с тех пор, как меня в последний раз обнимала красивая женщина, которую я действительно любил и уважал. Я так сильно хотел её трахнуть, но я был настолько возбуждён, что понимал, что это будет длиться всего лишь какую-нибудь секунду. И тогда она возненавидит меня, потому что я буду самым никудышным любовником в её жизни.
“Я должен идти в свою комнату”, сказал я ей.
“Нет”, прошептала она. “Останься”.
Я был никакой, потому что не привык ложиться спать так поздно, но я был так возбуждён, лёжа рядом с этой полуобнажённой соблазнительной женщиной, что мне потребовалось несколько часов, чтобы уснуть. Когда я проснулся, солнце уже поднялось, а её не было.
Я скатился с кровати, надел свой халат и обнаружил её на веранде, она курила сигарету, обозревая место для моего будущего гигантского бассейна в форме женской киски. Она сидела ко мне спиной и пристально разглядывала многомиллионные особняки моих соседей. “Чем ты занята?” спросил я, переступая порог веранды.
Вздрогнув, она обернулась и увидела эту уродливую рок-звезду в халате, выходящую из гигантского дома из белого мрамора, освещённого лучами восходящего солнца. Это напоминало сцену из фильма «Лицо со шрамом».
“Это слишком круто для меня”, сказала она. “Я поехала”.
“Ты не можешь уехать, ты не можешь уехать”, умолял я.
Она схватила остальную часть своей одежды и побежала к своей машине, а я остался стоять в своём халате, сулившем ей всё что угодно, если бы она всё-таки осталась. Она рванула с места по подъездной дорожке, а я стоял там один, в точности представляя себе, что, должно быть, чувствовала косоглазая Джина Дэвис, когда я уехал. Я был монстром, которого примерно на два часа вино сделало привлекательным в глазах этой девочки. Я сел на кровать и начал писать:
Она так боится любви
Так боится быть нелюбимой
От чего же она бежит
до сих пор?”
Песня называлась “Afraid”, и она была о нас двоих. Меньше, чем за сорок восемь часов, от состояния неприятия этой девушки я пришёл к тому, что влюбился в неё, затем к тому, что моё сердце разбилось, и, наконец, к тому, что теперь я был противен самому себе. На несколько часов я впал в беспокойный сон, затем оставил ей сообщение. В нарушение всех правил того, чтобы заставить женщину хотеть вас, не выдавая своего нетерпения, я сказал ей, что я давно не чувствовал себя таким живым, и попросил её позвонить мне. Она позвонила и извинилась за свой испуганный побег. Она была настолько пьяна, сказала она, что даже не может вспомнить, трахнулись мы или нет. Я сказал ей, что мы трахались всю ночь, и что потом она сказала, что это был самый лучший секс, который был у неё когда-либо.
Ещё после нескольких встреч, когда только всё начало идти на лад, Донна, взвизгнув тормозами, резко остановилась на подъезде к моему дому и набросилась на меня, размахивая факсом, который я написал. Очевидно, менеджер-любовник Дженни МакКарти, работал вместе с менеджером Донны. И когда он услышал о новом мужчине в жизни Донны, он дал ему копию письма, которое я написал Дженни МакКарти с просьбой о встрече. В понимании Донны я неожиданно превратился из одинокой, симпатичной рок-звезды в женоненавистника и звездоёбыря.
Ко всему прочему, в тот день мы играли с моим сыном Ганнером, когда Брэнди ворвалась в дом, сказав, что на этой неделя он должен быть с ней. Ганнер хорошо проводил время и не хотел уезжать, но Брэнди настаивал. Несмотря на то, что Ганнер начал кричать и плакать, её, казалось, это совершенно не волновало. Перед Донной и Ганнером она начала орать и оскорблять меня. Я выбежал из комнаты, зарядил девятимиллиметровый пистолет в своей спальне, и поклялся, что на этот раз я это сделаю. Я прострелю башку этой бессердечной сучке. Я слышал крики Ганнера, доносившиеся через весь дом. Вся моя логика отключилась, и мой разум почернел от гнева.
Я выбежал в коридор, но Донна перехватила меня. “Успокойся, Лицо со шрамом”, сказала она.
После нескольких минут уговоров, я отдал ей пистолет и понёсся мимо неё в комнату моего сына. Но Брэнди и Ганнера нигде не было. Она уже уехала с ним. Я рухнул на кровать Ганнера и разрыдался. Меня трахнули со всех сторон: Вероятно, я отпугнул Донну навсегда.
Тем не менее, забавная штука с этими девчонками состоит в том, что, чем чаще вы поступаете неправильно, тем больше они вас любят. Между всеми этими глупыми факсами и моим неконтролируемым приступом гнева, она смогла разглядеть, что я был просто потерянным маленьким мальчиком, которому очень нужна была помощь. Поэтому она начала мне помогать. На следующий день она приехала в мой дом с красиво упакованным подарком: Набор из пятнадцати компьютерных дисков, под названием “Составитель генеалогического древа”. Я напечатал своё имя, затем имя моего отца. Привод компакт-диска затрещал, и на экране появились имена моих родителей. Ниже их было написано моё имя, данное мне при рождении, и имя моего брата, Рэнди Феранна. Постойте! Мой брат Рэнди? У меня не было никаких братьев.