Декабристи відповідають своєму прихильнику Пушкіну. Його послідовники пам’ятають борців за свободу

Декабристи, як і вся передова російська громадськість, завжди шанували О. С. Пушкіна. На засланні вони радісно й гаряче зустріли послання великого співвітчизника. Їх почуття висловив з Сибіру декабрист граф Олександр Іванович Одоєвський:

Струн вещих пламенные звуки

До слуха нашего дошли.

К мечам рванулись наши руки,

Но лишь оковы обрели.

Но будь покоен, бард: цепями,

Своей судьбой гордимся мы

И за затворами тюрьмы

В душе смеёмся над царями.

Наш скорбный труд не пропадёт:

Из искры возгорится пламя —

И просвещённый наш народ

Сберётся под святое знамя.

Мечи скуём мы из цепей

И вновь зажжём огонь свободы,

Она нагрянет на царей —

И радостно вздохнут народы144.

Світле ім’я О. І. Одоєвського, який з підірваним на каторзі здоров’ям помер у 1839 р., вшановано великими поетами. Перший з них – глибоко хвилююче увічнив пам’ять про мужнього автора, який сповідував оптимістичну віру декабристів у правоту свого діла, звитягу та непереможність всенародної боротьби проти царського гноблення – славетний і щирий його друг, неперевершений поет-лірик Михайло Юрійович Лермонтов:

1

Я знал его – мы странствовали с ним

В горах Востока… и тоску изгнанья

Делили дружно; но к полям родным

Вернулся я, и время испытанья

Промчалося законной чередой;

А он не дождался минуты сладкой:

Под бедною походною палаткой

Болезнь его сразила, и с собой

В могилу он унёс летучий рой

Ещё незрелых, тёмных вдохновений,

Обманутых надежд и горьких сожалений…

2

Он был рождён для них, для тех надежд

Поэзии и счастья… но, безумный —

Из детских рано вырвался одежд

И сердце бросил в море жизни шумной,

И свет не пощадил – и Бог не спас!

Но до конца среди волнений трудных,

В толпе людской и средь пустынь безлюдных

В нём тихий пламень чувства не угас:

Он сохранил и блеск лазурных глаз,

И звонкий детский смех, и речь живую,

И веру гордую в людей и жизнь иную.

3

Но он погиб далёко от друзей…

Мир сердцу твоему, мой милый Саша!

Покрытое землёй чужих полей,

Пусть тихо спит оно, как дружба наша

В немом кладбище памяти моей.

Ты умер, как и многие – без шума,

Но с твёрдостью. Таинственная дума

Ещё блуждала на челе твоём,

Когда глаза закрылись вечным сном;

И то, что ты сказал перед кончиной,

Из слушавших тебя не понял ни единый…

4

И было ль то привет стране родной,

Названье ли оставленного друга,

Или тоска по жизни молодой,

Иль просто крик последнего недуга,

Кто скажет нам?.. Твоих последних слов

Глубокое и горькое значенье

Потеряно… Дела твои, и мненья,

И думы – всё исчезло без следов,

Как лёгкий пар вечерних облаков:

Едва блеснут, их ветер вновь уносит…

Куда они, зачем? откуда? – кто их спросит…

5

И после их на небе нет следа,

Как от любви ребёнка безнадежной,

Как от мечты, которой никогда

Он не вверял заботам дружбы нежной!..

Что за нужда?.. Пускай забудет свет

Столь чуждое ему существованье:

Зачем тебе венцы его вниманья

И тернии пустых его клевет?

Ты не служил ему, ты с юных лет

Коварные его отвергнул цепи:

Любил ты моря шум, молчанье синей степи —

6

И мрачных гор зубчатые хребты

И вкруг твоей могилы неизвестной

Всё, чем при жизни радовался ты,

Судьба соединила так чудесно:

Немая степь синеет, и венцом

Серебряным Кавказ её объемлет;

Над морем он, нахмурясь, тихо дремлет,

Как великан, склонившись над щитом,

Рассказам волн кочующих внимая,

А море Чёрное шумит не умолкая145.

Також гаряче й одверто йдеться про жорстоке гноблення народу у вірші, автором якого вважається відомий поет В. С. Курочкін:

Долго нас помещики душили,

Становые били,

И привыкли всякому злодею

Подставлять мы шею.

В страхе нас квартальные держали,

Немцы муштровали.

Что тут делать, долго ль до напасти —

Покоримся власти?

Мироеды тем и пробавлялись,

Над нами ломались,

Мы-де глупы, как овечье стадо —

Стричь и брить нас надо.

Про царей паны твердили миру, —

Спьяна или с жиру, —

Сам-де Бог помазал их елеем,

Как же пикнуть смеем!

Суд Шемякин – до Бога высоко,

До царя далеко:

Царь сидит там в Питере, не слышит,

Знай, указы пишет.

И указ как бисером нанизан,

Не про нас лишь писан;

Так и этак его читаешь —

Всё не понимаешь.

Каждый бунтарь звал себя с нахальством, —

Малым начальством.

Знать, и этих, Господи Ты Боже,

Мазал маслом тоже.

Кто слыхал о 25 годе

В крещёном народе?

Когда б мы тогда не глупы были,

Давно б не тужили.

Поднялись в то время на злодеев:

Кондратий Рылеев,

Да полковник Пестель, да иные

Бояре честные.

Не сумели в те поры мы смело

Отстоять их дело.

И сложили головы за братий

Пестель да Кондратий.

Не найдётся, что ль, у нас инова

Друга Пугачёва.

Чтобы крепкой грудью стал он смело

За святое дело!

1861146.