Шевченко наполегливо займається живописом, тяжко страждаючи від неволі

Настала осень 1837 года. Из панских палат я переселился в свою убогую квартиру, к немке Марье Ивановне. Тарас продолжал навещать меня всё чаще и чаще. Я заметил, что ему день ото дня становилось всё тяжелее и тяжелее. Малюя по целым дням заборы, штахеты и крыши, Тарас по ночам уходил в Летний сад рисовать со статуй и предаваться любимым мечтам о свободе, а по праздникам не переставал заглядываться на великие произведения живописи в Эрмитаже. Душа его рвалась в Академию. В это время он уже довольно удачно рисовал портреты акварелью…

Состояние души Тараса в это время было ужасно. Узнав о том, что дело его освобождения, задуманное такими влиятельными людьми, какими были Венецианов, гр. Виельгорский, Жуковский, несмотря на все их старания, всё-таки вперёд не подвигается, он однажды пришёл ко мне в страшном волнении. Проклиная свою горькую долю, он не щадил и эгоиста-помещика, не отпускавшего его на волю. Наконец, выругавшись вволюшку и погрозив своему господину страшною местию, он ушёл. Не знаю, что бы он сделал, если бы дело о его освобождении не закончилось благополучно: по крайней мере, я сильно перетрусил за своего земляка и ждал большой беды»356.