Історія й обставини першого видання «Кобзаря»

Поява молодого генія рішуче змінює культурну атмосферу в країні. Це починають розуміти в різних суспільно-громадських колах. Серед панівних верств знаходяться поміщики, що прагнуть перебрати на себе частку Шевченкової слави, видаючи себе за першовідкривачів геніального поета.

Про власне захоплення новим яскравим і незаперечним талантом Тараса Шевченка писав після смерті поета причетний до першого видання «Кобзаря» полтавський поміщик Петро Іванович Мартос: «Шевченко я знал коротко, я познакомился с ним в конце 1839 года в Петербурге, у милого, доброго земляка Е. П. Гребёнки, который рекомендовал мне его как талантливого ученика К. П. Брюллова… Я просил Шевченко сделать мой портрет акварелью, и для этого мне надобно было ездить к нему. Квартира его была на Васильевском острове, невдали от Академии художеств, где-то под небесами, и состояла из передней, совершенно пустой, и другой небольшой, с полукруглым вверху окном, комнаты, где едва могла помещаться кровать, что-то вроде стола, на котором разбросаны были в «живописном» беспорядке принадлежности артистических занятий хозяина, разные полуизорванные исписанные бумаги и эскизы, мольберт и один полуразломанный стул; комната вообще не отличалась опрятностью: пыль толстыми слоями лежала везде; на полу тоже лежали полуизорванные, исписанные бумаги; по стенам стояли обтянутые на рамах холсты, на некоторых были начаты портреты и разные рисунки. Однажды, окончив сеанс, я поднял с пола кусок исписанной карандашом бумажки и едва мог разобрать четыре стиха:

Червоною гадюкою

несе Альта вісті,

Щоб летіли круки з поля

ляшків-панків їсти.

– Що се таке, Тарас Григорьевич? – спросил я хозяина.

– Та се, добродію, не вам кажучи, як іноді нападуть злидні, то я пачкаю папірець, – отвечал он.

– Так що ж? Се ваше сочинение?

– Еге ж!

– А багато у вас такого?

– Та є чималенько.

– А де ж воно?

– Та оттам, під ліжком у коробці.

– А покажіть!

Шевченко вытащил из-под кровати лубочный ящик, наполненный бумагами в кусках, и подал мне. Я сел на кровать и начал разбирать их, но никак не мог добиться толку.

– Дайте мені оці бумаги додому, – сказал я, – я их прочитаю.

– Цур йому, добродію! Воно не варто праці.

– Ні, – варто – тут є щось дуже добре.

– Що? Чи ви не смієтесь із мене?

– Та кажу ж, ні.

– Сількось (sic!) – візьміть, коли хочете; тільки, будьте ласкаві, нікому не показуйте й не говоріть.

– Та добре ж, добре!

Взявши бумаги, я тотчас же отправился к Гребёнке, и мы с большим трудом кое-как привели их в порядок и, что могли, прочитали.

При следующем сеансе я ничего не говорил Шевченке об его стихах, ожидая, не спросит ли он сам о них, – но он упорно молчал; наконец я сказал:

– Знаете що, Тарас Григорьевич? Я прочитав ваші стихи – дуже, дуже добре! Хочете – напечатаю?

– Ой ні, добродію! Не хочу, не хочу, не хочу, далебі, що не хочу! Щоб іще попобили! Цур йому!

Много труда стоило мне уговорить Шевченко; наконец он согласился и в 1840 году напечатал «Кобзаря».