Цензура дає дозвіл на вихід у світ першого збірника поезій Шевченка

При этом не могу не рассказать обстоятельства с моим цензором.

Это был почтенный, многоуважаемый Пётр Александрович Корсаков.

Последняя пьеса в «Кобзаре» (моего издания) – «Тарасова ніч». С нею было наиболее хлопот, чтобы привести её в порядок. Печатание приближалось уже к концу, а она едва только поспела. Поскорее переписавши её, я сам отправился к Корсакову, прося его подписать её.

– Хорошо! – сказал он, – оставьте рукопись, – и дня через два пришлите за нею.

– Нельзя, Пётр Александрович, в типографии ожидают оригинала.

– Да мне теперь, право, некогда читать.

– Ничего – подпишите, не читавши; всё равно вы не знаете малороссийского языка.

– Как не знаю? – сказал он обиженным тоном.

– Да почему же вы знаете малороссийский язык?

– Как же! Я в 1824 году проезжал мимо Курской губернии.

– Конечно, этого достаточно, чтобы знать язык, и я прошу у вас извинения, что усомнился в вашем знании! Но, ей-богу, мне некогда ждать; пожалуйста, подпишите скорее, – повторяю, в типографии ожидают оригинала.

– А что тут решительно «такого»?

– Решительно нет.

Добрейший П. А. (Корсаков) подписал; «Кобзарь» вышел.

В то время был в Петербурге Григорий Степанович Тарновский, с которым я познакомил Шевченко, а вскоре приехал Николай Андреевич Маркевич, поссорившись с московскою цензурою за свою «Историю Малороссии» и надеясь найти петербургскую более снисходительною. Я свёл его с добрейшим Петром Александровичем и в то же время познакомил с ним и Шевченко»337.