Невисокий літературний та інформаційний рівень «рутенського» часопису

Целью литературной работы в Галичине служит почти исключительно выработанная печальной историей рутенская публика, иереи, трепещущие консистории, урядники, держащиеся за свои «посады», давно позабывшие свои семинарские и университетские тетрадки и не думающие следить за ходом европейской мысли, едва-едва поддерживающие свой аппетит к литературе польскими и немецкими газетами и журналами в кофейных, да «красавицы», в которых в Галичине, по немецкому образцу, видят кухарок или, по-шляхетско-польскому, наложниц и салонных болтуний, «красавицы», которые не читали ничего, кроме молитвенника да польских «Розмаитосцей».

И литературные идеи и вкусы этой публики становятся законодателями ваших литераторов.

Понятно, отчего такою ветошью несёт от ваших литературных журналов, отчего так много в них одописного пустозвонства, отчего так кукольны ваши Серафы и Натали, отчего у вас в ходу такие безобразия, как переделки немецких повестей в русские, отчего ваши литераторы переводят такие пошлости, как «Ветка бозу» и т. п., а не возьмутся за Диккенса, Ауэрбаха, Шпильгагена, Золя, Флобера, Эркман-Шатриана, отчего из Тургенева вы кинетесь прежде всего на «Собаку», из Лермонтова – на «Повесть без имени», из В. Коллинза – на анекдот в «шулерне», отчего ваши сведения о России так детски-польско-немецко наивны, что вы в состоянии были напечатать рассказ «Тайная рука», где есть такие лица, как «графиня Новгорода», и т. д. и т. д. Понятно, отчего ваша смесь наполняется известиями «о носе берлинского депутата», а учёная часть – схоластическими хриями386, а за двадцать лет у вас не было ни одной статьти о народе, его быте, нужде и горе, ни даже повести о народной жизни, отчего у вас не была популяризована ни одна передовая европейская идея – научная, политическая, социальная. Понятно, наконец, что вам не только не противен мешаный австро-рутенский язык, но вы даже считаете его нормальным явлением, которое достойно дальнейшего развития, отчего в вашем журнале не видно даже того, что обыкновенно замечается во всех обществах, где если ещё не доросли до понимания, чтонациональное возрождние пойдёт всего успешнее при служении народу в духе современной цивилизации, то всё-таки считают необходимым изучать хоть форму народности, народный язык в пословицах, песнях и сказках народных. (Приводя подобные примеры, я имею в виду преимущественно «Друг» и ему подобные органы в прошлом и настоящем, но всё сказанное в доброй доле относится и к «Правде» и ей подобным.)

М. П. Драгоманов про ницість громадського Куда в жизни ведёт такая литература, об этом життя в Галичині та сподівання на молодь можно судить по той политике прислужничества, какой держатся галицкие депутаты, а в лучшем случае к таким картинам, каких я был свидетелем на псевдонародном митинге Общества Крачковского в Галиче, где в центре воссели «отцы Руси и их красавицы», а народ поставлен был бордюром вокруг, где иереи вообразили себя настоящим народом, а их ораторы по целым часам занимали собрание речами на непонятном народу языке о мелочных и формальных сюжетах, произнесёнными с неестественной декламацией, где народ не услышал ни одного живого слова, а тем более мысли. И между тем, как поляк, жид, немец, венгр налегает всё более густой тучей на ваш народ и народность, вы, галицкая интеллигенция, думаете устроить какой-то униатский Парагвай, какую-то иерейско-чиновническую аристократию, как уже устроили австро-рутенский литературный язык. Неужели же галицкая молодёжь остановится на этом «рутенском» идеале?»

У третьому листі до «Друга» Михайло Петрович Драгоманов змушений був спершу коротко зупинитись на неспроможності редакторів журналу заперечити не тільки положення, викладені в перших двох своїх листах, а й посилаючись на його попередні праці. Він указав на методи його опонентів, які кропали свої заперечення, «вырывая слова в одном месте, переставляя их в другое с другим смыслом и т. п. При таком методе едва ли не две трети написанного против меня в № 6 – 8 «Друга» совсем ко мне не относится: в одном месте я, напр., употреблял слова «простой народ», «простонародная литература» как термин, чужими высказанный, или как объяснительный, причём говорил, что именно писать «простонародную литературу» и есть дело самое почтенное, особенно на Украине и в Галичине; в другом я указывал на шляхетское презрение других к «простому народу», а мне говорят, что ведь и я шляхетские слова употребляю. Или: я говорил, что галичанам не следует спорить из-за мелочей, а меня упрекают в противоречии с этим, когда я говорю, что галицкая молодёжь должна выделить из себя партию с чисто народными идеями и т. п.».

Редактори раптом звернулися й до написаного Драгомановим п’ятьма роками раніше, та діяли такими ж шулерськими методами і знову були спіймані за руку. І в цьому останньому листі Михайло Петрович рішуче відстоював свої позиції, викладені в перших двох.