Бібікову доручено керувати освітою в Києві

Апреля 15

Вследствие представления генерал-адъютанта Бибикова, что отношения к нему Киевского университета не довольно определены и что в настоящее время между некоторыми лицами из малороссиян, учащими и учащимися в Киеве, открылось вредное направление, государю императору благоугодно было высочайше повелеть, дабы управление Киевским учебным округом на некоторое время было во всех отношениях подчинено генерал-адъютанту Бибикову под гласным наблюдением министра народного просвещения. Монаршая воля сия объявлена к надлежащему исполнению гр. Уварову и Бибикову.

… Кулиш написал ответы на последние 30 из предложенных ему вопросов…

… Генерал-адъютант Бибиков извещён, что он послал в Киев эстафету с предписанием о немедленном доставлении в С. – Петербург студента Посяденка.

Апреля 16

Рассмотрены и переведены с малороссийского на русский язык из числа стихотворений Шевченка: 1. «Кобзарь». 2. «Перебендя». 3. «Катерина». 4. «Тополь».

Далі російською мовою вміщено переказ змісту цих творів497.

Апреля 17

«Составлен свод показаний Кулиша на предложенные ему 79 вопросов.

Он не дал никаких фактов для объяснения Славянского общества, потому что на главные вопросы о тайном обществе, замыслах и действиях оного отозвался совершенным незнанием. В бумагах, привезенных им из Варшавы, оказалась и рукопись «Закон божий» с революционными в конце воззваниями и тетрадь преступнейшего содержания, в которой объяснены с доводами и убеждениями все правила Славянского общества, и проект учреждения школ для простого народа в Малороссии, и стихотворения возмутительного содержания, но он доказывает, что никогда не знает и никогда не видывал этих бумаг, и что они, быть может, принадлежат Белозерскому. Действительно, между бумагами Кулиша находятся многие и шурина его Белозерского, ибо последний в Варшаве жил с первым на одной квартире, и все бумаги их вместе доставлены в III Отделение.

Сколь ни невероятно, чтобы Кулиш, дружный с Белозерским ещё до женитьбы на сестре его и живший там на одной с ним квартире, не знал ни о бумагах, ни о преступных мыслях своего товарища, но Кулиш утверждает, что доселе не имел ни малейшего понятия о Славянском обществе и политических замыслах.

Такие решительные оправдания Кулиша тем более сомнительны, что в его собственных письмах, бумагах и даже напечатанных сочинениях находится много мест или весьма сомнительных, или почти прямо указывающих на какие-то замыслы. Несмотря на то, что Кулиш всему даёт истолкование в таком смысле, что означенные места вовсе не относятся ни до общества, ни до политических замыслов; все, по его словам, касается только литературы, исторических изысканий и других учёных предметов.

Например, слова в письме к Гулаку, которого он приглашал приехать в Петербург («здесь между Москвой и Петербургом решаются два великие современные вопроса»), Кулиш объясняет так, что в Москве учёные преимущественно занимаются славянской народностью, а в Петербурге общим европейским образованием, и это-то он называет великими современными вопросами! Под выражением: «Будет время, когда от одного звука трубы её (Малороссии) падут стены и твердыни, для разрушения которых вы считаете необходимым оружие», – он будто бы разумел малороссийскую литературу, от влияния которой помещики малороссийские сами даруют селянам своим свободу; слова «явятся новые из народа, явятся сердца святые, которым сама свобода внушит без науки любовь к родному, – он говорил будто о поэтах, кои могут родиться в простом звании; под «развитием племенных начал», под «зерном, брошенным в землю и пустившим уже глубоко корень», под «развитием, которое должно начаться в действователях и потом перейти к народу», – он разумеет язык, нравы и обычаи малороссийские, которые улучшаются от сочинений литераторов сначала в высшем, а потом в низшем сословии; – письма, где упоминается о заведении школ и сборе денег, – он объясняет так, что школы предполагалось заводить только для образования простого народа, без всякой цели, а деньги собирались для издания сочинений в пользу того же народа, и прочее. Дабы показать, сколь натянуты объяснения Кулиша, довольно привести ответ его на вопрос, для чего он записал в памятной книжке своей имя мятежника Мицкевича. Кулиш пишет: «О Мицкевиче я записал не с тем, чтобы видеться с ним, а единственно из свойственного путешественникам любопытства видеть всё за границей, от кого же я узнал о месте жительства его в Париже, того не помню».