Українщина чи рутенщина?

У другому листі, надрукованому в часописі «Друг», М. П. Драгоманов послідовно розвиває теми, які його глибоко хвилюють. До них додається життєво важлива проблема східнослов’янської єдності. Автор листів відповідає на запитання, поставлені редакторами часопису. «Я только теперь, – пише він, – могу взяться за перо, чтобы отвечать на ваши замечанья на письмо моё, помещенное в 11 числе «Друга» г. 1875. Делаю это в расчёте на то, что вы не забыли ваших слов, помещённых в примечании к моему письму, о пользе «честной и объективной вымены гадок». «Отповедь» в 12 числе показывает, что вы не совсем твёрдо помните эти слова. Что, в самом деле, пользы для уяснения дела в таких выходках, как «апостольский подвиг», «на вид по-приятельски», в этих намёках на каких-то «корифеев, которые публично и тайком вітчині нашой чим скорше последний хотіли бы задати удар». Прилично ли в «объективном» литературном споре употреблять такие слова, как «дурниці»? Честно ли, наконец, уверять, что в сборнике песен Антоновича и Драгоманова «признаки галицкой речи пильно затираются», – тогда как незначительные уклонения от галицкой фонетики в этом сборнике произошли оттого, что правописи, которыми галичане записывают свои народные песни, маскируют звуки до невозможности установить их настоящий характер. Ответы на эти вопросы оставлю другим. Сам я не считаю нужным говорить об этом много. Нет надобности много говорить и об упрёках в том, что «украинцы вмешиваются в галицкие дела», особенно о ссылке вашей на мою статью «Литературное движение в Галиции», где будто бы «с прихвалками порицаются даже усилія о. Наумовича, которому вже галіцкі украинцы давно признали заслуги и которому тяжко, абы где хто на Украині вырівнял».

Драгоманов переконливо з’ясовує застарілість та реакційність поглядів цього віджилого діяча, «идиллически-церковное пристрастие» до всього старого… Неужели-таки всем нам» «россиянам» так и поверить г. Наумовичу, а не глазам нашим, когда он уверяет, что в России нет курных изб, и что чем ближе к Москве, тем хаты краще»? Большая же часть его писаний, как и издания «Просвіти» (кроме одного о лихве), приносит весьма условную пользу, а то и прямо вредны. «Друг», например, расхвалил «Золотую книжочку». Но подумайте, не пора ли найти что-нибудь другое сказать народу, кроме того, что он пьяница да лентяй? Не нам бы, литераторам, чиновникам, священникам, которые пролеживаем больше времени и выбрасываем больше легко заработанных денег, чем народ, укорять народ в лености и пьянстве. Подумали б мы лучше о том, отчего народ пьёт да чем ему заменить корчму, а о том, что хлопы – лежебоки и пьяницы, довольно говорят и шляхтичи! Кормить же народ сказочками, чудотворными легендами да кисло-сладкими моральными сентенциями, или соблазнять народ карьерой советника in spe384, или делать из ничтожного Качковского какого-то нового святого, право, это значит вредить ему, а не просвещать его. Обо этом всём естественно было бы пораздумать молодёжи, а не ограничиваться только пением акафистов хотя бы и заслуженным людям, а иногда и тем, чьи заслуги ещё сомнительны и кто смотрит на патриотизм и политическую карьеру, как на дойную корову…

Вы скажете опять: украинцы вмешиваются в наши дела и хотят произести новые разделения между нами. Я решительно не понимаю, что значит: «украинцы мешаются в наши дела и произвели у нас партии». Хотите вы запретить украинцам писать о галицких делах, когда нельзя запретить, например, галичанам даже писать ложные доносы прямо на лица из украинцев? B XIX в. все вмешиваются в чужие дела, на то и печать существует. Кроме того, люди издавна уже производят влияние на дела других, вовсе даже о том не заботясь.

Так французы произвели влияние на Россию в XVIII в. и поссорили Сумарокова, Новикова и др. с московскими архиереями и помещиками. Так англичане и немцы произвели разделение между нашими литераторами, породив романтиков, которые стали на ножи с классиками, успевшими уже примириться со стариною и церковнословянщиною в литературе. Так и украинцы, прежде всего мимо воли, оказывали и оказывают влияние на ваши дела: Котляревский и Максимович повлияли на М. Шашкевича и поссорили его с Лозинским и ему подобными грамотеями; позже, когда у вас узнали о Шевченке и Марке Вовчке, то, естественно, отдали им предпочтение перед домашними виршеписцами – и если о чём надо жалеть, так это о том, что влияние «украинское» на ваших soi-disant385 украинофилов сказывается до сих пор слабо ещё до того, что они всё ещё могут наполнять «Правду» бессодержательными виршами или русскими повестями, переделанными с немецкого (!!), и допустили до падения такой талант, как Федькович, который обещал на себя основателя реальной народной беллетристике в Галичине. Где вы видели литературу без посторонних влияний, без партий? Их ещё мало у вас: вашим украинофилам предстоит ещё разделение и, может быть, не одно, пока из них выделится действительно свежая народная партия, которая будет в гармонии с лучшими идеями украинского литературного движения. Вашей партии предстоит то же самое, а прежде всего выделение искренней, народолюбивой, европейски просвещённой молодёжи из разнокалиберной массы так называемой «русской» или «старой», или «твёрдой» партии, как хотите зовите, которой вожди и знамёна пахнут гнилью семинарий, консисторий и канцелярий. И это случится как вследствие внутреннего процесса, так и не без влияний и с запада, и с востока, от родных вам Украины и остальной России.

Мы подошли к главному предмету настоящего письма.

«Дайте нам спокій з українщиною і рутенщиною», – восклицаете вы в 12 н-ре. Я не понимаю только, зачем же вы в 17 н-ре сердитесь на «Киевский телеграф» за то, что он заявил по вашим словам, что вы вовсе не «русской» партии, как толкуют постоянно ваши друзья и покровители, а «австро-рутенской»? Зачем поднимать шум из-за того, откуда «Киевский телеграф» взял ваши слова – из «Друга» ли прямо, или из «Правды», если всё равно он передал их верно, если в 17 н-ре вы ещё раз говорите: «на сто разів заклинаемый (?) австро-рутенизм скажем, що тілько едино здорова и можлива партія у нас, до котрои помалу у нас всі теперь клонятся; ани общерусизм, ани украинизм не може мати у нас теперь реальной підстави»?

Если я в письме своём говорил о том, что если б галичане писали больше по-народному, по-украинскому, то их писания были бы больше русские, были бы ближе к великорусскому, если я ударял на то, что через украинское литературное движение галичане могут всего естественнее войти в общение с Россией, то, между прочим, потому, что в тех литературных кругах, с которыми «Друг» находится в приятельско-союзнических отношениях, так много говорено было против украинизма с точки зрения общерусскости, что сам «Друг» предполагает язык «литературный», «общерусский» украинскому.

Говоря об общении с Россией, я имел в виду общение нравственное, а не политическое присоединение, не потому, конечно, чтоб я питал суеверие к границам политическим, проведенным в то время, когда народов об них не спрашивали, а потому, что чисто политические вопросы считаю в настоящее время третьестепенными. Но если вы читаете в наших петербургских, московских и даже киевских газетах корреспонденции галичан, или, например, писания г. Головацкого, например недавно разобранный у нас указатель галицкой церковно-печатной литературы, то для вас не может быть тайной, что многие галичане выражают даже желание, чтоб и страна политически присоединилась к России.

Теперь же, уже не от имени того или иного лица, а от имени редакции вы говорите, что вам вовсе немного залежит на России, что вы совсем не оглядаетесь на Россию», что вы имеете «свой язык», отдельный даже от украинского, а не только от великорусского. Вы обращаете внимание «каждого, что галицкій много сот літ уже розвивается вместе с польским», что у вас долшій час учили також по німецки, а тіи, що ныні пишут, получили своё образованье майже цілком на язиці німецком або польском. Кто ж може заперечити у нас вліяніе тых двох языків на язык рускій? Мы берём також взгляд на исторію нашего языка від принятія нами христіянства, а тым самым и на язык церковный, с которым наш народ занадто тесно связаный, следовательно, у нас язык мусит быти почасти иный, як украинскій, де переважно вплив великорусскій, а межи старшим и новшим періодом литературы – хинскій мур».

Всё это очень важные признания, и вы, конечно, должны быть рады, если им придаёте возможно большее распространение. Нужно, чтоб впредь у нас и у вас, на Украине и в Великоруси, не было тех недоразумений, какие были прежде относительно стремления нашей партии, о которой все думали, со слов самих же галичан, что она имеет в виду слияние вашей литературы с русской-великорусской. А теперь оказывается, что вы потому чувствуете невозможность писать по-украински, что украинский язык подвергся влиянию великорусскому, а ваш польскому, немецкому и церковному, т. е. нерусским. Для тех, как я, больше десяти лет следит за галицкой литературой, нет ничего удивительного и нового в этом признании, кроме самого факта признания. Совершенно то же, что сказано в «Друге» о характере вашего литературного языка, о его рутенизме, я говорил в «Вестнике Европы», в «Петербургских ведомостях», «Неделе», «Правде», «Киевском телеграфе» – и за это получил прозвище «бакунинско-польского агента», известного своей злонамеренностью и т. п. А я только констатировал факты, подтверждая свои выводы из галицких, будто бы общерусских, изданий, разбирая каждое русское и нерусское слово.

Но между тем, что я говорил, и вашим признанием есть и значительная разница: я указывал факт, рутенизм нашей литературы (NB: обеих партий), но считал его болезнью, исторической, застарелой, но всё-таки болезнью, и тем более трудной, чем она старее. Вы считаете эту болезнь нормальным фактом и говоря: «Дайте нам спокой с украинщиной и великорусщиною», намерены не лечить её, а ещё укреплять. А я именно рекомендовал особенно «украинщину», как одно из лекарств против худосочения рутенского.

Отвергая моё лекарство, вы не обратили внимания на самое важное в моих словах. У меня сказано: «если б вы писали по-народно-галицки и по-украински, то вышло бы и больше «по-русски» и даже по-великорусски, нежели теперь». Таким образом, говоря: «дайте спокой с украинщиною и великорусщиною», вы сказали вместе с тем: «дайте спокой и с народно-галицким языком». (Любопытно узнать, как соглашаете вы своё восклицание в №: 13 «Будьте проповедниками великого евангелия Шевченкового?») Что же у вас осталось взамен? Мешанина польско-немецко-церковная! Такими фразами, как та, что будто украинцы навязывают свой язык галичанам, между тем как галичане немогутписатьнизімою, нитільки, нитимпачемрія илиподія, нельзязамарать вопроса. Кто говорит такие фразы, тот не только не понимает украинцев, но, очевидно, не понимает самого себя.

Конечно, между диалектами малорусского языка или наречия – как хотите – в России (украинско-новороссийский, волынско-подольский, полесский) и в Австрии (горские и подольские) есть различия, но такого классификатора, который бы признавал особый галицкий народный язык, особый от «украинского», а тем более от «малорусского», на свете ещё не было, по крайней мере, между людьми сколько-нибудь учёными, как нет такого, который бы признавал отдельный владимирский язык, или даже наречие от московского. Несколько особых форм, известное количество слов, из которых совсем отличны и непонятны без перевода слова технические, большею частью заимствованные, не составляют препятствия к тому, чтобы полтавец и гуцул понимали друг друга, как люди, говорящие одним языком.

В литературе же принципом «украинщины» вовсе не становится то, чтобы галичане копировали мелкие особенности украинского диалекта и отрекались от своих, а только то, чтоб галичане писали по-своему, по-народному, аоноужсамо собой выйдет в главном и по-украински. Если бы паче чаяния и не вышло последнего, то украинские «хлопомани» будут удовлетворены тем, что галичане пишут по-своему, по-народному.

Тут нечего прятаться за фразу, что «по-хлопски нельзя всего выразить». Если мы не хотим отделить образованные классы в особую касту, а вместе с тем и осудить их деятельность и литературу на мертвенность и отсутствие оригинальности, то мы должны отделить образованные классы в особую касту, а вместе с тем и осудить их деятельность и литературу на мертвенность и отсутствие оригинальности, то мы должны, елико возможно, стараться выражать наши мысли готовым языком «хлопов»… Как видите, тут ставится вопрос не об одном только языке, а о целом направлении культуры и деятельности образованных слоёв. «Украинщина» – это не только литература на народном языке, т. е. на языке большинства, это передача ему результатов мировой цивилизации, преимущественно, если не всецело посвящение интеллигенции, которая могла воспитаться только потому, что народ работает, обливаясь потом, на службу этому народу – нравственную, политическую, социально-экономическую – с целью удалить от народа невежество, бесправие, эксплуатацию. Что же такое рутенщина? Интересно было бы получить прямой и обстоятельный ответ на этот вопрос.

Пока ответом на этот вопрос может служить сам «Друг» и его признания и рекламы. Вы, правда говорите, что «цілью вашей газеты єсть розбудити народное чувство межи нашою молодежію», «что нам повинно ходити найбільше о тое, абы розбудити народное чувствомежи нашою молодежію», – но спустя несколько строк заявляете, «что нам повинно ходити найбільше о тое, абы розбудити духа нашои публики до читаня свого письма и заохотити здібнійших до писаня», и только «где инде абы подати темному народови найпотребнійшии відомості, так политичныи, як науковыи.

Вы говорите, что «средством до того повинен служити такій язик, якій народ наш найліпше розуміе». И тут же вы начинаете защищать «рутенский» язык с его польскими, немецкими и церковными наслоениями. Но ведь это не народный язык, а язык вашей публики и её литературы. Народный язык в Галичине, конечно, заимствовал известное количество чужих слов, но чистоты своей не утратил и рутенским не стал. Очевидно, что при своём желании стоять на народной точке зрения, вы на ней удержаться не можете и, заговорив о народе, сейчас сойдёте на иерейско-чиновническую публику, которая вам и представляется настоящим галицким народом, как мешаный, рутенский язык её – народным языком. Очевидно, вы гораздо вернее выразили свои понятия о задачах вашего журнала, когда говорите, что вы хотите дать вашей публике, особливо красавицам, «занятную» лектуру».

Имея в виду только давать «лектуру» по вкусу уже готовой вашей публике, вы, отказываясь вместе с тем и от того, чтобы «давати лекціи старшим повагам» и даже от того, чтоб «слідити за ходом общественных діл отечества, а тым меньше, щоб підвергати їх суду хотя й бы й самой лёгкой и бессторонной критики». Последнее представляет образ кротости, поистине единственный среди молодёжи на земном шаре в наш испорченный век, когда есть даже «Молодая Турция» и «Япония». Но в общем принижения себя до готовой публики есть преобладающая черта галицких литературных органов, от которой хотели б отстать немногие в 1862 – 1863 гг. А происходит это оттого, что в Галичине не хотят знать о народе и его нуждах и не знают или умышленно закрывают себе уши и очи на то передовое меньшинство, которое уже с сотню лет работает по всей Европе для освобождения ума и воли народа от средневекового рабства, – меньшинство, которое развило свежие народные литературы для себя и для масс народа.