Черновик продолжения романа

Черновик продолжения романа

Эта часть воспоминаний осталась в черновиках и не переработана автором в продолжение романа, но фактически им является. Основное отличие ее от романа в том, что действующие лица выступают здесь под своими настоящими именами, что делает чтение этой части еще более интересным.

… Вы знаете, я не уверена в том, что нормы разрыва занижены. Санитарные разрывы должны быть хорошо озеленены и не просто озеленены, а специально подобранными породами, поглощающими вредные выбросы. А у нас зона разрыва вся застроена бараками. Есть в ней и склады, и гаражи, и конные дворы, даже свинарник, нет только ни одного зеленого массива. Надо добиваться расчистки зоны от всех этих временных построек и ее сплошного озеленения.

– А поможет ли озеленение? Дым-то идет поверху.

– Из дыма твердые осадки быстро оседают, а они и являются главным источником вредности. И не только трубы – источники загазованности, много есть других – всевозможные заводские печи, мощные склады. Можно сказать – загазованность идет из всех щелей. Чем ближе к заводам, тем она сильнее.

– Вам, конечно, видней. Но при нехватке жилья, да еще в разрушенном городе, никто не станет сносить бараки. Даже трудно представить – когда настанет такое время, что их можно будет снести.

– Это верно. И получается заколдованный круг.

– Так что же нам делать? Махнуть рукой и жить спокойно?..

… Вот именно. Но не только в этом. Я стал сомневаться: правильно ли мы делаем, занимаясь этим вопросом сами, мало что зная. Вот, пожалуйста: случайный разговор с Муленко, и – готовая площадка.

– А мы и сами собирались сюда.

– Подходящей площадки здесь могло и не быть, и мы бы впустую потратили время. Может быть, стоит сразу поставить вопрос перед руководством и решать его вместе? И намного легче, и скорей. Как вы думаете?

– Думаю.

Сабуров засмеялся.

– Нет, Григорий Георгиевич! Возможно, что по каким-то причинам ставить вопрос о переносе заводов – донкихотство. Вот это и надо выяснить, а потом уже идти или не идти к начальству.

– Вы говорите – по каким-то причинам. А точнее – по каким-то неизвестным нам причинам. Если такие причины есть, руководству они должны быть известны.

– А если таких причин нет? А мы вдруг напоремся на резкий отказ даже обсуждать этот вопрос? Что они за люди мы не знаем, и для них мы тоже люди новые. В дальнейшем, когда больше их узнаем, станет ясно – можно ли так действовать, с кондачка. А насчет потери времени… Мы, кажется, третий или четвертый день этим занимаемся. Разве это время для такого вопроса? Да и вы сами говорили: мы должны быть уверены в том, что постановка вопроса реальна.

– А сейчас я как раз имел в виду, что реальность постановки вопроса уяснить легче вместе с руководством. Хм… Но это я так, по инерции. Вы правы: сейчас так поступать рискованно. Значит, какой у нас путь?

– Санитарная инспекция, Головко, а потом уже местное руководство.

– Григорий Георгиевич! Все эти бараки у вас с чем-нибудь ассоциируются?

– Хм… Их много… Они беленькие… Разбросаны по всему городу. Ну, вот: как грибы после дождя. А у вас?

– Как какая-то накожная болезнь.

Ух, какое сравнение! А что же тогда металлургические заводы с потоками шлака прямо в Днепр?

– Вы, наверное, знаете, что такое жемчуг? Язва в теле моллюска. А наша жемчужина южной металлургии, как ее называют газеты, – язва на теле земли.

Сабуров смеялся.

– Ваши родители не врачи? И много у вас еще медицинских сравнений?

– Мои родители не врачи. А медицинские сравнения… Лучше ограничим их областью промышленности и строительства.

– Хм… Хорошо, ограничим.

Молча шли недолго.

– Павел Андреевич! Вот вы сравнили бараки с накожной болезнью, а я с грибами. Наверное, по этим сравнениям можно определить какую-то разницу в наших характерах.

– Мысль интересная. Наверное, можно.

– Давайте попробуем.

– Давайте.

Первым заговорил я:

– У вас характер более мягкий, более доброжелательный и более терпимый. Извините, я ляпнул глупость. Не терпимый, а терпеливый я хотел сказать.

– Интересно. Значит, у вас менее мягкий? А какой, твердый?

– Вам виднее. Наверное, – не твердый, а жесткий.

– Ну, а менее доброжелательный? Надо полагать, – более требовательный или даже нетерпеливый?

– В работе я, действительно, требовательный. Не терплю отношения легкомысленного или безответственного. А в жизни… К людям, мне кажется, я отношусь снисходительно, точнее – к их недостаткам. Во всяком случае, стараюсь так относиться. Идеальных людей нет. И чтобы не жить в пустыне, в отношениях с людьми я опираюсь на то, что у них есть хорошего, и игнорирую плохое.

– В этом мы с вами схожи. Только не всегда удается игнорировать плохое, особенно когда плохого много или оно уж очень плохое.

– Верно. Тогда приходится игнорировать самих людей. Но это бывает редко.

– Редко? Вам повезло.

Просматривая у Лубенца готовые списки, увидел, что в них включены предприятия, расположенные только в старом городе.

– Павел Афанасьевич! А где же списки предприятий в других районах?

– Беловол поручил подготовить списки по Сталинскому району.

– А не знаете – почему только по Сталинскому?

– В других районах они в бараках или среди бараков. А это временные поселки, подлежащие сносу.

Я промолчал, Беловола не было, но разговор с Черняковой начал с этого.

– Поселки строились как временные, но существуют около пятнадцати лет. И просуществуют еще столько, если не больше. Мало того, что они загазовываются и задымляются больше других районов, так еще надо им добавлять и другие вредности!

– По-человечески вы правы. Мы можем предложить вынести некоторые объекты из этих поселков, в первую очередь конные дворы – страшные рассадники мух. Вряд ли на это сейчас пойдут – будут ссылаться на то, что поселки временные. Но я с вами согласна, поднимем и этот вопрос.

Возвращаясь от Черняковой, зашел к Беловолу.

– Уже работаете? Есть вопросы?

– Есть.

Я задал тот же вопрос, что и Лубенцу, получил тот же ответ, что и от Лубенца и привел те же доводы, которые приводил Черняковой. Беловол задумался.

– Я поручу Лубенцу подготовить списки и по другим районам, и мы этот вопрос в исполкоме еще раз обсудим. А вы инициативный! Это хорошо.

Первую половину дня я обследовал эти предприятия и их окружение. Предприятия были маленькие, большей частью – одноэтажные, не специально построенные, а в приспособленных помещениях, сожженные, иногда – уцелевшие. После обеда с Черняковой определяли их судьбу. В двух таких корпусах шла подготовительная работа к восстановлению. Мы определили, что одно из них надо перепрофилировать, другое вообще нельзя восстанавливать. Возвращаясь от Черняковой, пошел к Беловолу и сказал ему о подготовительных работах к восстановлению. Вскочив и подергав пиджак, Беловол снова сел.

– Самовольничают! А что за объекты?

С перепрофилировкой одного сразу согласился, о другом сказал:

– Не вижу причин, почему его надо сносить.

– Это же в центре города, в жилом квартале. Неизбежна его реконструкция – строительство многоэтажных домов. Значит, и это сооружение снесут.

– Когда это еще будет!

– Не так уж нескоро. Кончится война, и какие средства будут высвобождены на восстановление и строительство! Не станут же снова бараки строить.

– Вы так думаете?

– Уверен. Ведь зачем-то создают органы по делам архитектуры.

– Но до реконструкции квартала может это предприятие поработать?

– А легко ли снести действующее предприятие, даже самое маленькое? Тем более – сегодня оно местной промышленности, завтра его передадут какому-нибудь министерству, министерство захочет его расширить и пришьет к пуговице пальто.

– Это верно. Но, понимаете, в разрушенном городе стоят готовые стены и никак не используются. Это невозможно понять. Не будет отбоя от претендентов. Давайте лучше подумаем, как их использовать.

– Не знаю, для чего оно было построено. Перекрытия нет.

– Сгорело?

– И не было. Была только черепичная крыша. Пол цементный, окна маленькие, в солнечный день – полумрак. Разве разместить там какой-нибудь склад?

– Какой-нибудь! Ну, сказали. Знаете, как город нуждается в складских помещениях! Так и запишите: под склад. За него драться будут.

– Временно. До реконструкции квартала.

– А вы настойчивый. Хорошо, так и запишите. И много у вас будет таких записей – временно, до реконструкции?

– Не знаю, работа только начата.

– Одну минуту. – Беловол позвонил председателю Сталинского райисполкома. – Вы знаете, что у вас в районе делается? Самовольное строительство. Да, да, самовольное строительство. Потихоньку начинают восстанавливать мелкие предприятия. Мы же на исполкоме решили развернуть по плану такие предприятия. По плану! Производить в них то, что нужно людям, а не что кому вздумается. Кое-какие вообще не будем восстанавливать. Это отдельный разговор, объясню при встрече. Какие? Записывайте. – Беловол продиктовал адреса. – Немедленно прекратите безобразие! Может быть и еще есть, я не знаю. Наведите порядок.

Положив трубку и отдышавшись, Беловол сказал:

– К вам просьба. Если еще увидите, что где-нибудь копошатся, сразу звоните мне. Меня не будет – звоните Сокирченко, это – председатель Сталинского райисполкома. Скажите ему, что звоните по моему поручению.

Пришло решение облисполкома о назначении тов. Сабурова Г.Г. начальником областного отдела по делам архитектуры. В решении есть пункт, обязывающий Запорожский горисполком предоставить нам помещение.

Получаю письма. Лена с сестрой и ее ребенком этим летом возвращаются в Харьков. Оля пишет: нашла, наконец, папины бумаги, но их немного; приехал Яша и уже работает в коллегии адвокатов; Госбанк, в котором работает Зина, восстановил дом, и Зина получила в нем комнату в двухкомнатной квартире со всеми удобствами, в хорошем районе, на улице Чернышевского. Мама сообщает, что все Останковы дома и чтобы я внимательно прочел на конверте обратный адрес. Адрес такой: Кабардинская АССР, а не Кабардино-Балкарская, как было раньше. Значит, и балкарцев постигла участь многих малых народов.

Вскоре, мы еще не кончили порученную Беловолом работу, не вернулся еще и Сабуров, Евгения Тимофеевна пригласила меня завтра после перерыва в областную инспекцию на обсуждение поднятого нами вопроса.

– Знакомьтесь, – представила меня Евгения Тимофеевна. – Павел Андреевич Огурцов, старший архитектор только что созданного областного отдела по делам архитектуры.

– Он же и младший, – сказал я. – Других пока нет.

– Старший или младший, но возмутитель спокойствия, – добавила Любовь Яковлевна, начальник областной инспекции.

Кроме них были еще сотрудница и сотрудник по фамилии Деревенко – пожилой, высокий, элегантно одетый, гладко причесанный на прямой пробор, с усиками и галстуком-бабочкой. Вспомнилось выражение Паниковского: «Сразу видно человека с раньшего времени».

Я положил на стол только что законченный план города с двумя площадками заводов, его стали рассматривать, улыбались и вздыхали.

– Хороший был вариант, – сказал Деревенко и обратился ко мне. – Вы знаете, железная дорога через Хортицу к станции Днепрострой-II была запроектирована двухколейной. Мосты через Днепр, инженерные сооружения и земляное полотно рассчитаны на два пути. А вторые пути так и не уложили – заводы стали строить на левом берегу. А то бы ездили на работу по железной дороге, только в другую сторону. И расстояние не намного больше.

– Как в другую сторону?

– Да ведь заводы построили в другой стороне.

– А разве на заводы ездили по железной дороге?

– Да. Трамвай не справлялся.

– Но это же из области воспоминаний, – сказала Любовь Яковлевна. – Павел Андреевич, вы предлагаете поднять вопрос о том, чтобы заводы не восстанавливать, а строить их заново, на площадке, которая была отклонена?

– Совершенно верно.

– На каком основании?

– Как на каком!? Ведь заводы загазовывали город.

– Я не об этом. Вы знаете, что заводы были размещены на левом берегу по указанию Сталина?

– Что заводы были размещены на левом берегу по военно-стратегическим соображениям, я недавно услышал. А что это было сделано по указанию Сталина, нетрудно догадаться: такие вопросы без Сталина не решают.

– Так на каком основании вы предлагаете вернуться к отклоненному варианту?

– Изменились обстоятельства. Размещение заводов в пределах Запорожья уже не имеет военно-стратегического значения.

– Вы беретесь об этом судить?

– Да война-то идет к концу! Или вы не уверены в нашей победе?

– А вы уверены, – спросил Деревенко, – что воевать нам больше не придется?

Уселись за стол, на котором одиноко лежал мой схематический план. Любовь Яковлевна сказала, что я четко обрисовал ситуацию, связанную с тем, что заводы разрушены, и указал на появившуюся возможность избавить город от загазованности.

– Я бы сказала: мелькнувшую надежду. Шанс небольшой, никакой уверенности в том, что это нам удастся, нет, однако не воспользоваться им было бы непростительно. Но я хотела бы подойти к этому вопросу еще и с другой стороны.

Ну, вот! – подумал я. – Неужели она вслух скажет о том, о чем только что говорил со мной Деревенко?

Я думаю, – продолжала Любовь Яковлевна, – все вы согласны с тем, что город задымлялся сверх допустимого. – Пауза. – Второй вопрос: можно ли достаточно защитить атмосферу города от вредных выбросов, если заводы останутся на прежнем месте?

Я был поражен четкостью и логической последовательностью этих вопросов. Это не мои эмоции!

– Не удастся, – ответил Деревенко.

– Я в это не верю, – сказала Чернякова.

– Я бы не стала это утверждать так категорически, – сказала еще одна участница совещания. – Сегодня не удастся, а завтра? Наука и техника не стоят на месте. – Сославшись на литературу, она привела случаи, когда удавалось уловить и обезвредить выбросы в атмосферу.

– Эх, матушка! – воскликнул Деревенко. – Так и обезвредишь отдельными случаями наш огромный букет выбросов самого разнообразного характера! Примите во внимание еще вот что. Нет предприятий, которые не наращивали бы свои мощности. Еще не успеют полностью восстановить заводы, как начнут строить новые объекты: будут ли это домны, мартены, прокатные цеха, коксовые батареи – судить не берусь. Но будут. А на заводах цветной металлургии будут строить всякие там новые печи.

Согласились на том, что в обозримом будущем защитить воздух от вредных выбросов наших заводов не удастся.

– Значит, – подвела итоги Любовь Яковлевна, – чтобы избавить город от загазованности, надо строить заводы в другом месте. Иного пути нет.

– Но обязательно ли на правом берегу? – спросила та же участница совещания. – Может быть, удастся найти подходящую площадку и на левом берегу?

Все обернулись ко мне, а я уставился на схематический план.

– По розе ветров площадка на левом берегу возможна только к югу от станции Запорожье-I. Пожалуй, в санитарном отношении она даже лучше, чем возле станции Днепрострой-II: удалена не только от города, но и от Хортицы.

– Отпадает, – сказал Деревенко. – Об этом районе Балабино-Кушугум говорили, когда рассматривали первый вариант, но сразу же от него отказались: там очень сложный пересеченный рельеф. На нем заводы не построишь.

– Это верно, – подтвердили присутствующие.

– Неужели к югу от Запорожья, в степи, нет ни одного, так сказать, гладкого места?

– Гладких мест к югу от Запорожья сколько угодно, но все они так далеко, что если там строить заводы, надо говорить не об их переносе на другую площадку, а о выносе их куда-то из города. А это совершенно нереально.

– Нереально, – подтвердила Любовь Яковлевна. – И даже нелегко: выносить заводы – это выносить и город. А это абсурд. Значит, для переноса заводов есть только одна площадка. Давайте подумаем – как и перед кем мы можем поставить вопрос о переносе заводов. Вопрос этот очень и очень деликатный.

Значит, – подумал я, – Любовь Яковлевна не разделяет опасений Деревенко. Или не учитывает опасности самой постановки вопроса? Или идет на риск?

– Любовь Яковлевна, – обратился к ней Деревенко, – разрешите еще один вопрос Павлу Андреевичу. Строительство заводов на новой площадке займет больше времени, чем на старой. Думаю, – это пояснений не требует. Вопрос вот в чем: имеем ли мы моральное право во время войны ставить вопрос об удлинении сроков строительства?

– Война кончится раньше, чем заводы начнут давать продукцию, на какой бы площадке их ни строили. Значит, для войны эти заводы значения не имеют.

– Перенос заводов потребует не только дополнительного времени на их строительство, но и дополнительных средств, наверное, значительных.

У меня начало складываться впечатление, что Деревенко выискивает причины, чтобы не ставить вопрос о переносе заводов. Или я ошибаюсь?

– Вот мы с вами говорим: перенос заводов. А ведь заводов нет. На новом ли, на старом ли месте их придется строить заново. Есть только оборудование, вывезенное на восток. Ну, так привезут его или другое на новую площадку.

– Вы не учитываете сохранившиеся инженерные коммуникации.

– А вы не учитываете расчистку площадки от завалов.

– И все-таки, смею утверждать, строительство на новой площадке обойдется дороже и возможно – намного дороже. Вот я и спрашиваю: реально ли ваше предложение, ведущее к удорожанию строительства, сейчас, во время войны?

– Если заводы начнут восстанавливать или строить до конца войны…

– Вряд ли начнут до конца войны, – перебила меня Любовь Яковлевна.

– Почему вы так думаете? – спросил Деревенко.

– Павел Андреевич правильно подметил: для ведения войны они не нужны, их не успеют восстановить.

– Любовь Яковлевна, – обратилась к ней Чернякова, – не знаю как на других заводах, а на «Запорожстали» идет подготовка к восстановлению.

– Конечно, идет. И на других заводах должна идти. Чтобы к концу войны все было готово к восстановлению. Но подготовка – это еще не восстановление.

– Гадание на кофейной гуще, – пробурчал Деревенко. – Почему вы так уверены, что заводы скоро не начнут восстанавливать? Сколько их уже восстанавливается! Заводы нужны не только для войны, но и для народного хозяйства. Никто из нас, да, наверное, никто в Запорожье не знает, когда это произойдет. Пути господни неисповедимы.

– Ну, допустим. Павел Андреевич, извините – я вас перебила.

– Я хотел сказать, что если заводы начнут строить до конца войны, значит, и средства на это будут. Пусть для начала минимальные, как для восстановления. Пусть – не для всех заводов и всех их объектов. А после войны? Огромные средства, которые поглощает война, будут направлены на восстановление и строительство. Вот тогда и добавят недостающие. Зато дышать будут чистым воздухом.

– Да откуда в разоренной стране возьмутся огромные средства?! – воскликнул Деревенко. – Не Америка ли даст? Держи карман.

– Оттуда же, откуда берутся на ведение войны.

– Это что же? Опять влачить жалкое существование? Сколько можно! Не будет никакого улучшения?

– Как не будет? Как не будет? – тихо спросила Любовь Яковлевна. Голос ее задрожал, на лице появились пятна. – Люди не будут погибать, а вы говорите – жизнь не улучшится.

Все опустили голову и примолкли. Я понял это так: наверное, Любовь Яковлевна потеряла кого-то из очень близких людей, возможно – и не одного.

– Извините меня, Любовь Яковлевна, – сказал Деревенко. – Я имел в виду условия жизни.

– Условия жизни будут улучшаться постепенно. Но пора нам кончать, и так засиделись. Павел Андреевич, а вы уже думали, как поднять этот вопрос?

– Мы хотели поднять этот вопрос в Киеве, в Управлении по делам архитектуры, а потом – будет видно.

– В какой форме вы хотите поднять этот вопрос? – спросил Деревенко. – Не в письме ли?

– Да. А что?

Любовь Яковлевна покачала головой.

– Не надо начинать с письма.

– Письмо – это документ, – вставил Деревенко.

– Лучше съездить в Киев и поговорить: вы – в своем управление, мы – в своей республиканской инспекции. А потом, как вы сказали, – будет видно.

– Можно и так.

– Не можно и так, а только так, – сказал Деревенко.

– Я тоже так думаю, – сказала Евгения Тимофеевна.

– И я, – сказала еще одна участница совещания.

– Павел Андреевич, а вы хорошо знаете свое начальство в Киеве? – спросила Любовь Яковлевна.

– У Сабурова и у меня перед назначением в Запорожье были встречи с начальником управления. И эти встречи, и его напутствие нас обнадеживают. А как в вашей республиканской инспекции?

– Там разные люди, но есть кое-кто, с кем можно поговорить и по этому вопросу. А ваш начальник когда вернется?

– Да уж должен был вернуться. Значит, вот-вот.

– Наверное, в Киев поедет он?

– Наверное.

– Хотелось бы с ним поговорить.

– Ну, это не трудно сделать. Любовь Яковлевна, а вы не дадите нам справку – как задымлялся город и о возможности или невозможности обезвреживания выбросов? Мы вас запросим, а вы ответите.

– Зачем она вам?

– Уж не хотите ли вы приложить ее к своему письму? – спросил Деревенко.

– Мы же договорились, что писать не будем. Нам надо регулировать застройку – когда, что и где строить. Как же не учитывать загазованность по районам? А карты задымления города у вас нет?

– Нет, и не было.

– А надо бы такую составить, – сказала Чернякова. – Хорошая мысль.

– Хорошо, – сказала Любовь Яковлевна. – Укажите в своем письме – для чего вам нужна такая справка, и мы вам ответим.

– Завтра утром я приду с письмом. Если не возражаете.

– Быстрота и натиск, – сказал Деревенко.

Когда мы вышли, Евгения Тимофеевна мне сказала:

– Какой у вас дар убеждать!

– Да, это верно, – отозвался Деревенко. – К сожалению, я таким даром не обладаю.

– Ковать железо, пока горячо, – сказал я себе, поужинал в столовой и, воспользовавшись ключами от облкоммунхоза, написал письмо в облсанинспекцию и ее ответ, чтобы скорее его получить. Возбуждение не спадало, спать не хотелось. Подумал: если Головко положительно отнесется к нашему предложению, не исключено, что потребуется и наше письмо. А чтобы не было проблем, хорошо бы Сабурову иметь его при себе. И я за него засел. Тщательно обдумывал каждую фразу, чтобы письмо было убедительным и не задевало ничьих амбиций. И чтобы было коротким. Приходилось переделывать. Когда я закончил и переписал начисто, стояла глухая ночь. Быстрота и натиск! – подумал я, засмеялся, сладко потянулся и отправился спать.

Утром я проспал завтрак в столовой и немного опоздал на работу.

Возвращаясь из областной санитарной инспекции с ответом на наше письмо, текст которого Любовь Яковлевна подкорректировала, я возле облкоммунхоза встретил Сабурова с полевой сумкой и полной авоськой. Он шел домой.

– А вы откуда?

– Из областной санитарной инспекции.

– Уже?

– Уже было вчера. Ну, в общем, они нас поддерживают.

Сабуров предложил зайти, сказав, что поел в поезде и хорошо выспался от Бердянска до Синельниково.

– Такое кругосветное путешествие. Другого пути сейчас нет.

Муленко не было. Сабуров с жадностью напился воды.

– После осипенковской копченой рыбки. Очень вкусная. Я и вам привез.

Подробно рассказывая, я о разговоре с Деревенко умолчал, но сказал так:

– Указание о том, чтобы заводы строили на левом берегу, дал Сталин, и я почувствовал, что в инспекции побаиваются, как бы предложение о переносе заводов не сочли за выступление против Сталина со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Сабуров замер и помрачнел.

– Это серьезно. Это очень серьезно.

– И все же вопрос этот решили поднять. Только пока ничего никому не писать. Письмо – это документ, так сказал один их сотрудник. Предлагают для начала поехать в Киев и посоветоваться: нам – в управлении, им – в республиканской инспекции. Если есть с кем советоваться. У них есть с кем.

– Я думаю – Головко довериться можно.

– Я тоже так думаю.

– А они не побоялись говорить с вами откровенно.

– До какой-то степени и не называя вещи своими именами. Григорий Георгиевич, с вами хочет встретиться Любовь Яковлевна – начальник инспекции.

– Да хоть сейчас.

Я дал Сабурову решение облисполкома о его назначении и позвонил Любови Яковлевне. Она обрадовалась приезду Сабурова и сказала то же, что и он: да хоть сейчас! Я дал Сабурову схематический план города с нанесенными площадками.

– Вот это хорошо. Возьму его в Киев. А где достали ватман? У Муленко?

– У Муленко. А почему бы и нет?

Потом я дал Сабурову письмо облсанинспекции – справку о загазованности города.

– То, что нам нужно. И это возьму. Без такой справки нам и вопрос поднять трудно.

– Григорий Георгиевич! Плюю три раза, чтобы не сглазить, но если Головко поддержит наше предложение и потребуется наше письмо, – я его приготовил.

Сабуров прочел письмо.

– Очень хорошо написано, в нем нет и тени криминала. Такое письмо можно было бы и отправить.

– Лучше не надо.

– Павел Андреевич, скажу вам откровенно: с вами хорошо работать.

– И с вами тоже.

– Надеюсь, что это вас не испортит.

– И вас тоже.

Мы захохотали, благо – никого не было.

Сабуров занес свои вещи Перглеру. По дороге я рассказывал о работе, которой мы с Черняковой занимались.

– Это, конечно, тоже нужно. Отрадно, что инициатива принадлежит Беловолу. Как говорили в старину, – это делает ему честь. Но я вижу – скучать вам не пришлось.

– И вам, наверное, не пришлось.

– Не пришлось. А что собой представляет Любовь Яковлевна? И как ее фамилия?

– Фамилия – Рот. Маленькая старушка, умная и симпатичная.

У Любови Яковлевны мы застали Чернякову и Деревенко. Любовь Яковлевна сказала, что они поддерживают наше предложение – строить заводы в другом месте.

– Не можем не поддержать, хотя шансов на успех мало.

Сабуров ответил, что о шансах судить рано – не угадаешь, как повернется дело, но он согласен с тем, что сначала нужно заручиться поддержкой нашего киевского начальства.

– Мы так и собирались поступить. Боюсь, что если начать разговор здесь, – можно все загубить. Знаете, как это бывает: откажут в самой категорической форме, а потом упрутся на своем. И свяжут нам руки.

– Значит, едем в Киев?

– Поедем. Хотя сначала можно было бы и написать, а потом поехать.

– Не надо начинать с писем, – ответила Любовь Яковлевна.

– Смотря как написать.

Сабуров достал из кармана и развернул лист бумаги. К моему удивлению это оказалось заготовленное мною письмо. Сабуров стал читать. Любовь Яковлевна улыбнулась и мельком взглянула на меня. Евгения Тимофеевна улыбалась, смотрела на меня и покачивала головой. Кажется, я угадал ее мысли: ну и шустрый! Деревенко не улыбался, вытянулся и насторожился. Прочитав, Сабуров сказал:

– Не вижу никакого криминала.

Любовь Яковлевна спросила:

– Приложение – письмо областной инспекции?

– И в этом не вижу криминала.

Деревенко сказал:

– Как посмотреть.

– Да как ни смотри.

– А если так? Хитроумный ход врагов народа: под видом заботы о людях ведут подкоп под решение Сталина.

– Извините меня, но для этого надо иметь больное воображение.

– Наоборот, здоровое, – спокойно ответил Деревенко. – Для противников переноса заводов, а таких будет сколько угодно, – это же козырный туз.

– Ну, если так смотреть, то тогда вообще нельзя поднимать вопрос о переносе.

– Вот об этом и надо прежде всего поговорить в Киеве. Очень осторожно и ни с кем попало.

Сабуров и Деревенко в упор смотрели друг на друга.

– Вы правы, – сказал Сабуров. – Значит, никаких писем.

– Пока, – сказала Любовь Яковлевна. – До поездки в Киев, Григорий Георгиевич! И еще я кое-что хочу сказать по поводу этого вашего письма.

Я замер: значит, мое поведение сочли неэтичным?

– Мы с вами, – продолжала Любовь Яковлевна, – двойного подчинения, и официально какой-либо большой вопрос в обход местного руководства поднимать не принято.

– А тут вопрос такой важности, – добавила Чернякова, – далеко не местного значения.

– Вот именно! И решать его будет не местное руководство. А помешать оно может. Или я ошибаюсь?

Помолчав, Любовь Яковлевна ответила так:

– Ошибаетесь вы или не ошибаетесь – речь сейчас не об этом. Извините за прямой вопрос – вы хотите тут работать?

– Ах, даже так?

– А как вы думали? Поставьте себя на их место. Выносим какой-то большой вопрос, запорожский вопрос, в наши вышестоящие инстанции, даже не посоветовавшись с ними. Конечно, за это нас с вами не снимут – нет формальных оснований. Но при первой возможности придерутся и от нас избавятся. Можете в этом не сомневаться. Я говорю это потому, что – вот вам еще одна причина, почему не надо начинать с писем. Давайте лучше подумаем, как нам поехать в Киев. В облисполком за командировкой не пойдешь.

– Зачем идти в облисполком? Дадим телеграммы в Киев с просьбой срочно вызвать, получим вызовы и пойдем в облисполком подписывать командировки.

– В телеграмме надо указать – по какому вопросу.

– Зачем? Я думаю послать телеграмму примерно такого содержания: прошу срочно вызвать в связи с очень важным вопросом.

– Вам можно позавидовать, – сказала Чернякова. – У нас обязательно нужно указать по какому вопросу.

– Новое учреждение, – сказал Деревенко. – Еще не успело обюрократиться.

– Причину придется придумать, – сказала Любовь Яковлевна. – Вот вам поручение, – обратилась она к Черняковой и Деревенко. – Придумайте причину.

Я думал, что сейчас мы уйдем, но Сабуров сказал:

– Раз мы уже собрались, давайте обсудим еще вот что. Раньше или позже, а обратиться к местному руководству придется. Мы люди новые и никого еще не знаем. С кого лучше начать?

– Трудный вопрос, – ответила Любовь Яковлевна.

– Вот! Поэтому я прошу – обдумайте это заранее.

– Думай – не думай, а кого-нибудь из заместителей не миновать. Вас курирует Васильев? Я его мало знаю.

– Я тоже еще не успел его узнать.

– А первое впечатление? – спросил Деревенко.

– Производит впечатление человека очень осторожного.

– Ну, удивили! Они там все такие.

– А ваш шеф, Любовь Яковлевна?

– Ох! На любой серьезный вопрос отвечает – надо подумать. Потом идет к председателю облисполкома или обком, и его мнение всегда совпадает с тем, что он там услышит. Я стараюсь пойти вместе с ним, чтобы отстоять свою точку зрения, но это не всегда удается.

– Что не всегда удается? – спросил я. – Вместе пойти или отстоять свою точку зрения?

– И то, и другое, Павел Андреевич.

– А если начать с обкома? – спросил Сабуров.

– Надо подумать, – ответила Любовь Яковлевна, и все засмеялись.

Когда мы прощались, кто-то спросил Сабурова:

– Вы ездили по области?

– Ездил в Мелитополь и Осипенко. Вот! Эта поездка укрепила меня в мысли, что обращаться к местному руководству очень рискованно.

– Расскажите, если это не секрет, – попросила Любовь Яковлевна. Мы снова уселись.

– Вы, наверное, знаете Осипенко, – начал Сабуров. – Очень приятный городок, даже разрушенный, но отрезан от моря железнодорожной веткой в порт. С кем бы я ни встречался, почти все говорили – как бы устранить этот недостаток. Городское руководство вместе с железнодорожниками и портовиками наметило для ветки другую трассу. Мне дали ее копию. Если верить авторам, а оснований не верить у меня нет, уклоны и повороты – в пределах допустимых. Протяженность трассы небольшая, превышает существующую, примерно, на километр. Правда, придется строить два моста на спусках в город или делать два тоннеля для ветки под этими спусками.

Ветка в порт – в ведении МНС, но МНС там сейчас никаких работ не ведет. Порт разрушен, и городское руководство хотело бы, чтобы при его восстановлении переложили и ветку. Я застал в Осипенко представителей министерства морского флота и вместе с отцами города разговаривал с ними. Их позиция такова: по своей инициативе или по просьбе города они перекладывать ветку не могут, но не будут возражать, если их обяжут это сделать – по сравнению с восстановлением порта объем работ на ветке невелик. Казалось бы, вопрос решается благополучно, и остановка за малым – надо об этом ходатайствовать. Городское руководство уже обращалось к областному с этим вопросом и получило ответ: пока идет война, такие вопросы не поднимайте. Нам тоже могут так ответить. Придется и об этом говорить в Управлении.

– Несмотря на начальственный окрик? – спросил Деревенко.

– А я его не слышал.

– Григорий Георгиевич, а вы не знаете – к кому они обращались? – спросила Любовь Яковлевна.

– Были у Васильева и вместе с ним – у председателя облисполкома.

Попросили Сабурова рассказать, как намечена трасса.

– Знал бы – захватил схему, – ответил Сабуров и попросил лист бумаги.

– Да не надо! Мы хорошо знаем Осипенко.

Из рассказа я понял, что трасса проходит у подножия горы. Вызвало беспокойство, что она пройдет вдоль больницы, но согласились, что это нестрашно: в тылу больницы, там, где морг, в выемке, а звукоизоляцию можно усилить высокой оградой и зеленым экраном.

– Трасса проста и экономична, – сказал Деревенко. – И ничего сносить не надо – вечный камень преткновения. И будет открыт выход к морю на широком фронте.

Нам было по дороге с Черняковой.

– Мне кажется, – сказал я, – можно было бы поговорить с Беловолом.

– Уж не потому ли, что он занимается выносом мелких предприятий? – спросил Сабуров.

– Ну, что вы! Просто у меня сложилось такое впечатление.

– А я согласна с Павлом Андреевичем, – сказала Чернякова. – Мне приходится с ним встречаться. Человек он очень толковый, не боится отстаивать свое мнение и даже возражает начальству. А это, согласитесь, не часто встречается. Его хорошо знает и мой муж. Беловол по образованию – путеец, и до войны работал на «Запорожстали» начальником железнодорожного цеха. У мужа были случаи убедиться в порядочности Беловола. Я, конечно, не знаю, как он отнесется к вашему предложению, но в одном я уверена: если мы его попросим никому не говорить о нашем разговоре, он нашу просьбу выполнит. Я понимаю, не он будет решать этот вопрос, но, как говорится, – он вхож, и заручиться его поддержкой было бы хорошо.

– Я Беловола не знаю, видел его один раз и разговаривал с ним несколько минут. Но если он таков, как вы говорите, то довериться ему можно. Мы с Любовью Яковлевной уедем, а вы и Павел Андреевич с Беловолом встречаетесь. Поговорите с ним, если представится удобный случай. Не говорите, что мы уже решили поднять этот вопрос, а как бы советуясь, узнайте его мнение.

– Конечно, именно так, – ответила Чернякова. – Если он нас поддержит, тогда другое дело.

– Так, по-вашему, Любовь Яковлевна старушка? – спросил Сабуров, когда мы попрощались с Черняковой.

– А по-вашему?

– Ей за пятьдесят, а может быть и под шестьдесят. Но какая же она старушка? Она полна жизни. Старость – это не возраст, а состояние. – Вдруг Сабуров засмеялся и, не дожидаясь моего вопроса, сказал:

– Состояние ведь можно по-разному понять.

Мы засмеялись оба. В это время мы спускались в столовую, и на нас оглядывались. Не знаю как в кабинетах, а за их пределами я никогда даже не замечал, чтобы кто-нибудь смеялся. Серьезные люди.

За обедом Сабуров рассказывал о поездке.

– Вот уж не думал, что там есть горы, – сказал я. – Я представлял себе побережье Азовского моря ровной степью, ну, конечно, с балками и речушками.

– Так оно и есть. Я ехал из Мелитополя в Осипенко в грузовой машине – степь да степь кругом. Гора – это только так говорят. Над городом и сколько видно за ним тянется крутой высокий обрыв. Глинистый, бурый. Вот это верхнее плато и называют горой. Под ней – полоса песка и ракушек, намывается морем, на ней и расположен весь городок и курорт. Полоса такая плоская, а море такое выпуклое, что когда видишь его из города, удивляешься – как это оно не затапливает город.

– Купались?

– Раз вечером в заливе. Над ним и расположен город. Залив отделен от моря длинной, в несколько километров, косой. Вода у берега мелкая и теплая. Прекрасный курорт для детей. Второй раз купался в открытом море, когда был на курорте. Он расположен у основания косы, а по другую сторону от него по берегу моря до самой горы тянутся небольшие замкнутые лиманы с лечебными грязями. Тут уж и вина приличные, и водка холоднее.

– Значит, отцы города произвели хорошее впечатление?

– Как сказать! Я пытался их убедить, что Осипенко надо развивать как курортный город, а не как промышленный, и не восстанавливать нефтеперерабатывающий завод.

– Нефтеперерабатывающий? А нефть с Кавказа?

– Да, доставляли морем. Так куда там! И слушать не хотят. Уцепились за промышленность: она дает средства на стройку и благоустройство города, а курорт – нищая организация. Говорят: будем развивать город и как промышленный, и как курортный. Пусть – не понимают, что одно с другим несовместимо, смотрят со своей маленькой колокольни. И об этом буду говорить с Головко. Мест, где можно развивать промышленность, сколько угодно, а природные данные для хорошего курорта встречаются куда реже. Вот Мелитополь сам бы велел развивать как промышленный город.

После обеда Сабуров пошел дать телеграмму в Киев. Я снимал копии с письма санинспекции и нашел письма Головко. Сабуров срисовывал схему железнодорожной ветки в порт и собирался писать письмо по этому вопросу. Зазвонил телефон на столе Муленко, он поднял трубку и, глядя на меня, сказал:

– Вас. Беловол. Второй раз звонит.

Беловол интересовался, скоро ли мы закончим порученную работу.

– Обследования я закончил, рекомендации почти закончили. Осталось три объекта, Чернякова мучается над определением их санитарной вредности.

– Да пусть мучается! Напишите – подлежат перепрофилированию. Все равно мы будем советоваться с ней, как их испытывать. Вы будете у себя? Я позвоню Черняковой, а потом вам.

Беловол условился с Черняковой, что она сейчас к нему придет со списком предприятий, попросил и меня прийти, чтобы закончить с этим делом. Пришел и Сабуров. Беловол у него спросил:

– Вы пришли, наверное, чтобы узнать, как обстоит дело с помещением?

– Наверное, об этом говорить еще рано?

Беловол ответил, что свободных помещений в городе нет, придется кого-то уплотнять, и поинтересовался, сколько у нас будет сотрудников.

– Штатного расписания я еще не получил, в Киеве сказали – человек десять-двенадцать.

– Я, было, подумал потеснить облкоммунхоз – переселить Муленко к его начальнику, но лучше этого не делать. Одной комнаты вам мало, а будет считаться, что у вас есть помещение. Одно я обещаю: никто раньше вас помещение не получит. Вы нам нужны.

Пришла Чернякова, и мы с Беловолом сели за приставленный столик. Сначала, пункт за пунктом, он соглашался с нашими предложениями. Потом услышали:

– А вы и этот заводик хотите вынести?

– Он в жилом квартале.

– Там и другие предприятия есть. Вы их выносите? – Не дожидаясь ответа, Беловол перелистал список. – Выносите. Я бы этого не делал. Ну что это за квартал? Узкий, прижатый к товарному двору, с другой стороны – улица с большим движением. Это сейчас там тихо. А через улицу – базар. И были бы дома приличные, а то – одно барахло. Давайте лучше оставим этот квартал для мелких предприятий, а выносить будем жилье.

– Приравняем жилые дома к баракам, – сказал я.

– Не надо язвить. Бараки, действительно, просуществуют еще неизвестно сколько, а эти дома будут обречены. Нет предприятий, которые со временем не расширялись бы. Они и снесут постепенно эти ваши дома.

– Сомневаюсь, – сказал Сабуров, – что у таких предприятий будут средства и возможности строить дома для отселения соседей.

– А это наши предприятия, местных советов. Вот мы и вынуждены будем отселять. Конечно, не сразу, а постепенно. Ну, как, товарищи? Павел Андреевич, я вас убедил?

Мы согласились. Дальше Беловол снова соглашался с нашими предложениями, но под конец списка воскликнул:

– Как, вы и завод Войкова вписали? Он же союзного производства. И занимает целый квартал.

– Среди жилых кварталов и на главной улице, – ответил я. – Разве там ему место? И он полностью разрушен.

– И в нем литейный цех, – сказала Чернякова.

– Да-а… это не в нашей власти. Поставить этот вопрос мы, конечно, можем, согласен. За успех не ручаюсь, но попытаемся. Еще что-то добавили? Пивоваренный завод?! Вы что же, – обратился ко мне Беловол, – не любите пиво?

– Люблю. Но он в жилом квартале.

– Да этот завод, наверное, сам боится всяких вредностей. Верно, Евгения Тимофеевна?

– Верно. Но и от него требуется небольшой разрыв.

–Нет, товарищи! За пивзавод мы будем стоять насмерть, и я тоже. Если вы действительно любите пиво, – сказал мне Беловол, – ценю ваше самопожертвование, но я на такое не способен. Поймите, товарищи, на строительство нового пивзавода деньги когда еще отпустят! А на восстановление выбьем. Там же готовые стены.

– Оставляйте, – сказала Чернякова. – Не такое это уж большое нарушение. – Сабуров с ней согласился.

– Раз ваш начальник согласился, вас, Павел Андреевич, я и спрашивать не буду. Не станете же вы жаловаться на своего начальника.

Мы засмеялись. Беловол вычеркнул из списка пивзавод и, к моему удивлению, завод имени Войкова.

– А почему завод имени Войкова?

– Это список предприятий местной промышленности. Завод имени Войкова в нем не может фигурировать. Но вопрос о его выносе мы поднимем. Евгения Тимофеевна! Этот список я передам в горплан, и он внесет предложения об использовании предприятий, которые мы сохраним. Не поработаете ли с горпланом, чтобы потом его предложения не пришлось корректировать?

– Сидеть все время в горплане я не могу, но буду туда наведываться. Да и теле фон есть.

– Можно и так. Ну, вот и все. Спасибо за проделанную работу. Ах, да!

Беловол пересел за свой стол, вынул из ящика небольшую пачку бумаги и протянул мне.

– Списки таких же предприятий в других районах. Напросились – получайте!

– Дайте, пожалуйста, списки мне, – сказала Чернякова. – Я их сначала просмотрю. И не спешите их обследовать. Я постараюсь достать машину и мы с вами их объездим.

– Машину? – спросил Беловол. – А мне не достанете?

– Если достану машину, можете поехать с нами.

– На пикник?

– Можно и на пикник. Приглашайте жен, а я приглашу мужа.

Пора было уходить, а мы не поднимались.

– Георгий Никитич! – нарушил я тишину. – А почему так неудачно размещены металлургические заводы?

– Почему неудачно?

– Загазовываем город.

– А разве вы не знаете почему?

– Недавно узнали.

– Так почему же вы спрашиваете?

– Потому что они разрушены.

Беловол очень внимательно на меня посмотрел и засмеялся.

– Вы что же, и эти заводы хотели бы перенести? Такую махину?

– Хотели с вами посоветоваться, – сказал Сабуров.

Беловол резко подвинулся к Сабурову и также внимательно на него посмотрел.

– Григорий Григорьевич! Так, кажется? Я не ошибся? Вы меня извините, но горячность… нет не горячность, – возможно, отсутствие жизненного опыта и опрометчивость Павла Андреевича понятны по малости лет, но вы … не могу это понять.

Беловол рассмеялся.

– Георгий Никитич! – взволнованно начала Чернякова. – Вдумайтесь, пожалуйста, в то, что я сейчас скажу. Не нам судить – отпали ли причины, по которым надо было заводы строить на левом берегу. А они разрушены.

Чернякова замолчала.

– Продолжайте. Или вы уже все сказали?

– Нет, не все. Мы также не знаем – известно ли там как загазовывался город. И вот, может получиться: надобности заново строить заводы на левом берегу уже нет, о загазованности, во всяком случае – о степени загазованности, – там не знают и заводы восстановят на старом месте. Из-за чего? Из-за неосведомленности? А мы пропустим единственную возможность избавить город от задымления.

Беловол уже не улыбался, а хмурился.

– Ну, дети! Как малые ребята! Вы уже говорили об этом с кем-нибудь из руководства?

– С вами первым.

– И больше ни с кем не говорите. Ни в коем случае! Здесь вас никто не поддержит. В лучшем случае над вами будут смеяться. Как же вы будете выглядеть? К вам не будут серьезно относиться. И к вашим предложениям. А вам здесь работать.

У меня промелькнула мысль: я говорил – «Как мы с вами будем выглядеть?» Беловол говорит: «Как вы будете выглядеть?» – и с противоположных позиций. Вот это да!..

Сабуров уехал. О том, что Любовь Яковлевна так и не получила вызов я узнал от Черняковой, следовательно, я с ней виделся, а значит – мы занимались мелкими предприятиями других районов. Обойти их за это время я не мог, следовательно, мы ездили на машине. Ничего этого не помню. Был ли я у Беловола один раз или несколько – сказать не могу, но запомнил, как он вдруг спросил:

– Надеюсь, вы уже оставили мысли о переносе больших заводов?

– Ни с кем об этом не говорил, а мыслям не прикажешь.

Мне показалось, что ответ вызвал у Беловола недовольство, и я добавил:

– Я бы мог соврать, сказав, что и думать об этом забыл, но сказал правду. Чего же вы сердитесь?

– Я не сержусь. Мыслям, действительно, не прикажешь. После нашего разговора я, сам того не желая, мысленно к нему возвращался, прикидывал так и этак. Соблазнял шанс, о котором говорила Евгения Тимофеевна. И пришел к убеждению: шанс – иллюзорный. Не буду повторять доводы – вы их знаете. Но давайте посмотрим на этот вопрос еще и с другой стороны, шире.

Беловол стал говорить о том, что Запорожье – не единственный город, который загазовывался. Таких городов много, это все или почти все города с металлургической, химической и какой-нибудь еще такой промышленностью, например, – цементной. В Москве об этом, конечно, не могут не знать. Эти заводы разрушены не только в Запорожье, а и на остальной территории, которая была оккупирована.

– Теперь представьте: если все такие разрушенные заводы не восстанавливать, а строить на новых площадках, насколько это замедлит развитие народного хозяйства. Во всех его отраслях. А оно и так разрушено. Пойдут на это или не пойдут – судить не берусь. Если пойдут, значит, и в Запорожье будем строить заводы на новой площадке. А если не пойдут, то что же вы думаете: для нас сделают исключение? За наши красивые глаза?

– Да не за красивые глаза! Не знаю как в других городах, вряд ли там есть готовые площадки, а в Запорожье есть. На блюдечке с голубой каемочкой. С подъездными путями, вблизи Днепра. Вы скажете – на старой площадке сохранились подземные коммуникации и кое-какие фундаменты? А вы учтите расчистку ее от завалов. Наверное, так на так. И ездить к новой площадке не намного дальше, чем к старой, даже лучше – нетрудно уложить вторые пути.