17.

17.

У входа в облисполком стояли несколько групп из двух-трех человек и Кудсяров, говоривший с невысоким плотным человеком лет сорока. Увидев меня, Андрей Дмитриевич улыбнулся, закивал мне, чтобы я подошел, и представил меня своему собеседнику.

— Очень приятно видеть в нашем городе еще одного архитектора, очень приятно, — сказал собеседник Кудсярова, пожимая мне руку. — Коваль Дмитрий Игнатьевич.

— Заместитель председателя Червоноказачинского горисполкома, — добавил Кудсяров и продолжил прерванный разговор. — Вы же только что слышали, что нам сначала надо съездить в Гелиополь и Обильненск. Вернемся и сразу к вам.

— Понимаете, если промолчал, когда вам дали это поручение, это не значит, что в Червоноказачинске нет неотложных дел, — сказал Коваль, и у него появилась какая-то странная робкая улыбка, как если бы он был в чем-то виноват и просил извинения. — А обязательно ехать вам вдвоем? Может быть, один из вас поедет, а другой займется нашими делами?

— Ну, хорошо, — ответил Андрей Дмитриевич и вздохнул. — Так и сделаем: один из нас поедет, другой останется. Давайте договоримся о встрече.

— Откладывать не будем. Прошу завтра ко мне между девятью и половиной десятого. Нет возражений?

— Возражений нет.

— Договорились. До завтра! — Коваль пожал нам руки, перешел улицу и скрылся за углом. Там в маленьком двухэтажном доме находился горисполком.

— Ну, держитесь, Петр Григорьевич. Работа наваливается, а эпохе «Мы с Тамарой ходим парой», по всему, приходит конец. Так что вы узнали в санитарной инспекции?

— Что ж тут стоять! Пошли в наш кабинет?

— Правильно, пошли. Пошли мы в ближайший сквер, который против Меркурия.

— Андрей Дмитриевич! А что за поездка в Гелиополь и Обильненск?

— Давайте по порядку, сначала вы, потом я. Так что собой представляет главный санитарный врач города? – Кудсяров вдруг засмеялся.

— Чему вы?

— Вспомнил Зощенко: женщина — зубная врач. Так что вам рассказала женщина — санитарная врач?

По ходу моего рассказа Андрей Дмитриевич его комментировал.

— Загазовывался? Пожалуй, это точнее. Признаюсь, не ожидал, что город загазовывался так сильно. Ну, конечно: сейчас мы дышим свежим воздухом. А каково тут дышать, когда работают все заводы?

По поводу того, что мы не открыли Америку, предложив площадку между станциями Скели и Байрачная, он сказал:

— Первый вариант — от Бога, это верно. Значит, отклонили по военно-стратегическим соображениям? Дело серьезное. Нет, вы, конечно, правы: война идет к концу, да и современная военная техника разрушит заводы на любом берегу. Какое уж тут военно-стратегическое значение? Но все равно — дело серьезное: решение о размещении заводов принял, конечно, Сталин, и без него никто это решение пересматривать не будет. Вопрос в том, решатся ли Сталину доложить и сумеют ли хорошо обосновать. Обосновать — это задача наша совместно с санитарной инспекцией. А интересно: неужели Кармазь знал об этом варианте, а нам не сказал? Как вы думаете?

— Думаю, что знал. Он из тех, которые все знают, но помалкивают. Мне стало казаться, что Андрей Дмитриевич чем-то возбужден, даже глаза его поблескивали.

— Вы недолюбливаете Андрея Ильича? – спросил Андрей Дмитриевич.

— Нет, почему же? Правда, он малообразован, с ленцой, себе на уме, для солидности иногда малость важничает, понимает, что занимаемая им должность — предел его карьеры и не будет ею рисковать — все это так. Но он добродушен, даже отзывчив, если это ему мало что стоит, а главное — не лжив, не причиняет другим зла и, — я почему-то уверен, — не способен на доносы, а это, согласитесь, в наше время много значит.

— Да, это верно. Но, смотрите, какую вы ему закатили характеристику!

— Какую?

— Да, по-моему — исчерпывающую. Но Бог с ним! Сегодня, Петр Григорьевич, меня утвердили начальником областного отдела.

— Наконец-то! Надеюсь, без осложнений? Процедура была долгая?

— Без осложнений. Процедура была недолгая: рассматривали много вопросов и торопились. Председатель исполкома меня представил и сказал, что я рекомендован на эту должность Управлением по делам архитектуры при Совнаркоме Украины. Я вкратце рассказал о задачах нашего отдела. Пользуясь тем, что я здесь человек новый, а им некогда, я ограничился общими соображениями, ну, может быть немного шире, чем в письме Калинина, и не конкретизировал эти задачи применительно к местным условиям. Все еще впереди. Я и в Киеве хорошо понимал, какую ответственность на себя беру, соглашаясь возглавлять областной отдел, а тут вдруг почувствовал какая это огромная ответственность! А взглянул на окружающих и как-то сразу ясно увидел, — по выражению лиц, что ли, — что у каждого из них, начиная с председателя, свои заботы, и наши задачи их не трогают. И меня на мгновение вдруг охватил такой страх, какого я и на фронте не испытывал. Трудно нам придется. Не боитесь?

— Нет, не боюсь. Знаете такую пословицу: «Взялся за гуж — не говори, что недюж»? Вместе будем работать и отвечать.

— Но спрос-то с меня... Да ладно!.. Потом я отвечал на вопросы. Больше спрашивали не о работе, а обо мне. Был и приятный сюрприз: никто не спросил о социальном происхождении. Я понимаю: начальство уже знало о моем социальном происхождении из анкеты, но остальные-то анкеты не читали, однако никто не спросил. Интересно бы узнать: это послабление только для фронтовиков, или для всех?.. Среди присутствующих были председатели властей Гелиополя и Обильненска, кто-то председатель горисполкома, кто-то заместитель. Представитель Гелиополя в кратком выступлении сказал, что у них накопились вопросы по восстановлению города, архитектора нет, и он просит начальника областного отдела к ним приехать. С такой же просьбой обратился председатель Обильненска. Председатель облисполкома их поддержал и посоветовал мне съездить туда, не откладывая: «Пока вы тут не увязли с Червоноказачинскими делами». Товарищ из Гелиополя уезжает завтра. Договорились, что мы с вами поедем вместе с ним, а оттуда в Обильненск он отправит нас на попутной машине. Но подошел Коваль, и остальное вы знаете. Вам хочется поехать?

— Хочется. А вам?

— И мне хочется. Бросим жребий?

— Никакого жребия. Вам, как начальнику отдела, нужно первому познакомиться с другими городами области.

— Ну, что же, спорить не буду. Так тому и быть. А вам, значит, завтра утром к Ковалю.

— А какие там неотложные дела?

— Не успел спросить. Да я не знаю и какие вопросы в Гелиополе и Обильненске.

— Если в областной санитарной инспекции станут обсуждать вопрос о загазованности города в ваше отсутствие, попросить отложить до вашего возвращения?

— Зачем? Вы в курсе дела не хуже меня, если не лучше. Сами примете участие — надо форсировать решение этого вопроса, пока не начали восстанавливать заводы. Потом будет поздно.

Вечером в комнате Андрея Дмитриевича за разговорами засиделись. Я уже, было, поднялся, но Андрей Дмитриевич стал что-то рассказывать и, стеля постель, прощупывал кромку одеяла.

— Где-то тут зашита спичка, — объяснил мне удивившее меня занятие, — чтобы одеяло класть к голове всегда одной стороной. Просьба жены. Немка все-таки.

— И на фронте так делали?

— Какие на фронте одеяла? Укрываются шинелью. Ну, а в тылу, когда была возможность укрыться одеялом, в госпитале, например, тоже так делал.

— Андрей Дмитриевич, а вы не читали «Наследник» Льва Славина?

— Славина? У него я знаю только одну пьесу, «Интервенция». Одесса времен гражданской войны. Не видели? Там старый аптекарь...

— Да, да, видел. Ночью к нему в аптеку приводят раненого, а он вздыхает: «Где вы старые, добрые болезни — геморрой, ишиас?»

— А «Наследник» Славина тоже пьеса?

— Нет, роман или повесть. Не помню. Кажется, роман. Герой — Иванов, сын чеховского Иванова.

— Чеховского? Который застрелился? Интересно. А почему вы о нем вспомнили?

— Младший Иванов вырос у бабушки и дедушки с материнской стороны. В Одессе.

— У родителей Сары?

— Ну да. В первую мировую войну его мобилизуют в армию. Бабушка и дедушка на вокзале дарят ему теплые носки. Дедушка говорит: «Помни, что на фронте сыро, и носи носки».

Андрей Дмитриевич засмеялся.

— Похоже на мою спичку. Но, знаете ли, как хотите, но моя спичка и эти носки — пусть нелепая, но трогательная и приятная забота.

— А я и не спорю.

— А что там, в «Наследнике», еще интересного?

— Кажется, ничего. Если бы было что интересное, то, наверное, запомнилось бы. Окончание — как положено: герой сражается в рядах Красной гвардии или армии.

Коваль сразу заговорил о деле. Предстоит восстановление мелких предприятий. Многие из них расположены в жилых кварталах, и некоторые своим шумом, дымом, запахами создавали неблагоприятные условия для жизни в соседних домах. Возможно, одни из них удастся перепрофилировать на безвредные, а другие придется удалить из кварталов.

— Почему я с этим вопросом обращаюсь к вам? Я читал письмо Калинина с призывом восстановить разрушенные города более здоровыми и удобными для жизни, чем они были до войны. Раз с этим призывом Калинин обратился к архитекторам, значит, дело архитекторов — не только проектировать здания, но и решать задачи, поставленные в этом письме. Правильно ли я понимаю?

— Правильно. Архитектура — это и градостроение со всеми вопросами, решение которых обеспечивает нормальную жизнь города.

— Вот и прекрасно. Дело в том, что в последние годы архитекторы стали, как, к примеру, врачи, специализироваться в разных разделах архитектуры.

Коваль поинтересовался этими разделами и, внимательно на меня посмотрев, спросил, в каком разделе я специализировался или специализируюсь. Я ответил, что окончил институт в сорок первом году и только сейчас начинаю работать по специальности. О том, что хочу работать в области градостроения, я промолчал.

— В этой работе требуется участие санитарной и пожарной инспекции. Это не проблема — я им позвоню. А вас прошу возглавить эту работу, сразу к ней приступить и постараться побыстрей ее проделать: начнут восстанавливать эти предприятия — потом их оттуда не выковырнешь. Вот только транспортом помочь не могу — сам пешком хожу.

— Это ничего, лучше познакомлюсь с городом. Правда, времени уйдет больше.

— Что поделаешь! — Коваль вздохнул, позвонил и сказал вошедшей секретарше: — Пригласите Натужного. Председатель горплана, — пояснил он мне.

Вошел низенький, щупленький, рыжеватый человек с такими толстыми стеклами в очках, что его глаза казались неправдоподобно маленькими.

— Где список предприятий? — сказал Коваль.

— Он еще не готов, — уныло ответил председатель горплана.

Коваль вскочил и молча стал дергать вниз то одну, то другую полу пиджака. Потом сел, отдышался и спокойно сказал:

— Так работать невозможно, Петр Никитич.

— А что я могу сделать? — так же уныло спросил Петр Никитич. — Вы же знаете — срочные сведения облплану. А какой у меня штат? Все самому приходится делать.

— Могли бы предупредить меня, чтобы я напрасно не отрывал архитектора от работы.

Натужный молчал, молчал так же уныло, как и говорил.

Договорились о характере сведений, о количестве экземпляров и о том, что завтра утром я этот список получу у Натужного. Отпустив Натужного, Коваль позвонил Панченко, и вскоре я услышал, что он назвал мою фамилию и воскликнул:

— А! Так вы его уже знаете? Вот и прекрасно. Ну, тогда сами с ним договоритесь. Передаю ему трубку.

Условился с Юлией Герасимовной, что завтра утром приду к ней со списком предприятий. Потом Коваль по этому же вопросу звонил в пожарную инспекцию.