18.

18.

Деловитостью и тем, что руководствуется письмом Калинина, Коваль, несмотря на дерганье пиджака, произвел хорошее впечатление. И дело он затеял полезное, хотя — что эта промышленная мелюзга по сравнению с металлургическими гигантами! Возвращаясь к себе на работу, я подумал о том, как бы Коваль отнесся к предложению не восстанавливать эти гиганты, а строить их заново в ином месте: подхватил бы эту идею или отверг как нереальную. Не зная его достаточно, ответить на этот вопрос я не смог. Как было бы хорошо, если бы эту идею он поддержал! Но, несмотря на безотчетную симпатию к Ковалю, я так же безотчетно склонялся к мысли, что в том, важнейшем для города, вопросе он нас не поддержит.

В коридоре облкоммунхоза встретил Стрейчека.

— Я вам хочу показать открытку с адресом, который вас, возможно, заинтересует. Сейчас принесу, — сказал он, зашел в комнату, из которой только что вышел, сразу вернулся, дал мне открытку и скрылся в той же комнате.

Открытка оказалась дореволюционной, а адрес на ней такой:

Хутор Лихий.

Успеновской волости Староказачинского уезда.

Губерния указана не была. Посмотрел на штемпель, погасивший марку: открытка отправлена из Староказачинска, а, значит, указывать губернию не было надобности. Дату не помню, текст не читал.

Мне хотелось вычертить схематический план города с вариантами размещения металлургических заводов, но не было подходящей бумаги. Попросить у Андрея Ильича? Спросит, зачем понадобилась? Ну, и пусть! Все равно он знает, чем мы занимаемся. Но Андрей Ильич принес пол-листа полуватмана и задал только один вопрос: «Хватит?» Хватило вполне: я задумал схему в масштабе 1:50000, именно схему, на которой были бы показаны только Днепр, условно — железные дороги и станции, упрощенно — рельеф (возвышенности и балки), контурами — жилые районы, отдельные крупные поселки и оба варианта размещения металлургических заводов. Работа была морочливая: Днепр и все, что на левом берегу, я брал из нашего складного генплана с уменьшением в два с половиной раза; ситуацию правого берега — с карты области, подаренной Андреем Ильичем, с увеличением не помню во сколько раз. Карта была без рельефа, и я, поколебавшись показывать ли по памяти огромные разветвленные балки, которые мы видели, решил их нанести, а после посоветоваться с Андреем Дмитриевичем — карандаш всегда можно стереть. Хотелось схему выполнить в туши, но где взять рейсфедер или чертежное перышко? Возвращая открытку Антонину Карловичу, я его поблагодарил:

— Адрес очень интересный. А теперь это — один населенный пункт.

— Формально. А как были город, село и хутор, так и остались. Да еще на этой территории к ним добавились многочисленные поселки, но единого населенного пункта как не было, так и нет.

— Сейчас нет. А будет один город, к тому идет.

— Возможно, и будет. Я не доживу. Но хорошо ли это будет — такой огромный город?

— Это зависит от того, каким он будет. Кому-то нравятся большие города, кому-то не нравятся — не в этом дело. Во всем мире идет концентрация населения в городах, и нам этого не избежать. Задача в том, чтобы создать в городах благоприятные условия для жизни. Я убежден, что у нас, при отсутствии частной собственности это гораздо легче, чем в других странах.

— Какие там благоприятные условия, если город загазован? Вот вам и плановое хозяйство, и отсутствие частной собственности! Что в них толку, если дышать нечем?

— Ну, в Червоноказачинске так получилось. Но надо ли обобщать?

— А вы не были в Днепропетровске? Откуда бы ветер ни дул, город или загазовывается, или задымляется, или заносится цементом. А в Макеевке вы были? Или в Горловке, Мариуполе? Да в любом городе Донецкого бассейна. Я не знаю ни одного крупного промышленного города с благоприятными условиями жизни.

— А Харьков?

— Харькову повезло: там нет ни металлургических, ни химических, ни цементных заводов.

Харьков — счастливое исключение. Дело в том, что о благоприятных условиях никто не думает и о здоровье человека никто не беспокоится. Вот и представьте, каково будет жить в огромном городе с большой концентрацией металлургической промышленности и населения.

Возразить мне было нечего. Я молчал и не знаю — долго ли молчал, но за это время во мне созрело твердое убеждение: грош нам цена, если мы не добьемся, чтобы металлургические заводы были построены на другой площадке. Мне захотелось сказать об этом Антонину Карловичу, но удерживала мысль: будешь рассказывать об этом, сегодня – Стрейчеку, завтра — еще кому-нибудь, того и гляди дойдет раньше времени до местного начальства. И тут же я рассердился на себя: Кармазь знает, а я сомневаюсь в порядочности Антонина Карловича.

— Извините, я задумался и не слышал, что вы сейчас сказали. Мне хочется вам кое-что сказать, но это секрет.

— Если секрет, то стоит ли рассказывать?

— Это секрет, но не от вас.

— Если так, то во мне можете не сомневаться.

— Металлургические заводы почти полностью разрушены, и мы хотим добиться, чтобы их не восстанавливали, а строили на другом месте.

— Не в районе ли станции Байрачная?

— Да, там. А вы знаете об этом варианте?

— В свое время слыхал. Но это отвергнутый вариант.

— Обстоятельства изменились, и мы не видим причин, чтобы и теперь этот вариант отклонить.

— Петр Григорьевич, только вы не обижайтесь. — Стрейчек смотрел на меня и ласково, и грустно. — Есть такая украинская пословица: дай, Боже, нашому телятi вовка з’їсти.

— Якого вовка?

— На якого ви обов’язково напоретесь.

— Вот не думал, что вы скептик.

— Нет, я не скептик, просто смотрю на нашу жизнь реально, без розовых очков. От всей души желаю вам удачи, но в то, что вам удастся добиться переноса заводов, не верю. Да и, — скажу откровенно, — побаиваюсь за вашу судьбу.

— Антонин Карлович, теперь немножко о прозе: у вас рейсфедер или чертежное перышко не сохранились?

— Рейсфедера давно нет, а перышко где-то должно быть. Вам сейчас?

— Нет, это не так срочно, но если найдется — буду благодарен.

Давным-давно, вероятнее всего, когда папа вернулся из заграницы и меня забрали из детского дома, во мне поселилась вера в то, что если чего-то очень-очень хотеть, то сбудется. С годами пришло понимание, что моя детская мечта исполнилась в результате не моего желания, а стараний других людей, и чтобы сбылось желание, надо самому об этом беспокоиться. Я, кажется, никогда не думал о том, что для достижения цели можно, а что нельзя, не старался ограничить себя в выборе средств, считая, что эти вопросы решаются в каждом конкретном случае, но вдруг оказалось, — и я не знаю, как я к этому пришел, – что во всех таких случаях я твердо держусь правила: всегда быть настороже, чтобы не упустить ничего, что помогло бы осуществить желание, если только это средство не причинит зла другим. Так в темноте, шаг за шагом ощупывая стены, ищешь выход и, если он есть, находишь. Таких случаев было много, начиная от поисков своего призвания и кончая отъездом из Подуральска. И теперь, после разговора с Антонином Карловичем, я почувствовал, что снова нахожусь в знакомом напряженном состоянии настороженности.

Выйдя от Натужного со списком, остановился и стал его просматривать. Увидел, что список неполный, хотел вернуться, но меня остановил откуда-то взявшийся Коваль.

— Здравствуйте, Петр Григорьевич. Получили список? Ну, и прекрасно.

— Здравствуйте, Дмитрий Игнатьевич. Разрешите задать вопрос: почему в списке предприятия, расположенные только в старом городе?

— Мы решили ограничиться этим районом, потому что в других районах они — в бараках.

— Что же получается? Люди живут в загазованной зоне, так им добавим еще и другие вредности?

— Ну, не добавим, а оставим — это будет точнее. Ну, выселим эти предприятия из бараков. А что вместо них? Людей поселять? Их бы не поселять, а выселять оттуда. Так некуда и еще долго будет некуда — вот в чем наша беда.

— Людей, конечно, не выселять, а посмотреть что там за предприятия и при необходимости их, как вы говорили, перепрофилировать.

— Это другое дело. Такое предложение заслуживает внимания. Сделаем так: пока вы будете заниматься старым городом, подготовим списки по другим районам. А вы — инициативный, это хорошо. Если у вас появятся вопросы или предложения, прошу ко мне, лучше вечером — легче меня застать.

С утра я отправлялся на обследование предприятий, а Юлия Герасимовна уточняла необходимые ей сведения у руководителей этих предприятий по телефону или приглашала к себе, и оказалось, что Юлии Герасимовне на это требуется больше времени, чем мне на обследование. После обеда мы у Юлии Герасимовны согласовывали и фиксировали наши предложения по обследованным объектам. Пожарную инспекцию я пока не трогал, ожидая от нее, как мы договорились, заключения на каждый перечисленный в списке объект. Над заданием Коваля, понимая, что дело это нужное, я работал старательно, но хотелось заниматься проектированием. По вечерам я сидел над схемой города с двумя вариантами размещения металлургических заводов — работа оказалась более трудоемкая, чем я предполагал. Вскоре после начала нашей работы Юлия Герасимовна сказала мне:

— Ваше предложение насчет металлургических заводов областную инспекцию ошеломило. Его еще не обсуждали, но говорят о нем много. От него не отмахнешься. Но говорят как-то робко. Еще бы: и хочется, и колется. Очень хочется, чтобы заводы строились заново, по первому, отвергнутому варианту — это решило бы все наши проблемы. Ну, не все, но самые главные. И все понимают с чем это связано и боятся поднимать этот вопрос. Раиса Григорьевна, — это наша начальница, — сказала: «Не торопите меня, дайте подумать. Хочу сама определиться».

— А самой определиться это — посоветоваться с областным начальством?

— Ну, что вы! Мы, санитарные врачи, знаем: заранее советоваться с начальством — погубить любое дело. Представьте себе, что лечащие врачи советуются с областным или городским начальством как и чем лечить того или иного больного. Засмеялись? Вот так и у нас. Мы выходим к начальству с готовыми, хорошо продуманными предложениями и пытаемся их отстаивать, только это не всегда удается.

— А Коваль?

— Коваль из всех начальников, которых я знаю, пожалуй, самый толковый и порядочный. Он вникает в суть дела. Доказательство тому — работа, которой мы с вами сейчас занимаемся.

— А как, по-вашему: поддержит ли он предложение насчет металлургических заводов?

Юлия Герасимовна задумалась.

— Трудно сказать, — ответила она. Еще помолчала. — Думаю, что не поддержит. Да, наверное, не поддержит.

— Почему?

— Потому что он начальник и не станет рисковать. С него спрос больше, чем с нас с вами: он — власть.

— Вы считаете, что поднимать этот вопрос рискованно?

— Когда не знаете, какая будет реакция на ваше выступление, то это — всегда риск. Разве вы этого не знаете?

Вертелось на языке: «А риск большой?» Но разве можно ответить на такой вопрос? В лучшем случае услышишь: «Как повернется дело».

— Пока получается так: вопрос первостепенной важности не решен, а мы занимаемся мелочами, — сказал я.

— Вопрос первостепенной важности не только не решен, но еще и не поставлен, вот мы и занимаемся другими делами. — Юлия Герасимовна улыбалась. — А вы хотели бы заниматься только вопросами первостепенной важности? Так не бывает. В жизни преобладают мелочи.

Мы заканчивали нашу работу. Юлия Герасимовна сказала, что областная инспекция готова обсудить наше предложение и спросила, вернулся ли мой начальник.

— Еще нет. Но он просил его не ждать: надо быстрее решать этот вопрос, пока заводы не начали восстанавливать.

Юлия Герасимовна поговорила по телефону со своей областной начальницей и пригласила меня к ним на совещание завтра, сразу после перерыва. После ужина я в одиночестве засиделся на работе — закончил схематический план города с вариантами размещения заводов. Огромные разветвленные балки вблизи станции Скели и Байрачная я нарисовал по памяти. Они выглядели правдоподобно, но это не значит, что они были именно такими. Очень хотелось показать загазованность районов города, но устное описание, сделанное Юлией Герасимовной, было недостаточным для определения границ и степени загазованности. Чертежное перышко Антонина Карловича — у меня, но я оставил схему в карандаше: вернется Кудсяров — посоветуемся, как ее кончить.