82

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

82

У руководства комбината действовал принцип: “Если можно сделать что-либо доброе для рабочих -непременно сделай!”. Этого положения, ставшего законополагающим, придерживалась администрация, руководители цехов и участков, отделов и служб, все общественные организации и, в первую очередь, профсоюзный комитет.

Еженедельно, в нерабочее время, проводился приём работников по личным вопросам. Я старался не переносить и не отменять приёмные часы без особых на то причин. Это были не формальные разговоры директора с работниками, которые и раньше проводились здесь Шепиловым, Зиняевым и Жудраком, когда они возглавляли комбинат. На них мало кто и записывался у секретаря. Теперь в эти дни приходили на приём десятки людей. Обычно в беседах участвовал председатель профкома и мы сообща решали как и чем можно помочь человеку в его просьбе или беде. Говорили откровенно, от души, и если даже не могли помочь, то по крайней мере находили добрые, тёплые слова, которые, порой, бывали не менее важными, чем материальная или иная помощь. В большинстве же случаев мы находили какие-то возможности реальной поддержки.

Большие резервы оказались у профсоюзной организации. Профком договорился об использовании профилактория завода искусственного волокна для оздоровления работников комбината и многие рабочие стали получать путёвки на отдых и лечение после работы.

Оживили работу клуба и пригласили на работу нескольких хороших руководителей художественной самодеятельности. На городских, областных и даже республиканских смотрах самодеятельные артисты комбината стали занимать ведущие места.

Помню, как однажды, в два часа ночи, меня разбудил звонок междугородней телефонной станции и художественный руководитель клуба Владимир Барановский с волнением сообщил, что по итогам закончившегося в Минске Республиканского смотра наша самодеятельность удостоена высшей награды. Было трудно поверить, что ребята смогли опередить почти профессиональных артистов таких гигантов промышленности Белоруссии, как автомобильный и тракторный заводы, Гомсельмаш и других крупных предприятий республики.

Были перечислены капиталовложения горисполкому на централизованное строительство жилья и комбинату ежегодно стали выделять квартиры в новых микрорайонах города. Очередь на получение жилплощади заметно сдвинулась.

За счёт фонда предприятия удешевили стоимость обедов в столовой комбината, и теперь работники могли сытно пообедать всего за двадцать копеек, что было в несколько раз меньше прежней стоимости.

Всё это и другие проявления заботы о рабочих и служащих не замедлили сказаться на отношении людей к работе. Меньше стало “перекуров”, других перерывов и бесцельных хождений в рабочее время. Рабочие реже стали привлекаться к работе в выходные дни и к сверхурочным работам, а если такое и случалось, то для этого не нужны были уговоры директора. Достаточно было объяснения начальника цеха или мастера, чтобы люди остались на работе.

Эффективность труда возросла. Работать стало легче. За четвёртый квартал 1964-го года и первый квартал 1965-го года комбинату впервые присудили первую Республиканскую премию, а за второй, третий и четвёртый кварталы 1965-го года коллектив был удостоен Переходящего знамени Совета Министров БССР и Белорусского Совета профсоюзов. Это была наивысшая награда в республике.

Фактические объёмы переработки скота в два раза превысили проектную мощность комбината и узким местом на производстве стал холодильник и цехи обработки продуктов убоя (субпродуктов, жиров, шкур, технической продукции). Обещания Совнархоза о выделении капиталовложений на проектирование и расширение комбината не выполнялись и дальнейшее увеличение выпуска продукции стало невозможным. В этом случае не возрастал фонд зарплаты и заработки рабочих пришлось бы заморозить.

Собственными силами был разработан проект реконструкции производственных цехов и строительства нового цеха обработки и консервирования шкур, выполнены расчёты экономической эффективности и получена ссуда для выполнения этих работ хозяйственным способом.

На холодильнике была внедрена новая технология однофазной заморозки мяса, что позволило более чем в два раза увеличить мощность морозильных камер, а за счёт высвободившейся площади цеха консервирования шкур увеличены производственные площади цехов переработки продуктов убоя.

Всё это на какое-то время решило проблемы и объёмы производства продолжали расти. По основным показателям работы, а главное темпам роста выработки продукции и повышению производительности труда, комбинат значительно опережал другие предприятия Белоруссии.

В областной и республиканской печати появилось ряд хвалебных статей о трудовом и патриотическом подъёме в коллективе, инициативах передовиков и новаторов производства, авангардной роли коммунистов и значении в этом партийной организации. И хоть моя фамилия там редко упоминалась, эти выступления газет и успехи комбината подогрели зависть и злобу моих коллег-директоров в городе и отрасли и усилили недовольство антисемитов в контролирующих и инспектирующих организациях. Возросло число проверок, в ходе которых ревизоры стремились доказать приписки и очковтирательство с целью получения премий. При этом не скрывалось намерение контролёров уличить в этом именно директора.

Одна из таких ревизий возглавлялась главным контролёром КРУ областного финансового управления Журовым, известного своими антисемитскими настроениями и лишившего нескольких директоров-евреев своих постов и партийных билетов. К тому времени я оставался единственным евреем, занимавшим столь высокую должность в городе. Журов был грамотным ревизором, недавно защитил диссертацию на звание кандидата экономических наук и имел большой опыт работы по анализу хозяйственной деятельности.

Итогом двухмесячной проверки стал акт “О нарушениях финансовой дисциплины на Могилёвском мясокомбинате”. В нём я обвинялся в превышении полномочий, введении незаконных положений о премировании и материальном поощрении рабочих, ИТР и излишней выплате зарплаты в сумме около пятидесяти тысяч рублей. Учитывая, что выплата завышенной зарплаты тогда приравнивалась к хищению социалистической собственности, Журов считал необходимым направить материал следственным органам для привлечения меня к уголовной ответственности и взыскания нанесенного государству материального ущерба.

Можно было не сомневаться в том, что уголовного дела нам не миновать, если бы в мою защиту не выступил Криулин. Он поручил финансовому управлению облисполкома рассмотреть материалы проверки с участием специалистов Совнархоза и принять по ним объективное решение. Этого было достаточно, чтобы всем стало ясно, что обком не доволен выводами контролёров. Так как тогда мнение партийных органов было выше всех законов, материалам Журова не дали хода. Более того, Управление мясной промышленности Совнархоза издало приказ “Об опыте Могилёвского мясокомбината в стимулировании повышения эффективности производства и роста производительности труда”.

На сей раз карающий меч партии моей головы не снёс, а я смог убедиться в том, что обещаниям некоторых партийных руководителей всё же можно верить.

Это был, наверное, единственный случай, когда Журов познал неудачу при проведении ревизий. В порыве гнева он посоветовал мне не радоваться своей победе и пригрозил новой встречей, которую обещал в ближайшем будущем. Своё обещание он сдержал.