21

21

Кроме меня и завскладом Лобановой предполагаемой обвиняемой была и Анечка. Недостача была обнаружена в период её работы начальником консервного цеха. Её часто допрашивали в Орше и несколько раз вызывали в Минск, но с ней обходились мягче и обвинение не предъявляли. Может потому, что она женщина и мать двоих малолетних детей, может потому, что им был нужен в первую очередь я.

Когда я рассказал ей о допросе в Минске и показал письмо, что писалось перед ожидаемым арестом, она пришла в ужас. Следствие было в полном разгаре и возможность ареста ещё не исключалась.

Волнения и тревога усилились, когда в первых числах октября, перед моим уходом на работу, к нам домой нагрянула группа милиционеров во главе с майором для производства обыска. В качестве понятых они пригласили соседей нашего дома и вывернули квартиру наизнанку. Не знаю, что они искали, но изъяли только сберкнижку на которой было всего 260 рублей. Это были все наши сбережения и, если бы дело дошло до суда, у нас даже не было бы денег на приличного адвоката.

Теперь о предъявленном мне обвинении и обыске на квартире знали все на комбинате и в жилом посёлке. Трудно было себе представить, как я смогу после этого смотреть людям в глаза и продолжать исполнять обязанности главного инженера.

Однако, Варакин мою просьбу об освобождении от занимаемой должности отклонил, и велел спокойно работать. Он не верил, что невинных людей могут осудить, а поскольку не сомневался в моей честности и порядочности, то был уверен, что я смогу доказать свою правоту.

Больше он волновался за себя. В отличие от Уткина, Варакин излишней скромностью не отличался. Его жена не покупала дешёвых субпродуктов в мясном ларьке мясокомбината, как это делала жена Уткина. Ей приносили домой изделия самого высокого качества из тех, что готовились для горкома и обкома партии. До меня дошли слухи, что доверенные люди директора должны были по несколько раз в месяц приносить ему определённые суммы «на жизнь». Не мог же он жить на своём персональном окладе в 150 рублей в месяц, когда одна командировка в Москву, при его широкой натуре, потребности угощения нужных людей и любви повеселиться, обходилась ему в 500-600 рублей. А таких командировок в месяц было несколько.

Из своей зарплаты, которая была намного меньше директорской, эти люди, естественно, ничего собрать не могли. Для этого нужно было совершать какие-то комбинации, которые в ходе следствия могли раскрыться. Это и беспокоило Варакина.

В одной из командировок в Москву весной 1952-го года мне сообщили по секрету, что наш директор решает с помощью своих людей в министерстве вопрос о переводе его на другое предприятие, в связи с «неподходящим» климатом в Белоруссии.

В мае того же года был получен приказ министра о назначении нового директора, Доброшинского Юрия Николаевича, и отзыве Варакина в распоряжение министерства, в связи с переводом на другую работу.

Не отработав и года, не сделав ничего полезного для комбината, нечистый директор ушёл по чистому.