91

91

Полечка редко писала письма. Для неё всегда было легче выполнить трудную физическую работу, чем написать маленькое письмо. Потребовалось несколько моих писем со всё более нарастающей интонацией тревоги и возмущения, чтобы дождаться её отписки на одной стороне тетрадного листа, где содержались короткие ответы на мои вопросы о здоровье, учёбе, работе, настроении. Все её письма были удивительно похожи и содержали почти одинаковую информацию, достоверность которой вызывала сомнения. У неё никогда не было серьёзных проблем, жалоб на здоровье, житейские трудности или плохое настроение, редко она выражала своё недовольство или обиды. Письма отличались только тем, кого из друзей, подруг или просто знакомых она благодарила за доброе к ней отношение и бескорыстную помощь. Все окружающие её люди были замечательными, а некоторые из них просто ангелами, посланными Господом для заботы о ней.

Особенно восхищалась она Кларой Кучер и всей семьёй Зильбершмитов, которые согрели её теплом и заботой. Несмотря на то, что ей с помощью тёти Клары освободили две комнаты в нашем доме, как только она приехала в Красилов, она ещё долго продолжала жить у Зильбершмитов, которые приютили её в день приезда и привыкли считать членом своей многочисленной семьи.

Тётя Клара устроила её ученицей в банке, чему она была очень рада, и в каждом письме Полечка восхваляла сотрудников и управляющего за внимание к ней.

Зная характер своей сестрёнки, я представлял себе каких трудов ей всё это могло стоить. Беспокоило также её здоровье после трёх трудных и тревожных лет скитаний в оккупированном Немирове. Неизвестно было, когда я смогу с ней встретиться после окончания института и, когда выдалось несколько свободных дней, я решил съездить в Красилов.

То, что я увидел там, потрясло меня. Полечка выглядела больной и усталой. Она работала тогда уже не в банке, а в сберегательной кассе. Чувствуя недостаток знаний и опыта счётной работы, она трудилась с утра и до позднего вечера, пытаясь скорее освоить непростую и очень ответственную работу. Она «пахала» за себя и за других, стараясь своим усердием отблагодарить начальство за учёбу и терпение.

У неё фактически не было выходных дней, так как по воскресеньям приходилось восполнять упущенное за неделю и приводить в порядок учёт движения вкладов. Для этого выходные дни объявлялись рабочими и приходилось трудиться за себя и своих сотрудниц, которые находили причины не выходить на работу. Если учесть, что штат в сберкассе был небольшой и состоял, в основном, из женщин, а главным средством механизации учёта в то время были счёты с костяшками, можно понять чего стоило держать учёт в ажуре.

Когда она поздно вечером приходила домой, для неё начиналась вторая смена домашней работы у Зильбершмитов: готовила еду, убирала, стирала, помогала в уходе за детьми. Её никто не просил об этом. Она сама искала себе работу, желая отблагодарить их за доброе отношение и помощь в трудоустройстве.

В этом доме долго искать работу не приходилось. Семья была большая и было совсем не просто её накормить, обстирать, обогреть. Все взрослые работали, а дети учились. После работы нужно было закупать продукты, готовить, стирать, убирать, топить зимой печи.

В выходные дни, когда Полечка возвращалась из сберкассы, Клара запрещала ей домашнюю работу и велела только отдыхать. В воскресные вечера она встречалась с подругами и ходила в кино. Лучшей её подругой была Лиза Фишберг - сестра Гени, мечты моей юности. С ней она дружила ещё с довоенных детских лет и между ними было много общего. Лизе, правда, досталось меньше горя нежели Полечке. Она все годы войны провела в эвакуации с родителями, их семью обошли потери в военное лихолетье. В глубоком тылу они не чувствовали опасности смерти от бомбёжек и обстрелов, голода и болезней. До войны и теперь они жили намного богаче нас. Однако, всё это не мешало их дружбе, которая продолжалась затем многие годы и сохранилась до последнего времени.

Лиза была намного смелее нашей Полечки в поисках личного счастья, и в свои восемнадцать лет уже серьёзно встречалась с ребятами, в том числе и с военными. В редкие дни отдыха она привлекала и Полечку на встречи с лётчиками.

Во время моего пребывания в Красилове я часто встречался с Зильбершмитами. За вечерним чаепитием, с участием Полечки, обсуждались вопросы, связанные с её работой и учёбой. Мы договорились, что закончив институт, я заберу её к себе, а пока она переселится в свою квартиру в нашем доме, освоит нелегкое бухгалтерское дело в сберкассе и поступит в вечернюю школу. Со всем этим моя сестрёнка соглашалась.

С помощью Клары нам удалось продать оставшуюся часть дома, которая принадлежала покойной миме Шейве. Мы до сих пор воздерживались от этого, считая, что должны согласовать продажу с нашими двоюродными братом и сестрой, которые были в таком же, как и мы родстве с Шейвой. Но они, перед отъездом из Одессы, наотрез отказались от своих прав на оставшуюся в Красилове недвижимость. То ли всерьёз, то ли шутя велели считать это их подарком к предстоящей моей женитьбе. Теперь мы могли со спокойной совестью это сделать и быть довольными тем, что не пришлось никого выселять с помощью прокурора. За сравнительно небольшую сумму в доме остались жить семьи, которые в нём жили во время войны, а полученные деньги были нам очень кстати в то трудное и голодное время.

Как-то Клара Кучер по большому секрету рассказала мне о встречах Полечки с одним сержантом из воинской части, у которого, как будто, в отношении неё были серьёзные намерения.

Когда я попросил Полечку познакомить меня с этим лётчиком, она наотрез отказалась, утверждая, что ничего серьёзного у них нет, что это её подруга встречается с одним солдатом, у которого есть друг Володя. Они иногда вместе гуляют, ходят в кино и на танцы.

Поверил я тогда своей сестрёнке и не стал настаивать на встрече с Володей. В моём представлении она ещё была ребёнком и, как мне казалось, о каких-то её серьёзных намерениях в личной жизни не могло быть и речи.

Как потом оказалось, за мою доверчивую наивность нам пришлось вскоре дорого поплатиться.