26
26
Разговор с Доброшинским был долгим и трудным. Я решительно отказался от исполнения обязанностей главного инженера и просил его дать согласие на мой перевод на другое предприятие. Если с первым моим требованием он, наконец, был вынужден согласиться, то о выезде из Орши и слушать не пожелал.
Юрий Николаевич хорошо понимал, что даже в должности главного технолога я буду работать в том же ритме и стиле, и ему не придётся опасаться невыполнения планов производства или выпуска некачественной продукции. Может быть такой вариант теперь его даже больше устраивал с точки зрения освобождения от помех, создаваемых мною для его вольготной жизни.
Он обещал мне полную самостоятельность и невмешательство в работу производственных цехов и всемерную поддержку в решении возникающих проблем.
Когда я заявил о моём твёрдом решении уйти с комбината, как только мне будет предложена другая работа, Юрий Николаевич велел забыть об этих моих намерениях, предупредив, что без неприятностей я отсюда не уйду. Он посоветовал не забывать о развернувшейся в стране антиеврейской компании в связи с только начинавшимся в то время «Делом врачей». На лице Доброшинского появились искорки открытой злобы и я понял, что в его намёках и угрозах нет ни капли шутки.
Вспомнил о недавнем сообщении в газете «Правда» об аресте в Москве виднейших профессоров Кремлёвской больницы, якобы повинных в смерти ряда руководителей партии и правительства. По фамилиям арестованных можно было без труда догадаться об их еврейском происхождении. Вслед за этим во всех газетах печатались требования «широкой общественности» о расправе над врачами-убийцами и публичной их казни на глазах у честных советских людей.
В такой обстановке вступать в открытое противоборство с директором было опасно и я согласился остаться в должности главного технолога.