Кэтрин Рэй

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

После конгресса в Олбани Франклин отправился в поездку по своим почтовым регионам, которая завершилась визитом в Бостон. Он не возвращался туда со времени смерти матери, которая случилась двумя годами ранее, и провел некоторое время со своей разваливавшейся семьей, договариваясь о рабочих местах и ученичестве. В гостях у брата Джона Франклин встретил обворожительную молодую женщину, которая стала первым примером из множества его амурных и романтических — но, вероятно, ничем не завершившихся — увлечений.

Кэтрин Рэй была полной жизни свежей двадцатитрехлетней женщиной. Она родилась на Блок-Айленде, ее сестра вышла замуж за пасынка Джона Франклина. Франклин, которому исполнилось сорок восемь, тотчас был очарован и очаровывал сам. Кэтрин была великолепным собеседником; Франклин, когда хотел польстить, также становился таковым. Помимо этого, прекрасно умел слушать. Оба увлеклись игрой, в которой он пытался угадать ее мысли; она называла его волшебником и наслаждалась его вниманием. Кэтрин готовила драже, а Франклин утверждал, будто это самые лучшие сладости, которые он когда-либо пробовал.

Когда спустя неделю ей пришло время уезжать из Бостона в Ньюпорт с визитом к еще одной сестре, он решил составить ей компанию. В пути плохо подкованные лошади с трудом продвигались по заледеневшим холмам; путешественников настигли холодные дожди, однажды они не в том месте свернули с дороги. Но годы спустя оба вспоминали, как весело им было беседовать часами, анализировать свои мысли и легко флиртовать. Двумя днями позже он проводил ее на судно, державшее путь на Блок-Айленд. «Я стоял на берегу, — писал он ей вскоре после этого, — и смотрел на вас до тех пор, пока силуэт уже нельзя было различить даже в подзорную трубу».

Франклин возвращался в Филадельфию медленно и с неохотой, на недели задерживаясь в пути. Когда наконец прибыл домой, от Кэтрин пришло письмо. На протяжении последующих нескольких месяцев он написал ей шесть раз, а за всю жизнь они обменялись более чем сорока письмами. Франклин не сохранил большинство писем, вероятно, из благоразумия, но дошедшая до нас переписка открывает историю удивительной дружбы и дает возможность понять отношения Франклина с женщинами.

Когда мы читаем их письма, раскрывая смысл между строк, возникает впечатление, будто Франклин сделал несколько игривых попыток сблизиться, которые Кейти мягко отклонила, и, казалось, он стал уважать ее за это еще больше. «Я пишу это письмо во время северо-восточной снежной бури, — рассказывал он в первом письме, которое послал после их встречи. — Густо падающий снег, такой же чистый, как ваше целомудрие, белый, словно ваше прекрасное сердце, — и, подобно ему, такой же холодный». В письме, написанном несколькими месяцами позже, он говорил о своей жизни, математике и значении «размножения» в браке, шаловливо прибавляя: «Я бы с радостью сам преподал вам этот урок, но вы решили, что у вас будет время заняться этим позже, и не стали учиться».

Тем не менее письма Кейти, адресованные ему, полны страсти. «Отсутствие скорее увеличивает, чем уменьшает мои чувства, — писала она. — Любите меня одну тысячную долю от того, как сильно я люблю вас». Письма свидетельствуют о чувствительности и печали, главных ее чувствах к нему, и содержат описания ухаживавших за нею людей. Она умоляла, прочитав послания, уничтожать их. «Я произнесла тысячу слов, на которые никакой соблазн не вправе меня толкнуть».

Франклин заверял ее, что будет молчать. «Вы можете безбоязненно писать все, что посчитаете нужным, нисколько не опасаясь, что кто-либо помимо меня увидит ваши письма, — обещал он. — Я очень хорошо знаю, что самые невинные выражения теплой дружбы… между людьми разного пола будут неверно истолкованы подозрительными умами».

Итак, нам достался ряд уцелевших писем, которые заполнены не чем иным, как увлекательным флиртом. Она посылала ему драже, которое помечала (как можно предположить) поцелуем. «Все они подслащены, как вам прежде нравилось», — писала она. Он отвечал: «Драже доставили в целости и сохранности, они были такими сладкими по упомянутой вами причине, что я почти не почувствовал вкуса сахара». Он говорил об «удовольствиях жизни» и замечал: «Все они по-прежнему подвластны мне». Она писала о том, как плела длинный виток ниток, а он отвечал: «Если бы можно было ухватить его за один конец и притянуть вас ко мне».

Как же его верная и терпеливая жена Дебора воспринимала эти ухаживания на расстоянии? Как ни странно, казалось, он использовал ее словно прикрытие, и с Кейти, и с другими молодыми женщинами, с которыми играл в своего рода игру, чтобы удержать свои отношения на безопасном и приличном расстоянии. Франклин неизменно упоминал имя Деборы и хвалил ее добродетели почти в каждом письме, адресованном Кейти. Казалось, он хотел, чтобы Кейти сохранила свою страсть на будущее и чтобы понимала: при всей подлинности чувств его ухаживания — только игра. Или, возможно, раз его сексуальные желания отвергли, он хотел показать (или притвориться), что они не были так уж серьезны. «Я почти забыл, что у меня есть дом», — писал он Кейти, рассказывая о своем возвращении после их первой встречи. Но вскоре начал «думать и стремиться к дому, и по мере того как приближался к нему, обнаруживал, что… стремление становится все сильнее и сильнее». Поэтому поспешил, писал он, «к объятиям моей старой доброй жены и детей и к родному дому, где, слава Господу, теперь и нахожусь».

Той же осенью Франклин высказался еще откровеннее, напоминая Кейти о том, что женат. Когда она послала ему в подарок сыр, он ответил: «Миссис Франклин была очень горда тем, что юная леди обратила столь пристальное внимание на ее старого мужа и прислала такой подарок. Мы говорим о вас каждый раз, когда подаем его на стол». И в самом деле, в этом и в последующих письмах открывается его интересная особенность — не столько природа отношений с Кейти, сколько природа отношений, менее страстных, но крайне комфортных, с его собственной женой. Как он сказал Кейти: «Она уверена, что вы разумная девушка, и… предполагает завещать меня вам. Но я желал бы вам лучшего. Надеюсь, она проживет еще сотню лет; ведь мы постарели с ней вместе, если у нее и есть недостатки, то я так привык к ним, что даже не замечаю… Давайте же вместе пожелаем моей старой жене долгой и счастливой жизни».

Вместо того чтобы просто продолжать этот флирт, Франклин начал давать Кейти отеческие наставления о долге и добродетели. «Будьте хорошей девушкой, — настоятельно советовал он, — до тех пор, пока не найдете хорошего мужа; затем оставайтесь дома, воспитывайте детей и живите как христианка». Он надеялся, что при следующей встрече увидит ее окруженной «пухленькими, щекастыми, румяными проказниками, такими же, как и их мама». Так и случилось. В следующий раз, когда они встретились, она была замужем за Уильямом Грином, будущим губернатором Род-Айленда, от которого родила шестерых детей[185].

Итак, какой же вывод мы можем сделать? Несомненно, между ними были милые намеки на романтические чувства. Но если только Франклин не притворялся в своих письмах, чтобы защитить ее (и свою) репутацию, радость рождалась из приятных фантазий, а не из физической реальности. Вероятно, это был типичный из многих случаев его ухаживаний за более молодыми женщинами в последующие годы: немного игривого озорства, взаимная лесть, приправленная интимными признаниями, увлеченность как сердца, так и ума. Несмотря на его репутацию распутника (слухи об этом Франклин не слишком старался рассеять), не существует никаких доказательств серьезного романа и сексуальных отношений вне брака с момента женитьбы на Деборе.

Клод Анн Лопес из Йельского университета, бывший редактор проекта, посвященного исследованию жизни Франклина на основании письменных свидетельств, посвятила годы изучению его личной жизни. Ее анализ особенностей его отношений с женщинами, подобными Кэтрин Рэй, производит впечатление тонкого и достоверного:

Романы? Да, но это романы в понимании Франклина: несколько рискованные, несколько покровительственные, в которых нужно сделать смелый шаг вперед, а затем ироничный шаг назад, давая понять, что ты соблазнен как мужчина, но сохранил уважение как друг. Из всех оттенков чувств то, которое французы называют amit? amoureuse — чуть больше, чем платонические чувства, однако без большой страсти, — возможно, самое изысканное из всех существующих[186].

Франклин лишь изредка затевал тесную дружбу с мужчинами — либо образованными собеседниками, либо общительными членами клуба. Но он находил приятным общество женщин и выстраивал глубокие длительные отношения с многими из них. В его понимании эти отношения не были спортом или пустяковым развлечением, хотя такое впечатление могло создаться. Они служили ему утехой, к которой нужно было иметь вкус и которую нужно было уметь уважать. На протяжении жизни Франклин потерял многих друзей-мужчин, но ни одного друга-женщины, включая Кейти Рэй. Как он сказал ей спустя тридцать пять лет, ровно за год до смерти: «К счастливым подаркам жизни я причисляю вашу дружбу»[187].