Лихой парень

Бенджамин Франклин был крещен в день своего рождения, в воскресенье, 17 января 1706 года^{16}. К тому времени Бостону исполнилось 76 лет, он больше не являлся отдаленной пуританской провинцией — город преобразился в кипучий коммерческий центр, заполненный проповедниками, торговцами, моряками и проститутками. В нем насчитывалось более тысячи домов, тысяча кораблей была зарегистрирована в порту и семь тысяч жителей числились в городе (эта цифра увеличивалась вдвое каждые двадцать лет).

Франклин рос на реке Чарлз и, судя по его воспоминаниям, «как правило, был лидером среди сверстников». Среди излюбленных мест для встреч — солончаковое болото рядом с устьем реки, которое из-за постоянного вытаптывания превратилось в трясину. Под руководством Франклина друзья построили себе причал из камней, предназначенных для постройки дома неподалеку.

«Вечером, когда рабочие разошлись по домам, я собрал несколько своих товарищей, и мы прилежно трудились, словно муравьи, иногда перенося вдвоем или втроем один камень, пока не перетащили все, чтобы построить нашу маленькую пристань». На следующее утро его и остальных маленьких преступников поймали и наказали.

Франклин рассказывает эту историю в автобиографии для того, чтобы проиллюстрировать, как он говорит, завет своего отца, звучавший так: «Ничего из добытого нечестным путем пользы принести не может»[20]. Однако, как и во многих случаях, когда Франклин начинает иронизировать над собою, он шутит не столько для того, чтобы поведать о своих проступках, сколько для того, чтобы похвастаться качествами лидера. Всю свою жизнь он откровенно гордился способностью организовывать идейные проекты, требующие усилий многих людей.

Дни детства, проведенные Франклином на реке Чарлз, привили ему также любовь к плаванию, сохранившуюся на всю жизнь. Как только он выучился плавать сам и помог научиться друзьям, начал искать способ двигаться быстрее. Осознав, что размеры человеческой руки и стопы невелики, понял, что они не могут выталкивать большие объемы воды, и потому их сила продвижения невысока. Тогда он смастерил две овальные панели с отверстиями для больших пальцев и (как объяснил в письме к другу) «также нацепил на подошвы ног подобие сандалий». С этими лопатками и ластами у него получилось двигаться в воде быстрее.

Воздушные змеи также ему пригодились — что Бенджамин и продемонстрирует позже. Запуская один из них, он разделся и нырнул в пруд, затем, плывя на спине, катался по воде, пока змей тащил его по поверхности. «Один из мальчишек помогал мне переносить одежду, пока я плыл, — вспоминал он. — Переплывая пруд с помощью змея, который тащил меня за собой, я не чувствовал ни капли усталости и получил невероятное удовольствие»[21].

Один инцидент, не включенный в автобиографию (хотя о нем Франклин вспоминал почти семьдесят лет спустя, желая позабавить парижских друзей), приключился, когда он встретил мальчика со свистулькой. Зачарованный этим устройством, он выложил за него все монеты, найденные в карманах. Дома старшие братья и сестры высмеяли его, объявив, что брат заплатил в четыре раза дороже, чем стоила свистулька. «Я рыдал от досады, — припоминал Франклин. — Мои мысли принесли мне скорее огорчение, нежели удовольствие». Он не просто считал бережливость положительным качеством: она была ему еще и приятна. «Трудолюбие и экономия, — напишет он, формулируя тему альманаха Бедного Ричарда, — то „орудие“, благодаря которому человек может стать состоятельным, а значит, блюсти добродетель»[22].

Когда Бенджамину было шесть лет, семья переехала из тесного двухкомнатного домика на Милк-стрит, где выросли все четырнадцать детей, в более просторный дом, где также размещалась лавка, — в самом центре города, на пересечении улиц Ганновер и Юнион. Матери было сорок пять лет, и в этом году (1712) она родила последнего своего ребенка, девочку Джейн, ставшую любимой сестрой Бенджамина. Они поддерживали переписку всю жизнь.

Новый дом Джозайи Франклина, притом что число детей, все еще проживающих с ним, уменьшалось, позволил ему приглашать на ужин интересных гостей. «За наш стол, — вспоминал Бенджамин, — ему нравилось как можно чаще приглашать друга или соседа, с которым можно было завести умную беседу. Он всегда придавал особое значение выбору темы разговора, либо оригинальной, либо полезной, которая могла положительно повлиять на мышление его детей».

Как утверждает Франклин в своей автобиографии, разговоры были настолько увлекательными, что он «мало замечал или и вовсе не замечал», какие блюда подавались на ужин. Такая тренировка приучила его быть «идеально невнимательным» к еде, это свойство сохранилось на всю жизнь. Он считал его «очень удобным», хотя, возможно, и преувеличивал свою неприхотливость — если принять во внимание количество рецептов американских и французских кулинарных изысков, найденных среди его бумаг[23].

Помимо этого, новый дом позволил Франклинам приютить брата Джозайи Бенджамина, который эмигрировал из Англии в 1715 году в возрасте шестидесяти пяти лет, когда его тезке было девять. Как и Джозайе, старшему Бенджамину Новый Свет показался неудачным местом для прежнего ремесла красильщика шелка. Но, в отличие от Джозайи, у него не было желания обучаться новому ремеслу. Поэтому он целыми днями сидел в доме Франклинов и писал плохие стихи (включая автобиографию из ста двадцати четырех четверостиший), вел учет полезной семейной истории и посещений проповедей, забавлялся с племянником, постепенно начиная действовать брату на нервы[24].

Дядя Бенджамин жил у Франклинов на протяжении четырех лет, не особо волнуясь по поводу недовольства не только брата, но в иных случаях и племянника. В конце концов он переехал к собственному сыну Сэмюэлу, ножовщику, который также иммигрировал в Бостон. Спустя годы младший Бенджамин в письме сестре Джейн с юмором вспоминал о «спорах и непонимании», которые выросли между его отцом и дядей. Урок, который извлек его отец из этого родственного визита, «был настолько ощутимым, что они не сумели расстаться хорошими друзьями». В альманахе Бедного Ричарда Франклин позже сформулировал это еще точнее: «Гости, как рыба, начинают дурно пахнуть спустя три дня»[25].