Глава 17. Эпилог

Уильям Франклин. В своем завещании Франклин передавал своему единственному оставшемуся в живых сыну не имевшие никакой ценности претензии на получение земельных участков в Канаде и прощал ему все невозвращенные долги. «Та печально известная роль, которую он сыграл против меня в последней войне, вынуждает не оставлять ему имущества, которое он пытался у меня отнять». Уильям, считавший, что уже расплатился со всеми долгами, передав по акту свои земли в Нью-Джерси, жаловался на «постыдную несправедливость» завещания и за оставшиеся двадцать пять лет жизни так и не вернулся в Америку. Но он по-прежнему свято чтил память отца и не позволял себе резких публичных высказываний в его адрес. Действительно, когда его собственный сын Темпл в состоянии крайнего возбуждения занимался подготовкой издания биографии и трудов Франклина, Уильям начал работу над своим собственным вариантом биографии, который, как он надеялся, воздаст должное отцу, показав «поворот в его сознании и многообразие его знаний». Но этому не суждено было случиться. Он женился на своей домовладелице Мэри Д’Эвелин, но после ее смерти в 1811 году оказался совершенно разбитым и одиноким человеком. Сам он умер три года спустя, находясь вдали от сына и страдая от того, что называл «тем состоянием одиночества, которое более всего невыносимо моей натуре»[616].

Темпл Франклин. Унаследовав немалую долю имущества своего деда и все его важнейшие документы, Темпл вернулся в Англию в 1792 году и временно воссоединился с отцом. Оставаясь все тем же очаровательным, но бесцельно живущим озорником, впал в раздраженное состояние из-за настойчивых призывов отца жениться и начать работать над бумагами деда и довел неразбериху в семейных отношениях Франклинов до новых высот. Он обзавелся еще одним незаконнорожденным ребенком, дочерью по имени Эллен, матерью которой была младшая сестра новой жены Уильяма, а затем резко порвал с ними отношения и уехал в Париж, оставив маленькую Эллен Франклин на воспитание Уильяма, который был ей одновременно и дядей, и дедом. В течение четырнадцати лет Темпл не поддерживал контактов с отцом и не публиковал документы деда, даже несмотря на то, что некоторые отрывки «Автобиографии» стали издаваться во Франции. Наконец в 1812 году он написал отцу о своем намерении опубликовать унаследованные бумаги и о желании приехать в Лондон, чтобы проконсультироваться с ним. Уильям, не забывший тот холодный ответ, который получил на письмо, написанное отцу двадцать восемь лет тому назад, был чрезвычайно рад. «Я буду счастлив увидеть тебя, — написал он, — я не могу думать, что умру в состоянии вражды с тем, с кем так тесно связан».

Но Темпл так никогда и не приехал в Англию. В 1817 году он опубликовал «Автобиографию» (без заключительной вставки) и бессистемную подборку некоторых бумаг деда. Он прожил в Париже еще около шести лет с новой любовницей, англичанкой Ханной Кольер, на которой женился за несколько месяцев до смерти в 1823 году. Позже Ханна перевезла многие из бесценных рукописей Франклина в Лондон, где они были случайно обнаружены в 1840 году в мастерской портного, который использовал их для изготовления выкроек. Рукописи, которые Темпл оставил в Филадельфии, растаскивались разными охотниками за сувенирами до тех пор, пока Американское философское общество не начало в 1860-х годах собирать их вместе[617].

Салли и Ричард Бейч. Верной дочери Франклина и ее мужу отходила б?льшая часть его недвижимости, включая дома на Маркет-стрит, при условии, что Ричард «сделает свободным их раба-негра по имени Боб» (Ричард так и сделал, но Боб начал пить, не смог содержать себя и попросил вновь сделать его рабом; Бейч на это не согласились, но разрешили ему жить в доме до конца жизни). Салли также досталась миниатюра с портретом Людовика XVI, обрамленная бриллиантами, с условием, что она «не превратит любой из этих бриллиантов в украшение, кроме как для себя и своих дочерей, и таким образом не будет вводить или поддерживать в стране дорогую, тщеславную и бесполезную моду на ношение драгоценностей». Она продала бриллианты, чтобы осуществить давнее желание побывать в Англии. Вместе с мужем Салли отправилась в гости к Уильяму, с которым всегда поддерживала тесные отношения. По возвращении из этой поездки Бейч поселились на ферме в Делавэре.

Бенджамин Бейч. Унаследовавший печатное оборудование Франклина и многие его книги, он пошел по стопам своего деда, начав издавать через семьдесят лет после выхода первого номера New England Courant радикальную газету Джефферсона The American Aurora. Газета стала рупором тех, кто верил, даже еще сильнее, чем Франклин, в необходимость профранцузской и более демократичной политики, и критиковала Вашингтона, а затем и Адамса за имперское президентство. Какое-то время она была самой популярной газетой в Америке, и недавно ей были посвящены две книги. Политические воззрения Бенни привели к разрыву отношений с родителями, как и его решение вопреки их воле жениться на некой энергичной даме по имени Маргарет Марко. В 1798 году был арестован за антиправительственную агитацию и за клевету на Адамса, но еще до начала суда умер от желтой лихорадки в возрасте двадцати девяти лет. К тому времени он находился в таких тяжелых отношениях с родителями, что его сестры были вынуждены тайком уходить из дома, чтобы повидаться с ним во время финальной стадии его болезни. Маргарет быстро вышла замуж за журналиста из редакции газеты покойного мужа, ирландца по имени Уильям Дуэйн, и они продолжили издание газеты. Одна из сестер Бенни, Дебора Бейч, вышла позднее замуж за одного из сыновей Дуэйна от его первого брака[618].

Полли Стивенсон. От человека, к которому она испытывала благоговейное отношение более тридцати пяти лет, ей не досталось ничего, кроме серебряной пивной кружки. Вскоре после смерти Франклина ее стали тяготить его родственники и все американское. Когда ее второй сын Том вернулся в Англию (в сопровождении Уилли Бейча), чтобы изучать там медицину, она стала писать ему длинные письма о своем желании вернуться домой. Но она умерла в 1795 году, прежде, чем ей представилась такая возможность. Том вернулся в Филадельфию, где стал успешным врачом, его брат Уильям и сестра Элиза также остались в Америке, и все они обзавелись собственными счастливыми семьями.

Преисполненные энтузиазма торговцы из Бостона и Филадельфии. Самый необычный пункт в дополнительном распоряжении к завещанию Франклина относился к учреждению им доверительного фонда. Он отмечал, что, в отличие от основателей подобных фондов, сам был рожден в бедности и получал помощь от тех, кто поддерживал его как начинающего ремесленника. «Я хочу быть полезным даже после смерти, если это возможно, в профессиональном обучении и продвижении молодых людей, которые могли бы быть полезны своей стране». Поэтому он распорядился — в соответствии со своим часто высказываемым убеждением, что государственные служащие не должны получать жалованья, — чтобы две тысячи фунтов, заработанные им в должности президента Пенсильвании, были распределены между Бостоном и Филадельфией и предоставлялись бы в виде ссуд «под пять процентов годовых тем молодым женатым ремесленникам», которые закончили ученичество и собирались открыть собственное дело. Со своей обычной страстью к мелочам Франклин подробно описывал, как должны происходить выдача и возврат ссуд, и рассчитал, что через сто лет ежегодный доход для каждого города будет составлять сто тридцать одну тысячу фунтов. К тому времени города могли бы тратить сто тысяч фунтов из этой суммы на общественные проекты, сохраняя остальную часть средств в доверительном фонде, который еще через сто лет, по его расчетам, с учетом выданных ссуд и накопленных процентов, имел бы в своем распоряжении четыре миллиона шестьдесят одну тысячу фунтов. С этого момента деньги должны были бы перейти в государственную казну.

Произошло ли все так, как он предполагал? В Бостоне управление фондом пришлось видоизменить, так как прежняя система ученичества устарела, но ссуды продолжали выдаваться в соответствии с духом его завещания, и через сто лет в фонде накопилось около четырехсот тысяч фунтов — несколько меньше, чем по его расчетам. В тот год было основано учебное заведение, известное сейчас как Технологический институт Бенджамина Франклина. На его учреждение было потрачено три четверти этой суммы плюс посмертный дар Эндрю Карнеги, который считал Франклина полубогом. Непотраченные деньги так и остались в фонде. Еще через сто лет в нем накопилось почти пять миллионов долларов, что не эквивалентно четырем миллионам фунтов, но все равно составляет приличную сумму. В соответствии с волей Франклина деньги фонда были затем израсходованы. После юридического спора между несколькими заинтересованными сторонами, разрешенного специальным постановлением легислатуры, деньги фонда переданы Технологическому институту Бенджамина Франклина.

В Филадельфии посмертный дар также прирастал меньшими темпами. Через сто лет после смерти Франклина на счету фонда имелось сто семьдесят две тысячи долларов, то есть около четверти того, на что он рассчитывал. Три четверти этой суммы пошли на учреждение Института Франклина в Филадельфии — доныне процветающего научного музея, — а из оставшихся средств продолжали выдаваться ссуды молодым ремесленникам, главным образом на покупку жилья. Еще сто лет спустя, в 1990 году, в фонде накопилось два миллиона триста тысяч долларов. Почему же сумма оказалась в два с лишним раза меньше, чем в Бостоне? Один из патриотов Филадельфии утверждал, что Бостон превратил фонд в «сберегательную компанию для богатых». Филадельфия, которая в соответствии с пожеланиями Франклина старалась выдавать ссуды преимущественно бедным людям, с меньшим успехом, чем Бостон, добивалась возврата средств.

В тот год мэр Филадельфии Уилсон Гуд предложил, возможно, в шутку, чтобы деньги Бена Франклина использовались на финансирование званого вечера с участием Бена Вереена и Ареты Франклин. Другие горожане уже более серьезно предлагали потратить их на развитие туризма, что вызвало общественное недовольство. В конце концов мэр назначил экспертный совет из ученых-историков, и штат разделил деньги в соответствии с общими рекомендациями. Среди получателей средств оказались Институт Франклина, многие общедоступные библиотеки и пожарные компании, а также группа, названная Филадельфийские академии, выдававшая стипендии участникам программ профессионального обучения в городских школах. Когда в 2001 году было объявлено о предоставлении таких стипендий, один колумнист из Philadelphia Inquirer указал, что разнообразие имен стипендиатов — среди которых были и такие, как Абимель Акаедева, Мухаммед Огуе, Зракпа Карподлех, Давид Кузяк, Педро Лопес и Рани Ли, — порадовало бы благотворителя. Он, безусловно, улыбнулся бы, узнав об использовании его средств во время ралли экспериментальных автомобилей «Тур де соль». Например, несколько получателей стипендий из одной бедной школы на западе Филадельфии использовали грант от покорителя небесного электричества на создание электромобиля, получившего по итогам соревнований премию под названием «Энергия мечты»[619].