Уильям и родословное древо

Возможно, из-за того, что враги семьи часто относились к нему как к бастарду плебейского происхождения, Уильям Франклин остро желал получить социальный статус, намного превышающий статус его отца. Одна из книг, зачитанных им до дыр, называлась The True Conduct of Persons of Quality («Истинное поведение людей первого сорта»), а в Лондоне он любил наведываться в модные дома молодых лордов и герцогов вместо посиделок в кофейнях и интеллектуальных салонах, которые выбирал его отец. И в общественной жизни, и в правовых исследованиях в корпорации адвокатов, куда его зачислил отец, Уильям в итоге принял сторону консерваторов и лоялистов^{45}. Но перемена во взглядах происходила постепенно, порывисто и полнилась личностными конфликтами.

Перед отъездом из Филадельфии Уильям ухаживал за молодой светской девушкой из хорошей семьи по имени Элизабет Грейм. Ее отец, доктор Томас Грейм, врач и член Губернаторского совета, владел домом на улице Сосайети-хилл и поместьем на триста акров, которое считалось самым лучшим в окрестностях Филадельфии. Ее мать была падчерицей ненадежного покровителя Франклина губернатора Кейта. Отношения между семьей Грейм и Франклинами были натянутыми; доктор Грейм почувствовал себя оскорбленным, когда старший Франклин с самого начала не пригласил его управлять персоналом нового госпиталя в Филадельфии. Вдобавок он являлся сторонником семьи Пеннов в борьбе с Ассамблеей.

Тем не менее с согласия доктора Грейма, пусть и данного с неохотой, отношения достигли кульминации, когда Элизабет нерешительно приняла сделанное Уильямом предложение руки и сердца. Ей исполнилось восемнадцать, он же был почти на десять лет старше. Согласие на брак было достигнуто с одним условием: Уильям должен устраниться от любого участия в политических делах. Однако она отказалась ехать с ним в Лондон или выходить замуж до поездки. По взаимному согласию они решили подождать со свадьбой до его возвращения.

Как только Уильям оказался в Англии, он явно охладел к ней, в отличие от политики. После краткой записки, написанной им по прибытии, не писал ей на протяжении пяти месяцев. Без следа исчезли витиеватые избитые фразы, которые он писал об их любви, им на смену пришла радость от «этой чарующей страны». Что еще хуже, Уильям с гордостью посылал ей политические скучные и многословные статьи, подписанные его именем в лондонской Chronicle. В них содержались нападки на хозяев колонии. В своей демонстрации он зашел так далеко, что потребовал ее мнения о том, как статью восприняли дома в Филадельфии.

Так закончились эти отношения. Элизабет ждала изменений долгие месяцы, но потом отослала холодный и полный горечи ответ, в котором называла его «воплощением политического зла». На следующий день он ответил ей через общего друга, что она непостоянна и он будет рад, если она найдет свое счастье с другим человеком. Со своей стороны, Уильям занялся поиском собственного счастья как с модными дамами Лондона, так и, пойдя по стопам отца, в объятиях проституток и других женщин легкого поведения[217].

Бенджамин Франклин, у которого эти отношения вызывали смешанные чувства, казалось, пребывал в совершенном спокойствии относительно разрыва. Сам он надеялся, что его сын женится на Полли Стивенсон. Но задумка была малоисполнима, так как социальные стремления Уильяма оказались выше стремлений его отца. И действительно, в Уильяме проявился социальный и финансовый апломб, который начал беспокоить Франклина. Тогда отец попытался, как позже сам признавался в автобиографии, написанной в форме письма к сыну, предостеречь Уильяма от аристократических претензий. В конечном счете эти попытки оказались тщетными и стали, подобно политическим вопросам, причиной взаимного отдаления.

Годы спустя Франклин предупредил Уильяма, чтобы тот не ожидал большого наследства. «Я заверил его, что намереваюсь потратить все те небольшие средства, которыми располагаю, самостоятельно», — писал он матери. Оказавшись в Англии, Франклин скрупулезно подсчитывал все траты сына, включая обеды, жилище, одежду и книги, понимая, что все это было кредитом, который однажды тому предстоит погасить. В 1758 году, когда Уильям немного побаловал себя экипажем за счет Пенсильвании, Франклин предупредил его, чтобы он был экономнее в трапезах и старался не привыкать к лондонскому стилю жизни. Уильям, путешествовавший с друзьями по югу Англии, оторопел. «Я чрезвычайно обязан вам за вашу заботу относительно обеспечения меня средствами», — писал он, добавляя, что сменил жилье на другое, «намного хуже, однако более дешевое»[218].

Пытаясь удержать сына у истоков среднего класса, Франклин взял его на генеалогическую экскурсию летом 1758 года. Они совершили путешествие в Эктон, приблизительно на шестьдесят миль к северо-западу от Лондона, где поколения Франклинов обитали до того, как Джозайя эмигрировал в Америку. Здесь по-прежнему жила первая кузина Франклина Мэри Франклин Фишер, дочь Томаса, брата Джозайи. Она была «едва жива в связи с возрастом, — заметил Франклин, — но, кажется, это очень умная и здравомыслящая женщина».

В приходской церкви Франклины обнаружили записи двухсотлетней давности, содержащие данные о рождениях, бракосочетаниях и смертях в их роду. Жена приходского священника развлекала их историями о дяде Франклина Томасе, чья жизнь была несколько схожей с судьбой племянника. Вот что сообщал Франклин Деборе:

[Томас Франклин] принимал очень активное участие во всех делах отечества и был очень занят общественными вопросами. Он пустил в ход подписку, чтобы установить колокола в местной церкви, и сам работал над их установкой, теперь же нам слышен их звон. Он открыл простой способ спасти местные луга от затоплений, которые уничтожали когда-то местность у реки, и этот метод по-прежнему жив… Его совета и мнений спрашивали по всем возможным вопросам самые различные люди, и некоторые из них, по словам [Мэри Франклин Фишер], смотрели на него как на своего рода волшебника. Он умер ровно за четыре года до того, как я родился, в тот же день того же месяца.

Франклин мог заметить, что характеристика «волшебник» совпала с той, которую однажды использовала Кейти Рей. А Уильям, впечатленный совпадением дат, предположил, что произошло «переселение душ».

На кладбище, когда Уильям копировал дату с надгробной плиты, слуга Франклина, Питер, использовал жесткую щетку, чтобы отчистить мох. Когда Франклин описывал эту сцену, он упомянул о том, что, предвидя, как в конце концов поменяются его взгляды, он привез с собой в Англию двух рабов. Франклин, однако, считал их скорее старыми семейными слугами, чем собственностью. Когда один из них покинул его вскоре после прибытия в Англию, Франклин не пытался вернуть его силой, что позволял ему закон Британии. Его ответ Деборе, когда позже она спросила об их благосостоянии, проливает на это свет:

Питер все еще со мной и ведет себя настолько хорошо, насколько можно ожидать этого в стране, где есть столько возможностей испортить слуг, даже если они всегда были отличными. У него столько же недостатков, сколько и у них у всех, [но я вижу их] только одним глазом и слышу только одним ухом; так что мы уживаемся неплохо. Кинга, о котором ты спрашиваешь, с нами нет. Он сбежал из дома около двух лет назад, пока нас не было; но его вскоре нашли в Саффолке, куда его доставили на службу для дамы, которой очень понравилось делать из него христианина и способствовать его образованию и развитию[219].

В то время его отношение к Питеру напоминало отношение к рабству в целом: он видел недостатки только одним глазом, слышал только одним ухом и уживался с ними неплохо, хоть давалось это ему все тяжелее. Эволюция его взглядов на рабство и расовый вопрос действительно продолжалась. Вскоре его избрали членом попечительского совета Английского благотворительного общества, состоявшего из соратников доктора Брея^{46}, которое занималось построением школ для негров, живущих в колониях.

Вместе с Уильямом Франклин провел весну и лето 1758 года, объезжая окрестности, чтобы насладиться гостеприимством и поприветствовать своих поклонников. Во время визита в Кембриджский университет он совместно с прославленным химиком Джоном Хедли провел серию экспериментов, связанных с выпариванием. Франклин прежде изучал, как жидкости производят разный замораживающий эффект, основываясь на том, как быстро они испаряются. С Хедли они проводили эксперимент, используя эфир, который очень быстро испаряется. В комнате при температуре шестидесяти пяти градусов они постоянно обмазывали шарик термометра и использовали воздуходувные мехи, чтобы выпаривать его. «Мы продолжали выполнять эту операцию, один из нас при этом смачивал шар, а другой дул на него из мехов, чтобы ускорить выпаривание, ртуть постоянно опускалась вниз, пока не дошла до отметки семь, что означало двадцать пять градусов ниже температуры замерзания, — писал Франклин. — Из этого эксперимента можно извлечь вывод о вероятности заморозить человека до смерти теплым летним днем». Он также размышлял, верно, что летние бризы не охлаждают людей сами по себе; напротив, охлаждающий эффект появляется из-за увеличения испарений человеческого организма через потоотделение, вызванного бризом.

Его исследования в области тепла и заморозки хоть и не были такими плодотворными, как работа над электричеством, продолжались на протяжении всей жизни. В дополнение к опытам над выпариванием он также изучал в дальнейшем, как различные цвета поглощают тепло от света, как такие материалы, как металл, проводящий электричество, способствуют передаче тепла и как улучшить строение печей. Как обычно, его сила заключалась в том, что он не развивал абстрактные теории, а изобретал, как применить на практике то, что принесет улучшение повседневной жизни[220].

Визит Франклина в Кембридж всех настолько впечатлил, что его пригласили повторно приехать туда этим же летом, чтобы поприсутствовать на церемонии вручения степеней. «Мое тщеславие было немало удовлетворено этим отношением», — признавался он Деборе. Но не такая встреча ждала его, когда осенью он вернулся в Лондон[221].