Джон Пол Джонс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Одна из частей плана вторжения в Британию действительно была реализована, благодаря чему Франклин смог познакомиться с некой исключительно колоритной личностью. Когда Лафайет планировал свою кампанию, Франклин сказал ему, что многое будет зависеть от осмотрительного и смелого командующего морскими силами, хорошо знающего побережье. Однако они остановились на кандидатуре командующего, который, как уже знал Франклин, был в большей степени смелым, чем осмотрительным, — Джона Пола Джонса. Сын шотландского землемера, Джон Пол (таким было его имя при рождении) впервые отправился в плавание в возрасте тринадцати лет, служил первым помощником капитана на судне, перевозившем рабов, и вскоре стал командовать собственным торговым кораблем. Но горячий капитан, на протяжении всей своей карьеры склонный к провоцированию мятежей, попал в беду после двух неприятных событий: сначала ошибочно приказал выпороть ни в чем не повинного члена экипажа, который вскоре после этого скончался, а затем сам проткнул шпагой матроса, угрожавшего бунтом. В итоге капитан бежал в Виргинию, поменял фамилию на Джонс и с началом революции получил должность командующего пестрым военно-морским флотом Америки, который состоял из кораблей, принадлежавших ранее пиратам и иным искателям приключений. К 1778 году он приобрел известность благодаря смелым набегам на города, расположенные на побережье Англии и Шотландии.

Во время очередного рейда Джонс решил похитить одного шотландского графа, но тот неожиданно отплыл в сторону Бата, так что команде Джонса не оставалось ничего другого, как убедить графиню отказаться от фамильного серебра. В припадке благородства Джонс решил выкупить награбленное добро у своей команды, чтобы вернуть его хозяевам, и написал цветистое письмо графу с изложением своего намерения, а копии разослал своим друзьям, в том числе Франклину, который к тому времени принял на себя трудную роль американского надзирателя за деятельностью Джонса и одновременно хозяина его случайного пристанища в Пасси. Франклин пытался помочь Джонсу разрешить эту проблему, но его усилия привели к долгому обмену письмами с оскорбленным графом и его расстроенной женой. Вернуть серебро удалось только после окончания войны.

Франклин решил, что импульсивный капитан принесет больше пользы и меньше вреда, если сделает целью своих рейдов острова в Ла-Манше. «Каперы с острова Джерси причиняют нам большой ущерб, — писал он Джонсу в мае 1778 года. — Мне сообщили, что ваше небольшое судно под командованием такого смелого офицера может оказать нам большую услугу, преследуя их там, где не осмелятся более крупные корабли». Он добавлял также, что это предложение исходит от «высоких властей», имея в виду военно-морского министра Франции Антуана Сартина[492].

Джонс, которым не так-то легко было управлять, ответил, что его корабль «Рейнджер» слишком «прихотлив и тихоходен» и что требуется обещание большого вознаграждения, чтобы убедить его команду предпринять еще несколько рейдов. Но он знал, как польстить Франклину: направил ему копии своих судовых журналов с записями о сражениях, которые Франклин с жадностью прочитал. В итоге без согласия своих коллег-эмиссаров и властей Франции Франклин решил, что Джонсу следует доверить командование кораблем, построенным для американцев в Амстердаме. Увы, нервные голландцы, всячески стремившиеся сохранять нейтралитет, отвергли этот план, в том числе и потому, что англичане, предупрежденные их агентом Бэнкрофтом, начали оказывать на них давление.

В феврале 1779 года Франклин наконец-то смог помочь Джонсу получить старый сорокапушечный военный корабль «Дюра», который Джонс быстро переименовал в «Боном Ришар» в честь своего патрона. Джонс был настолько воодушевлен, что в том же месяце нанес визит в Пасси, чтобы поблагодарить Франклина и его лендлорда Шомона, помогавшего снабжать Джонса деньгами и формой для моряков.

Для этого визита, возможно, имелась и другая причина. У Джонса, по-видимому, был тайный роман с мадам Шомон[493]. Во время его пребывания в Пасси произошел инцидент, который, как выяснилось в последующих письмах, напоминал французский фарс. Одна морщинистая старуха, жена садовника Шомонов, утверждала, что Джонс пытался ее изнасиловать. Франклин в постскриптуме к своему следующему письму сделал краткий намек на этот пикантный инцидент, и Джонс ошибочно решил, что «тайна, о которой вы так деликатно упомянули», имеет отношение к эпизоду с убийством мятежного члена команды его корабля. Поэтому он предоставил длинный отчет об этом давнем деле. Франклин, которого подробная история о пронзенном шпагой мятежнике одновременно смутила и увлекла, ответил, что никогда не слышал ее прежде, и пояснил, что «тайна», на которую он намекал, имела отношение к заявлению жены садовника о попытке Джона изнасиловать ее в саду приблизительно «в семь часов вечера накануне своего отъезда». Женщина пересказала испытанный ею ужас во всех деталях, «многие из которых я не могу описать на бумаге», и сообщила, что три ее сына «намерены убить вас». Но Джонсу не следует беспокоиться: в Пасси все нашли эту историю очень забавной. «Она вызвала смех», сообщал Франклин, так как старуха была «одной из самых толстых, вульгарных, грязных и безобразных, которых только можно найти среди тысячи старых женщин». Мадам Шомон, чье знакомство с сексуальными аппетитами Джонса не помешало ей продемонстрировать французскую беззаботность, заявила, что это «дает ей хорошее представление о силе аппетита и о смелости американцев». Все сошлись на мысли, как уверял Джонса Франклин, что старуха обозналась. Просто во время празднования последнего дня Масленицы одна из горничных переоделась в военный мундир Джонса и в шутку напала на жену садовника. Кажется невероятным, что жена садовника даже в тусклом свете раннего вечера могла быть так легко одурачена — сам Бомарше не пытался ввести такую сцену с переодеванием в «Женитьбу Фигаро», — но объяснение было вполне удовлетворительным, чтобы об этом событии больше не упоминалось в последующих письмах[494].

Все это происходило именно тогда, когда Франклин помогал планировать тайное нападение на Британию, предложенное Джонсом и Лафайетом, которые вместе приехали в Пасси и часами занимались там внимательной оценкой друг друга под пристальным наблюдением Франклина. Оба офицера были горды и вскоре начали соперничать в важных и второстепенных вопросах — начиная с того, кто будет руководить различными аспектами операции вторжения, и заканчивая тем, будут ли их люди обедать за одним столом. Франклин приложил все свое дипломатическое искусство, чтобы попытаться успокоить Джонса. «Неоднократно наблюдалось, что совместные экспедиции сухопутных и морских сил часто терпят неудачу из-за ревности и плохого взаимопонимания между офицерами разных родов войск», — отмечал он. Затем, говоря почти противоположное тому, что в действительности ощущал, он добавлял: «Хорошо зная вас и вашу манеру обдумывать такие события, я выражаю уверенность, что между вами не может произойти ничего подобного». Франклин ясно дал понять, что у него вызывал вполне понятное беспокойство характер Джонса. Требовалось «хладнокровное, осторожное поведение», предупреждал он. Джонс должен помнить, что Лафайет высокопоставленный офицер и что совместная операция станет «своего рода испытанием ваших способностей и совместимости ваших характеров и вашей предрасположенности к согласованным взаимодействиям друг с другом».

В инструкциях, предназначенных Джонсу, Франклин еще отчетливее приказывал ему проявлять сдержанность, особенно с учетом предыдущего похищения его командой фамильного серебра шотландского графа. «Хотя англичане беспричинно сожгли много беззащитных городов в Америке, вы не должны следовать их примеру, если только требование разумной суммы выкупа не отвергается, и в этом случае ваши собственные благородные чувства, а также эти инструкции побудят вас своевременно уведомить о вашем намерении с тем, чтобы больные и старые люди, женщины и дети могли быть эвакуированы в первую очередь». На что Джонс отвечал: «Ваши либеральные и великодушные инструкции сделают труса храбрецом»[495].

Когда от участия Лафайета в этой военной экспедиции было решено отказаться, Франклин и французы пришли к единодушному мнению, что Джонсу следует продолжать военно-морские атаки, одну из которых он и предпринял в сентябре 1779 года. Результатом стало легендарное сражение между «Боном Ришаром» и гораздо лучше вооруженным британским кораблем «Серапис». Когда командир «Сераписа» после интенсивной бомбардировки противника предложил ему сдаться, Джонс, по крайней мере согласно легенде, ответил: «Я еще не начинал стрелять!» Как сообщал Джонс в своем ярком и подробном отчете Франклину: «Я решительно дал ему негативный ответ».

Джонс сумел намертво сцепить «Боном Ришар» с «Сераписом», и его люди стали карабкаться на мачты, чтобы бросать оттуда гранаты в трюм корабля противника. После трехчасового сражения, во время которого половина из трехсот его моряков были убиты или ранены, Джонс сумел взять «Серапис». После этого «Боном Ришар» затонул. «Сцена была настолько ужасной, что ее невозможно описать человеческим языком, — сообщал он Франклину. — Человечество может лишь ужасаться и стенать по поводу того, что война способна вызывать столь губительные последствия». Франклин испытывал гордость за успех Джонса, и они стали еще более близкими друзьями. «В Париже и Версале только и говорили о вашем хладнокровии и стойкости во время этого ужасного сражения», — отвечал он. Франклин помог Джонсу, который отчаянно стремился завоевать уважение в обществе, вступить в масонскую ложу «Девять сестер» и сопровождал его во время триумфального визита к королю в Версаль. Франклин даже оказался втянут в долгие и острые споры с непокорным Пьером Ланде, командиром «Альянса», который, как предполагалось, должен был входить во флотилию Джонса. Ланде не сумел прийти на помощь во время сражения с «Сераписом» и фактически вел огонь по «Боном Ришару». В течение следующих двух лет Франклин и Джонс боролись с Ланде, поддерживаемым Артуром Ли, за должность командира «Альянса». Когда Ланде все-таки получил под командование этот корабль и вышел в море, измученный борьбой Франклин решил: лучше, если его друзья сами будут решать свои проблемы. Во Франции у него было много других дел[496].