«Полнейшее счастье»

Одной из самых больших утех Франклина стали летние путешествия. В 1759 году они с Уильямом отправились в Шотландию, их дорога была вымощена знакомствами с представителями интеллектуальной элиты, начиная с Уильяма Страхана и Джона Прингла, которые оба были уроженцами Эдинбурга. Он гостил в усадьбе сэра Александра Дика, известного врача и ученого, и там повстречался с выдающимися умами шотландской эпохи Просвещения — экономистом Адамом Смитом, философом Дэвидом Юмом, а также правоведом и историком лордом Кеймсом.

Однажды вечером за обедом Франклин потчевал гостей одним из своих лучших литературных трюков, зачитывая «библейскую» главу, которую сам придумал, назвав ее «Притча против гонений». В ней рассказывалось о том, как Авраам дал пищу и кров стодевяностовосьмилетнему старцу, а затем вышвырнул его за дверь, когда тот сказал, что не верит в Бога Авраама. Притча заканчивалась так:

А в полночь Бог явился Аврааму, сказав: «Авраам, где же твой гость?»

Авраам же ответил словами: «Господи, он не хотел Тебя почитать; к тому же он не хотел призывать имя Твое. Потому я и прогнал его с глаз долой на дикую землю».

И Бог ответил: «Если Я мирился с ним сто девяносто восемь лет, кормил его и одевал, невзирая на неподчинение Мне, ты, грешник, не мог потерпеть его одну ночь?»[227]

Гости, очарованные Франклином и его философией толерантности, попросили прислать им копии текста, что он и сделал. В это же время Франклин написал Юму историю диспута по вопросу майского дерева, в которой участвовал лорд Маршал. Его попросили высказать свое мнение, обязательно ли вечные муки длятся вечно? Франклин сравнивал эту ситуацию с положением мэра в пуританском поселении Массачусетса, попросившего разрешить спор между теми, кто хотел возвести майское дерево, и другими, считавшими это богохульством:

Он необычайно терпеливо выслушал их препирательства, а затем с мрачным видом вынес решение: те, кто выступают за то, чтобы не было майского дерева, пускай не имеют майского дерева, а те, кто выступают за майское дерево, пускай имеют майское дерево. Займитесь своими делами и сделайте так, чтобы я больше не слышал об этой ссоре. Потому, мне думается, лорд Маршал мог бы сказать: те, кто выступают за то, чтобы осуждение на вечные муки не длилось больше заслуженного, могут получить мое заверение, что так оно и будет; тех же, кто выступают за вечные муки, Господь навечно проклял, и избавьте меня от необходимости выслушивать ваши споры[228].

Дэвид Юм был величайшим британским философом своей эпохи и одним из самых значимых логиков и аналитиков всех времен. Он уже написал два судьбоносных трактата — «Трактат о человеческой природе» и «Исследование о человеческом познании», которые теперь рассматриваются как важнейшие для развития эмпирической мысли, что поместило его в пантеон рядом с Локком и Беркли. Когда Франклин встретился с ним, он заканчивал «Историю Англии» в шести томах, сделавшую его богатым и знаменитым.

Франклин старательно добивался его расположения и уговаривал занять сторону колоний. «Я был очень рад, услышав о перемене ваших взглядов в некоторых вопросах касаемо Америки, — впоследствии писал ему Франклин, льстиво добавляя: — Не знаю никого, кто способен лучше вас уточнять» британские ложные представления. Одно из эссе Юма, в котором он одобрял беспошлинную торговлю с колониями, привело Франклина в восторг, так как оно могло иметь «положительное влияние на продвижение определенных интересов, о которых эгоисты думают слишком мало… Я подразумеваю интересы человечества или общее благо рода человеческого».

Франклин и Юм интересовались лингвистикой. Когда Юм бранил Франклина за придумывание новых слов, тот соглашался прекратить использовать термины «колонизировать» и «непоколебимый». Но жаловался: «Я не могу не желать, чтобы наш язык позволял нам составлять новые слова, когда мы того хотим». К примеру, Франклин настаивал, что слово «недосягаемый» гораздо хуже неологизма «несовершаемый». Ответ Юма на это предложение остался неизвестным, но это никак не уменьшило его страстного восхищения новым другом. «Америка послала нам много хорошего — золото, серебро, сахар, табак, растения индиго, — писал он. — Но вы первый философ и действительно первый великий ученый, за которого мы ей признательны»[229].

Во время визита в Шотландию Франклин также подружился с Генри Хоумом, лордом Кеймсом, чьи интересы простирались от земледелия, животноводства и науки до литературоведения и истории. Среди прочего во время конных поездок по сельской местности они обсуждали, насколько нужен Британии контроль над Канадой, которую менее года назад вырвали у французов, когда англо-американские силы захватили Квебек в одном из решающих сражений франко-индейской войны. Франклин настаивал: «Я не столько житель колонии, сколько британец». В послании Кеймсу вскоре после отъезда он писал: «Будущие величие и стабильность Британской империи находятся в Америке». Несмотря на проблемы с Пеннами, он пока еще не превратился в бунтаря.

Визит в Шотландию завершался присуждением Франклину почетной степени доктора Сент-Эндрюсского университета. Надев на его плечи мантию из темно-красного шелка и белого сатина, Франклину зачитали адрес, восхваляющий «его здоровые нравы и благожелательный жизненный пример». Далее следовало: «Благодаря своим оригинальным изобретениям и успешным экспериментам, обогатившим науку философии природы и более всего науку электричества, мало известную прежде, [он] получил настолько высокую похвалу по всему миру, что заслуживает наивысшего почета в мире литературном». С этого времени обращение «доктор Франклин» стало привычным, зачастую он сам так представлялся в обществе.

Время, проведенное в Шотландии, писал он лорду Кеймсу на пути домой, — это «шесть недель полнейшего счастья, которого я не испытывал никогда в своей жизни». Возможно, здесь небольшое преувеличение. Но после этих слов становится яснее, почему он не спешил возвращаться назад в Филадельфию[230].

И в самом деле, к началу 1760-х Франклин уже лелеял надежду, что Дебора и Салли присоединятся к нему. Теперь, понимая, что мечта поженить Уильяма и Полли Стивенсон вряд ли осуществится, Франклин задумал еще один союз выходцев из среднего класса: он хотел, чтобы Салли вышла замуж за Билли, сына Уильяма Страхана. Об этом браке он мечтал, когда Салли была еще ребенком, а Страхана он знал только по переписке.

Хотя браки, запланированные родителями, уже утратили популярность, они еще нередко случались, и Страхан предложил составить план действий, чтобы соединить детей. Франклин в качестве эксперимента передал план Деборе, предположив, что вряд ли она прельстится им:

Мы с мистером Страханом провели некоторое время наедине. Мы обсуждали данный вопрос целый вечер. Он настойчиво просил меня остаться в Англии и убеждал в необходимости вашего с Салли переезда сюда. Он предложил несколько благоприятных проектов, которые, как мне показалось, разумно обоснованы. У него очень достойная семья; миссис Страхан разумная и добрая женщина, дети воспитаны обходительными, особенно юноша, воздержанный, изобретательный и трудолюбивый, он очень подходящий человек.

В свете обстоятельств, можно не сомневаться, что мистер Страхан, являясь весьма преуспевающим человеком, будет ежегодно выделять тысячу фунтов от своих доходов на содержание семьи и выплаты всех расходов… Однако я привел ему две причины, по которым не могу рассматривать переезд сюда. Первая из них — моя любовь к Пенсильвании, а также давние друзья и связи в этих краях. Вторая — твое непреодолимое нежелание пересекать океан.

Салли было почти семнадцать, ей этот союз давал обещание комфортной жизни в элегантном и веселом кругу. Но Франклин предоставил жене принимать решение. «Я поблагодарил его за внимание, оказанное нам этим предложением, но не дал никаких надежд на возможность их переписки, — сообщил он Деборе. — Таким образом, ты вольна отвечать или не делать этого, можешь поступать так, как считаешь нужным». Не имеется ни малейшего намека на то, что госпоже Франклин понравилось это предложение[231].

Что же касается Уильяма, то здесь Франклин оказался не только плохим сватом, но и еще более неудачным образцом для подражания. Приблизительно в это время, вероятно, в феврале 1760 года, Уильям пошел по стопам своего отца, став отцом внебрачного сына, Уильяма Темпла Франклина, известного как Темпл. Его матерью, по-видимому, была уличная женщина, которая (как и собственная мать Уильяма), похоже, никогда больше не давала о себе знать. Уильям признал отцовство, но вместо того, чтобы немедленно найти себе жену и принять ребенка в свой дом (как это сделал его отец), тайно отдал сына в приемную семью[232].

Темпл впоследствии стал любимым внуком Бенджамина Франклина, который присматривал за его образованием, а затем взял под крыло как личного секретаря. Позже, когда во время Войны за независимость дед и отец оказались по разные стороны баррикад, Темпл стал разменной картой в душераздирающей борьбе за верность и преданность, в борьбе, которую выиграл Франклин, заплатив за это очень высокую цену. Но пока что он находился вне поля зрения, а Уильям наслаждался водоворотом лондонской жизни и путешествиями со своим прославленным отцом.

Самой запоминающейся стала поездка по Европе летом 1761 года. Из-за того что Британия по-прежнему находилась в состоянии войны с Францией, они поехали в Голландию и Фландрию. Франклин замечал, что религиозные обычаи соблюдались в этих краях не так строго, как в Америке. С удовольствием он наблюдал, как проходят воскресенья, то есть дни отдохновения. «После обеда люди всех сословий отправлялись на спектакль или оперу, в которых много пения, развлечений и танцев, — сообщал он другу в Коннектикут. — Я озирался в поисках наказания Господнего, но не нашел никаких признаков такового». Он с некоторой иронией решил, что это подтверждает его предположение — Бога не так тревожат удовольствия людей в день отдохновения, как считают пуритане. Счастье и достаток во Фландрии, писал он, «без малого могут навести на подозрения, что Бог меньше сердится на эти нарушения, чем правосудие Новой Англии».

Слава ученого гарантировала Франклину торжественный прием везде, куда бы он ни приехал. В Брюсселе принц Чарльз Лотарингский показал им оборудование, купленное для повторения эксперимента с электричеством, который проводил Франклин. В Лейдене состоялась встреча двух великих ученых, изучавших электричество: Франклин пообщался с Питером ван Мушенбруком, изобретателем лейденской банки. Профессор сообщил, что вот-вот собирается опубликовать книгу с информацией из письма, которое Франклин писал ему об электричестве, но, увы, Мушенбрук умер две недели спустя после отъезда Франклина[233].