Письма Хатчинсона

«В мои руки недавно попала часть переписки, которая, как я имею причины считать, заложила основы большинства, если не всех наших сегодняшних поводов для недовольства». Этими зловещими словами, обращенными в декабре 1772 года к массачусетскому единомышленнику Томасу Кашингу, Франклин вызвал бурю, которая привела его к окончательному разрыву с Британией. К этому письму прилагалась пачка других; шесть были написаны губернатором Массачусетса Томасом Хатчинсоном, бостонским коммерсантом из старой пуританской семьи. В прошлом Хатчинсон был другом Франклина, и в 1754 году они вместе подготовили для конференции в Олбани план союза колоний. Письма были тайно переданы Франклину неназванным членом парламента и затем отосланы Кашингу с указанием не публиковать их.

Письма Хатчинсона содержали советы, как усмирять волнения в колониях. «Необходимо ограничить то, что называется английскими свободами», — утверждалось в одном. Когда письма были опубликованы в Бостоне (Джон и Сэмюэл Адамс с согласия Томаса Кашинга пошли на этот шаг вопреки требованию Франклина), они вызвали ярость местных патриотов-радикалов.

Совсем не этого добивался Франклин. Его целью было успокоить мятежные настроения в колониях, показать Кашингу и некоторым другим лидерам, что ошибочная политика Англии вызвана в большей степени дурными советами людей вроде Хатчинсона, чем безрассудной ненавистью к Америке. Письма, верил он, могли бы даже усилить «тенденцию… к примирению», а ведь именно этого, как заявлял он позднее, «я искренне желал»[327].

Действительно, в большинстве посланий, написанных в начале 1773 года, Франклин стремился ослабить напряженность. «Я надеюсь, что будут предприняты необходимые усилия для того, чтобы сохранить спокойствие народа, — писал он Кашингу в марте, — так как ничто не будет более желанным для наших врагов, чем если мятежами мы дадим хороший повод для усиления военного присутствия и наложения на нас еще более строгих ограничений». Когда Ассамблея Массачусетса приняла резолюцию о неподчинении парламенту, Франклин предпринял усилия, чтобы удержать англичан от чрезмерной реакции. «По моему мнению, правильнее и разумнее не обращать на это внимания, — писал он министру по делам колоний лорду Дартмуту, сменившему Хиллсборо на этом посту. — Это только слова»[328].

Чтобы выразить свою точку зрения, не вызывая ненужной враждебности, Франклин обратился к любимому жанру сатиры в двух анонимных памфлетах, написанных для английских газет в сентябре 1773 года. Первый назывался «Правила превращения большой империи в малую». В нем говорилось, как один «античный мудрец» (речь шла о древнегреческом флотоводце и правителе Фемистокле^{69}) однажды похвастался, что знает, как превратить маленький город в большой. Затем Франклин перечислил двадцать способов обратного превращения целой империи. Среди них указывались следующие.

В первую очередь, джентльмены, вам следует учесть, что большую империю, как и большой пирог, легче всего объедать с краев.

Особенно позаботьтесь о том, чтобы провинции никогда не включались в состав метрополии, чтобы они не пользовались теми же общепризнанными правами, теми же привилегиями в торговле и чтобы они управлялись в соответствии с более жесткими законами, которые вы будете принимать для себя, не позволяя колониям участвовать в выборах законодательного органа.

Но как бы покорно ни подчинялись колонии вашему правлению, проявляя верность вашим интересам и готовность терпеливо переносить все тяготы, вы должны помнить, что они всегда готовы к бунту, и обращаться с ними соответственно. Размещайте в них войска, которые своей наглостью могут спровоцировать восстания масс. <…> Подобно мужу, который подозрениями доводит жену до греха, вы также можете со временем превратить свои подозрения в реальность. Всякий раз, когда несправедливо пострадавший приезжает в столицу с жалобой, наказывайте просителя — затягивайте рассмотрение дела, вводите в издержки и в итоге выносите решение в пользу его обидчика.

Истощайте их новыми налогами. Они, вероятно, будут жаловаться вашему парламенту на то, что налогами их облагает законодательный орган, в котором они не имеют своего представительства, и что это противоречит общему праву. <…> Позвольте парламенту игнорировать их требования <…> и обращайтесь с подателями петиций с крайним презрением.

Список, отражающий оскорбления, нанесенные Америке, был длинным: присылка в качестве управляющих колониями «мотов» и «болтливых адвокатов», «затруднение торговли бесконечными предписаниями», назначение «наглых» сборщиков налогов и размещение войск в домах жителей, а не на границе, где они приносили бы пользу. «Если вы последуете этим правилам для уменьшения размеров своих колоний, — говорилось в конце памфлета, — то избавитесь от тяжелой необходимости управлять ими». Памфлет был подписан Q. E. D. — начальными буквами латинского выражения quod erat demonstrandum («что и требовалось доказать»), которое обычно ставили в конце философских рассуждений для указания на то, что исходное предположение доказано[329].

Две недели спустя Франклин опубликовал еще более едкую пародию на обращение Англии с Америкой — «Эдикт короля Пруссии». Эта плохо замаскированная мистификация представляла собой вымышленную декларацию короля Фридриха II. Поскольку германцы в давние времена создали первые поселения в Англии и впоследствии защищали эту страну в войне против Франции, то они решили, «что должны получать доходы и с британских колоний». Таким образом, Пруссия наложила пошлины в размере четырех с половиной процентов на весь британский экспорт и импорт и запретила строительство в Англии новых промышленных предприятий. В эдикте также сообщалось: уголовники, содержавшиеся в немецких тюрьмах, «будут выпущены на свободу» и отправлены в Англию для «повышения заселяемости этой страны». Чтобы кто-нибудь по глупости не пропустил самую суть эдикта, в нем пояснялось: в Англии все эти меры должны считаться «справедливыми и разумными», потому что они «скопированы» с правил, установленных британским парламентом для американских колоний[330].

В момент выхода «Эдикта» в свет Франклин гостил в загородном поместье лорда Ле Деспенсера, который как генеральный почтмейстер Великобритании был боссом Франклина и затем стал его другом. Ле Деспенсер был, по словам Ван Дорена, «известным греховодником», восстановившим старое аббатство, где собирал распутных друзей, чтобы устраивать там богохульные церемонии и настоящие оргии (так гласила молва). Они подружились в 1772 году, когда Ле Деспенсер стал вести себя чуть более прилично, и Франклин помог ему составить упрощенную деистическую версию «Книги общей молитвы». (В реформистском порыве Франклин написал также сжатую версию «Отче наш».) Франклин разговаривал за завтраком с Ле Деспенсером и другими его знакомыми в столовой, когда один из гостей «вбежал, задыхаясь», с утренними газетами в руках и заявил: «Король Пруссии заявляет права на наше королевство!» Пока текст читали вслух, Франклин притворялся непричастным.

«Да будет проклято его неблагоразумие», — воскликнул один из гостей. Но чтение приближалось к концу, и другой гость заподозрил мистификацию. «Провалиться мне на этом месте, если это не одна из ваших американских шуток в наш адрес», — сказал он Франклину. Чтение, отметил Франклин, «закончилось дружным смехом и общим признанием того, что это отличный удар».

В письме к Уильяму Франклин откровенно гордился произведенным эффектом. Сам он предпочитал «Правила» из-за «многообразия поднятых вопросов и юмористических концовок в каждом из абзацев». Другим больше нравился «Эдикт». Он похвалялся: «Меня никто не заподозрил в авторстве, кроме одного или двух друзей, и я слышал, как вторая пародия [„Эдикт“] превозносилась до небес как самый острый и сильный памфлет, появившийся за последнее время».

Однако не все его письмо оказалось веселым. Трещина между становившимся все более радикальным дипломатическим агентом и королевским губернатором, имевшим друзей в высшем классе и соответствующие амбиции, постепенно и неуклонно расширялась. «Парламент не имеет права принимать законы, налагающие любые ограничения на колонии, — утверждал Франклин. — Я знаю, что твое мнение по этим вопросам отличается от моего. Ты абсолютно государственный человек»[331].