5. Вольфила. Иванов-Разумник[416]

С Ивановым-Разумником я познакомилась в Вольфиле на Фонтанке, 50, на углу Графского переулка. Привела меня туда Шурочка Векслер[417]. В Вольфиле выступала наиболее интеллектуальная часть тогдашней петроградской интеллигенции. Ошибочно думать, что все члены Вольного философского общества были тогда настроены реакционно и находились в оппозиции к советской власти. Кроме людей, считавших себя носителями мировой культуры и активно воюющих против нового строя, там бывали молодые писатели, прошедшие школу войны и невольно или с полным сознанием принявшие все завоевания Октября, готовые не только мириться, но и оправдывать то, что казалось возмутительным их старшим товарищам по Вольфиле.

Кроме того, Вольфила не была определенной организационной формой. Привлеченные именем авторов докладов или участников дискуссий, или фамилиями писателей, значившихся в списке участников ближайшей субботы (а может быть, это была пятница или даже вторник?), сюда приходили пешком с Петроградской стороны или Васильевского острова или из-за Невской заставы (трамваи тогда не ходили или ходили только до четырех часов) учащиеся, поэты, художники, еще не демобилизовавшиеся из Красной армии. Здесь говорили обо всем и все пытались понять и объяснить, принять или осудить бесповоротно. Стремление говорить, высказать свою мысль и узнать чужую было в те первые послеоктябрьские годы более настоятельным, чем желание насытиться, набить чем-нибудь желудок. В Вольфиле не кормили. Был чай без сахара, с одной монпансьешкой, где-то добытой секретарем Вольфилы Насоновым[418]. Но стаканов хватало только на стол президиума и для сидевших вблизи него. Женщины — поэты, писательницы, переводчицы — быстро мыли эти стаканы на маленькой кухне, по соседству с залом заседаний. Помещение Вольфилы, собственно, представляло собой, вероятно, часть буржуазной квартиры — не очень больших размеров зал в четыре окна с прилегающими двумя комнатами передней и кухонькой. Выхлопотал это помещение все тот же Насонов в Однаробразе (так назывался тогда Отдел народного образования). В зале стоял длинный стол для президиума и большой хороший рояль, много стульев и скамеек — в беспорядке, неаккуратными рядами. Из зала вела дверь в комнату президиума (или совета?) Вольфилы, куда входили только посвященные или докладчики перед выступлением. Но в большие дни двери в эту комнату были распахнуты и заполнены жаждущими услышать и познать, и так же была переполнена ведущая в зал заседаний полутемная приемная, из которой другая дверь вела в коридорчик на пути к небольшой «людской» и кухоньке. В кухоньке стоял самовар, а в «людской» на узенькой койке обычно ночевал Насонов.

В зале Вольфилы происходили собрания петербургского Союза писателей, председателем которого был Федор Сологуб, а секретарем известная переводчица сказок Андерсена и пьес Ибсена Анна Васильевна Ганзен.

Иванов-Разумник, лохматый, с толстыми стеклами очков на, видимо, очень близоруких глазах, в потертом пиджачке, а чаще всего в пальто, наброшенном на худые плечи, был одной из центральных фигур этого форума 1919 года. Шура познакомила меня с ним, он своей сухой и горячей рукой пожал мне руку и сказал: «Я знаю ваши стихи. Очень хорошо, что приходят молодые»[419].

Какие были доклады, я не помню — все это в моей памяти окутано густым туманом. Помню только пылкие, резкие выступления Иванова-Разумника, в частности, против «Двенадцати» Блока[420], но мы, молодежь, посещавшая Вольфилу, встретили это выступление в штыки. Даже Шура Векслер, поклонница всех идеалистических теорий, признавала стихи Блока замечательными. Позднее текст выступления Иванова-Разумника где-то был напечатан[421], чуть ли не в «Записках Дома литераторов»[422], но в этом я не уверена. Помню, что в том же Доме литераторов, где заведующим был старый журналист Харитон (это не имя, а фамилия), Любовь Дмитриевна Блок, по сцене Басаргина, читала «Двенадцать» Блока[423]: зал разделился, одни возмущались и говорили: «Это черт знает что!», а другие восторженно рукоплескали. Иванов-Разумник считал эту поэму «роковой для Блока», который будто бы порвал навсегда со всем своим прошлым. Ходили тогда же слухи, что Мережковский и Философов порвали с Блоком, как и Чулков, который, впрочем, вскоре помирился с ним.

Иванов-Разумник принимал участие во всех заседаниях Союза писателей. В том же году в Вольфиле или Союзе писателей состоялся вечер, посвященный Андрею Белому[424], и Александра Лазаревна Векслер прочла свой доклад о «Серебряном голубе» и о «Петербурге»[425].