14.

14.

Приятный сюрприз: Кармазь сообщил нам, что в Водоканале есть генеральный план Червоноказачинска и что мы можем там с ним ознакомиться — он уже договорился. Мы догадывались, что там, конечно, не весь генплан, а только схемы водоснабжения и канализации, но они обычно выполняются на копиях генплана — значит, получим представление и о нем. Огромные, наклеенные на полотно светокопии ни на каком столе не поместятся. Хорошо бы их повесить на стене, но для этого пришлось бы вбивать гвозди. Просить об этом мы не стали и раскатали одну из них на полу.

Основная идея генерального плана проста и эффектна: Успеновка застраивается как центральный жилой район и благодаря этому объединяются в единый город его разрозненные части от Соцгорода до старого города. Главная улица проходит через эти районы, включая в себя главную улицу старого города и проспект Ленина в Соцгороде, и ее соединяют с Днепром ряд широких бульваров и зеленые массивы. Мы, обрадованные, показывали друг другу интересные решения, пока не присмотрелись к розе ветров, и оказалось, что господствующие ветры дуют от металлургических заводов на жилые районы. Досматривали генплан с сильно испорченным настроением. Досмотрев, стали знакомиться со схемами водоснабжения и канализации. С водоснабжением разобрались сами. Начальник отдела канализации захотел ознакомить нас со своим хозяйством и опустился на колени на разложенную схему. Когда он заговорил, мы поняли, что он — под мухой. Так и оказалось: потянувшись показать одну из станций перекачки, он свалился и сразу заснул. Противно и смешно было видеть гриф «Секретно» рядом с тем местом начальника, откуда растут ноги. Вот тебе твоя техническая интеллигенция! — подумал я с досадой.

— Да-а... — сказал Кудсяров. — Это уже такая провинция, что, как говорится, дальше и ехать некуда.

Потом мы сидели в сквере против дома с Меркурием. Я удивлялся, как это Гипроград запроектировал город с таким огромным недостатком.

— Я не обратил внимания на дату выпуска проекта, — сказал Андрей Дмитриевич. — А вы ее не заметили?

— И я не посмотрел.

— Вы, кажется, в студенческие годы видели этот проект еще в Гипрограде?

— Да, проект готовился к выпуску. Мне хорошо запомнилась огромная перспектива центра на Успеновской горе, выполненная выпускником нашего института.

— А когда это было?

— В зиму с сорокового на сорок первый год.

— Значит, когда разрабатывался генплан, заводы были построены, и Гипроград винить не приходится: там уже ничего не могли изменить.

— Может быть, могли иначе запроектировать город.

— Сейчас об этом трудно судить. Давайте подумаем, что нам теперь делать.

Мы решили сначала выяснить задымлялись ли и если задымлялись, то как сильно, жилые районы. Заводы от них далеко, и, может быть, наши опасения напрасны. Но если жилые районы задымлялись сильно, а заводы разрушены, наш долг добиться, чтобы эти заводы не восстанавливать, а строить на другой площадке. Нас призывают сделать города более здоровыми, чем они были до войны — этим мы и займемся в первую очередь. И сами посмотрим, как разрушены заводы.

В Водоканале схемы водоснабжения и канализации — в одном экземпляре.

— Придется снять копию, — говорит Андрей Дмитриевич. — Вопрос в том, где достать кальку.

— Не надо доставать кальку и не надо копировать, — говорю я. — Генплан огромный, громоздкий, для повседневной работы не годится.

— Ничего другого нет.

— Сделаем. Срисуем с уменьшением масштаба вдвое. Было бы на что. Достать бы полуватман.

— Срисуем? Вы представляете, какая это работа? И неизбежны если не ошибки, то неточности.

— Почему? Срисуем по сетке.

— А, по сетке! Хорошая мысль. Вот только сетку придется нанести на одну из схем Водоканала. Ничего, легонько нанесем карандашом, а потом сотрем. Договоримся. Возьметесь?

— Возьмусь. Вот только что срисовывать с подосновы? Если каждый домик, то эта египетская работа займет много времени.

Условились срисовать рельеф, — это главное, — улицы, дороги, зеленые массивы, высоковольтные линии и все, что там будет, кроме домов.

В типографии газеты «Червоноказачинская правда» Кудсяров через облисполком разжился газетной бумагой — лучшей достать не удалось. Газетной бумаги было больше, чем достаточно, и я в Водоканале, постелив ее на полу, лежа срисовывал генплан. На другой день пришел Андрей Дмитриевич, улегся рядом, стал срисовывать генплан с другого конца и рассказывать о своих расспросах — задымлялись ли жилые районы. Кармазь сказал, что он живет в своем доме в Ласкавой балке, по ней изредка тянуло дымком, до старого города дым не доходил. Успеновка иногда задымлялась то в одном месте, то в другом, а больше всего задымлялся Пятый поселок, то есть Соцгород. Примерно то же говорили и другие.

Когда я принес уменьшенную копию генплана, Андрей Дмитриевич собрался с ней в типографию: он договорился, что нашу копию наклеят на картон и сделают ее складной. Я запротестовал:

— Газетная бумага быстро сотрется, и от генплана ничего не останется, а если в типографии найдется светлый картон, то я лучше прямо на него нанесу генплан — это много времени не займет.

Кармазь подошел к нам и взглянул на генплан.

— Так он у вас совсем небольшой. На такой размер у меня найдется хорошая чертежная бумага, — сказал он, вышел и принес нам два листа полуватмана.

Через день, вернувшись из типографии с аккуратно сделанной складной папкой, Андрей Дмитриевич сказал:

— Теперь хоть по Червоноказачинску есть с чем начинать работу.

До сих пор начальство нас не трогало, а мы к нему не напрашивались. Теперь Андрей Дмитриевич позвонил заместителю председателя облисполкома Прохорову — нашему шефу, и мы пошли к нему, захватив генплан. Представив меня, Андрей Дмитриевич вкратце рассказал о задачах нашего отдела, а я вынул из кармана и протянул Прохорову немного потрепанную вырезку из газеты с письмом Калинина. Прохоров извинился, прочел письмо и попросил разрешения оставить его на время у себя, чтобы перепечатать.

— Ознакомиться с ним кое-кому никак не помешает.

Потом Андрей Дмитриевич раскрыл на столе Прохорова генеральный план Червоноказачинска. Генпланом Прохоров заинтересовался, задавал вопросы — возможно, он раньше генплан не видел, возможно, — был здесь, как и мы, человеком новым. Не на все вопросы мы смогли ответить, а это вызывало новые вопросы, но уже не по генплану, а по нашей работе, в том числе и такой: с чего мы собираемся начать свою работу?

— С тщательного ознакомления с Червоноказачинском и другими городами области, — ответил Кудсяров.

Когда мы вышли, я сказал Кудсярову, что все время ждал — скажет ли он о том, что, может быть, придется переносить металлургические заводы.

— А вы сказали бы?

— Нет. Мы еще не готовы к постановке этого вопроса и не знаем, что собой представляет Прохоров.

— Правильно. Без хорошей артиллерийской подготовки в атаку не ходят. Да и атаковать, наверное, придется кого-то повыше Прохорова. А пока давайте сами познакомимся с разрушенными заводами.

Километр за километром — взорванные корпуса и непонятные сооружения, закопченые стены сожженных зданий, обрывки трубопровода на кое-где уцелевших опорах, бесчисленные проемы в шлакоблочных оградах, ржавеющие рельсовые пути, кучи мусора, вспучивающие и ломающие асфальт... Чтобы больше увидать, отклоняемся то в одну, то в другую сторону. Идем час, другой, и нет конца этому хаосу, над которым кое-где возвышаются уцелевшие заводские трубы.

Идем вдоль очень длинного и высокого взорванного корпуса. Его серая стена не рухнула, но покорежена и какая-то волнистая. Когда на ней двигаются тени качающихся деревьев, кажется, что это дышит какое-то притаившееся доисторическое чудовище и что оно вот-вот куда-то ринется. Из-за его угла появляются и идут нам навстречу двое с ружьями. И мы, и они, поравнявшись, остановились и поздоровались. Один из них — старик, другой – примерно, ровесник Кудсярова.

— Интересно, что здесь можно охранять? — спросил я. Они переглянулись и засмеялись:

— Ха-ха-ха-ха! — хохотал тот, что моложе. — Лисиц охранять. Мы здесь на лисиц охотимся. Только сейчас я заметил, что ружья у них охотничьи.

— А разве можно в мае охотиться?

— Вiйна, скiльки людей гине, а ви за лисиць, — сказал старик.

— В другом месте я бы не охотился, — сказал тот, что помоложе, — а здесь... — Он повел рукой кругом. — Вот начнут скоро все это восстанавливать — что от лисиц останется? А вы на Пятнадцатый?

— А что это за Пятнадцатый? — спросил я.

— Поселок такой за заводом. А, значит, вы не местные?

— Теперь уже местные, — ответил Андрей Дмитриевич.

— Не завод будете восстанавливать?

— Город.

— Завод что-то не хочется восстанавливать, — сказал я.

— Почему это?

— Заводы задымляют город. Людей жалко.

— Ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха! Нашли причину. Ну, насмешили! Да кто же в городе будет жить, если заводы не восстанавливать?

— Снова тишина, слышим, как в Соцгороде, только шум листвы и наши гулкие шаги. Изредка перебрасываемся короткими фразами и почему-то тихо, будто боимся кого-то спугнуть или разбудить. Неуютно. Какая-то скованность. Руины до конца не прошли и вышли за их пределы в сторону, противоположную городу. Вдоль бесконечной, унылой шлакоблочной ограды — булыжное шоссе, за ним — огромная балка, поворачивающая к Днепру. За балкой степь, поднимающаяся в гору. Портативный генплан помогает ориентироваться: эта степь большой и высокий куполообразный полуостров, вдающийся в Днепр, а устье балки является заливом. Другой залив, окаймляющий полуостров, не виден. В балке — отвалы шлака. Железнодорожные пути к ним в нескольких местах пересекают шоссе, и возле путей ржавеют опрокинутые вагоны, — не знаю, как они называются, — в которых возят жидкий шлак. Рядом с темно-серыми отвалами контрастно белеют две группы бараков без единого деревца возле них. В окнах видны занавески — значит, там живут. А как там жить, если ветер поднимает и крутит шлаковую пыль? Понятно: сначала построили бараки, потом устроили отвалы, и они приблизились к порогам этих жилищ.

Продолжаем путь вдоль шоссе в том же направлении, в котором шли по территории заводов. Верховье балки еще не засыпано шлаком, а за балкой — бараки. Шоссе поворачивает влево, а за ним поворачивают и разрушенные заводы. Туда мы уже не заглядываем — знаем, что ничего нового не увидим. В последние годы нас приучили к типовому строительству, в войну шло типовое разрушение: отступая, мы взрывали, немцы — жгли. Слева от шоссе метрах в ста — полоса посадок, за ней — кварталы, застроенные бараками — это и есть Пятнадцатый поселок. Мы еще раз поворачиваем налево и в направлении обратном тому, которым шли вдоль заводов, мимо недостроенного Новопятнадцатого поселка постепенно поднимаемся на вершину полуострова. Виден на берегу залива тонущий в садах хутор Лихий, далеко за ним — Соцгород, а между ними — небольшие разрушенные предприятия и сплошь бараки среди деревьев. В противоположной стороне за невидимым заливом — снова полуостров с разрушенным заводом на его вершине, а дальше, — по генплану, — еще полуостров с городскими водозаборными сооружениями.

Возвращаемся сквозь кварталы Пятнадцатого поселка и изнутри видим их быт. По периметру квартала — бараки, а внутри — ряды сараев, уборные с выгребами, мусорные ящики, печки под навесами, белье на веревках, взрослые деревья, редкие группы кустарников, и нигде — ни травы, ни цветов, и повсюду — дети.

Вернулись на шоссе, тянущееся вдоль шлакоблочных оград. Снова, но уже в другом месте, по асфальтированному шоссе углубляемся в эту огромную промышленную площадку, пересекаем ее и выходим на другую, обращенную к городу, сторону. Здесь — сожженные административные здания, здесь начинается асфальтовое шоссе и трамвайные пути, идущие вдоль заводов к жилым районам. За путями — железная дорога с платформой для останавливающихся рабочих поездов, за ней направо — снова большие барачные поселки и какие-то маленькие разрушенные предприятия. Налево — параллельно железной дороге – тянется поселок индивидуальных жилых домов. На склоне балки три-четыре очень длинных улицы, — одна ниже другой, — соединены короткими крутыми переулками, ведущими в степь. На улицах и переулках — трава, множество одуванчиков, деревья вдоль оград, свисающие через ограды ветки с еще зелеными плодами, козы, привязанные к заборам и кольям, вбитым в землю, и единственные приметы цивилизации в наших поселках и на городских окраинах — водоразборные колонки и столбы с проводами. Поселок тянется долго и заканчивается у железнодорожной станции с множеством пустынных путей и невзрачными постройками. По генплану города и, наверное, фактически, это — грузовая станция, обслуживающая металлургические заводы. По другую сторону железной дороги все еще тянется панорама изувеченных заводов, и она не заканчивается, как поселок, у станции, а продолжает тянуться неизвестно сколько. Мы чувствуем, что с нас хватит, — во всяком случае — на сегодня, — зрелищ этих разрушений и решаем возвращаться домой. Пройдя назад почти весь поселок, мы в его начале увидели вместо поперечного переулка широкую улицу, тут же переходящую в прямую, как линейка, полевую дорогу, теряющуюся за горизонтом. Оказалось, что по генплану это — будущая транспортная магистраль, проходящая и вдоль разрушенного моторостроительного завода, в районе которого мы живем. Она намного сокращала нам путь, и мы устремились по ней в надежде, что, может быть, успеем к ужину в столовой облисполкома.