7.

7.

Этой осенью Лиза, Сережа и я поехали на Благбаз, — так уже давно называли Благовещенский базар, — а оттуда они вернулись на трамвае, а я — на подводе с картошкой. Картошки было так много, что рассыпали ее сушить по частям. У Сережи было заметно хорошее настроение, и за обедом он сказал:

— Картошки хватит до нового урожая, кролики есть — год как-нибудь проживем.

— Все надоедает, если часто есть, — сказала Лиза, а вот картошка, сколько не ешь, не надоедает.

— I хлiб, — сказала бабуся.

— За хлiб я вже й не кажу, тiльки його мало.

Той же осенью, но позднее, а может быть и зимой, из Ленинграда в Харьков переехали Евгения Николаевна Торонько с мужем. Близилось окончание строительства тракторного завода, и Василий Гаврилович занял на нем большой пост, не помню какой, но не удивлюсь, если даже и главного инженера. Днем — на работе, вечером — в техникуме, в выходные — много дел, не всегда и вырвешься погулять с друзьями, и я давно не был у Кропилиных, Торонько все еще не видел, да и не скучал по ним. Но однажды папа сказал, что Торонько получили квартиру и, страхуясь от уплотнения, просят, чтобы я у них прописался и ночевал. Мне не хотелось, к тому же стало досадно: вспомнили, когда понадобился. Юровские и Галя, как всегда, когда речь шла об интересах Аржанковых или Кропилиных, помалкивали, а папа сказал:

— Если можешь помочь людям — надо помочь.

Эта фраза, похожая на афоризм, произвела на меня сильное впечатление, а тут еще и бабуся поддержала папу, и я согласился.

В то время в Харькове надстраивали много домов, иногда несколько соседних одно– и двухэтажных объединяли в один большой. В таком угловом трехэтажном доме, одно крыло которого выходило на улицу Дзержинского, Торонько получили трехкомнатную квартиру. Они жили вдвоем, если не считать приходящей домработницы. И снова у них, как в Сулине: очень чисто, очень тихо и очень скучно, но условия для занятий не сравнишь с домашними: вечно у нас — толчея и шум. Вот бы Изъяну воспользоваться такими условиями! Они жили в небольшой комнате вчетвером — отец, мать, старшая сестра-студентка, в этой же комнате и стряпали. Но меня предупредили: никого не приглашать. Скуку скрадывала хорошая библиотека — зачитывался допоздна и впервые познакомился с Метерлинком и Оскаром Уайльдом, был поражен его «Трактатом в защиту лжи», и его парадокс — знаменитые лондонские туманы возникли оттого, что их выдумали писатели, – пополнил мыслью о том, что и знаменитые петербургские белые ночи возникли по той же причине. Василия Гавриловича видел лишь мельком и, кроме того, что он небольшого роста, в сером костюме и сам какой-то серый и замкнутый, ничего не запомнил, а со своей тетей не знал о чем говорить и в этом доме поневоле вел замкнутый образ жизни.

Зарплату я отдавал Лизе, но не всю: что-то оставалось мне. Шла подписка на заем, считалась она добровольной, на деле была обязательной, и об этом говорили.

— И вас подписали? — спросил Сережа.

— Подписали.

— Десять процентов?

— Десять процентов.

— Значит, теперь будешь давать на тринадцать рублей меньше.

— А чем вы их компенсируете?

— Вот так так! — сказала Галя.

— Но не проживешь же ты без денег! — ответил Сережа. — И все равно все дыры этими рублями не заткнешь. Выкрутимся.

— Ты только начал работать, — сказала Лиза. — А до этого обходились без твоего пая, так что не переживай.

— Ну что, получил? — уже после и тихонько говорит мне Галя. — Другой раз не будешь устраивать спектакли.

— Какие спектакли?

— Подумаешь, — он проживет без денег!

Ночуя у Торонько, после работы приходил домой обедать, а после обеда торопился на занятия и только по выходным помогал в домашних делах. С кроликами вместе с Сережей возился папа. Меня, конечно, спрашивали, как живется у Торонько, я сказал, что там хорошие условия для занятий, хорошая библиотека, а больше мне ничего не надо. Библиотекой заинтересовались, и я рассказал какие там книги и что я уже прочел.

— Я бы перечитала «Портрет Дориана Грея», — сказала Галя. — Нельзя ли у них попросить?

— Меня предупредили, чтобы книг я из дому не выносил. Могут и отказать, во всяком случае Женя скажет, что это книги Василия Гавриловича и надо спросить у него.

— Тогда не надо, не проси, как-нибудь обойдусь — возьму в Короленковской библиотеке.

Другой раз, в выходной, когда у нас были Майоровы, папа спросил у меня — хватает ли мне денег. Я усмехнулся и заявил:

— А разве когда-нибудь кому-нибудь денег хватало? Это вызвало общий смех.

— Какой философ! — воскликнула Галя.

— А может быть — практик? — спросил Сережа, и снова все засмеялись.

— А чем тебя там кормят? — спросила Лиза.

— Кормят хорошо. — Я стал перечислять, что я там ем.

— Даже свежую рыбу едят! — воскликнул Сережа, большой любитель рыбы.

— И еще икру — и черную, и красную.

— «Живут же люди!» — воскликнул нищий, увидев богатые похороны, — сказал Федя. Все захохотали.

— Значит, ешь то же, что и они, — сказала Нина.

— Наверное.

— Как наверное? — удивился папа. — Разве ты не с ними ешь?

— За Торонько очень рано присылают машину, и когда я встаю, они уже позавтракали. А когда я прихожу, они уже ужинали, или Торонько еще не вернулся, и Женя ждет его, чтобы вместе поужинать.

— Да... Дороговато икра обходится, — сказал Федя. Потом папа тихонько меня спрашивает:

— Ты там что-нибудь платишь?

— Нет.

— И не говорил об этом?

— Нет, неудобно.

— Неудобно, это верно. Могут обидеться. Родственники все-таки. — Папа хмурится, и мне начинает казаться, будто он жалеет о том, что я там поселился.

Не пришел преподаватель, нет последней пары, хорошая погода. Токочка, Птицоида, Пекса и я решили погулять — давно не были вместе. Зовем Изъяна.

— Я буду заниматься.

— Физикой, — говорит Пекса. — Совсем офизел, даже на лекциях занимается физикой.

— Ты лучше расскажи, как тебе на стройке работается — говорит Токочка.

— Та-а... Работа — не бей лежачего. Ничего из того, что нам преподают, и не требуется. Плохо, что все на соплях, а толковых монтеров, — всю-то я вселенную проехал, — что-то не видать, приходится и самому по столбам лазить.

Птицоида и Токочка на работу не жалуются.

— Работа однообразная? — спрашиваю я.

— Ну, нет! — говорит Птицоида. — Разные производства, разная технология, разное оборудование. Все время что-нибудь новое. Интересно.

— А я думал, что у вас группы специализируются по видам производства.

— Инженеры, может быть, и специализируются, — говорит Токочка. — А техников не хватает, и нам приходится работать то с одним, то с другим.

— А у нас одна и та же технология, одно и то же оборудование, одни и те же схемы и расчеты.

— Это скучно, — говорит Птицоида. — Ну, да сколько нам здесь работать! С гулькин нос, как говорит твоя тетушка.

— Зато у вас очень симпатичные руководители, — говорит Токочка. — И разрешают делать задания на работе.

— А я тоже делаю задания на работе, — говорит Пекса. — И никого не спрашиваю. У меня работа вроде как дежурство. Сиди и жди.

— Аварии? — спрашивает Птицоида.

— Ну, не аварии, а вроде того: обрывы, короткие замыкания. Я же говорю — все на соплях. Понемногу переделываю, так не всегда материалы есть. И никого это не интересует.

Остался один и думал: хотел бы я быть на месте Птицоида и Токочки? Работа разнообразная, значит — интересная. Ну, предположим: были бы мы на постоянной работе — добивался бы я перехода в общепромышленный отдел? Кто знает! Не надо себя обманывать: мне все равно, меня здесь больше привлекают взаимоотношения с людьми, чем работа. Ну, а что же дальше? Кончай техникум, а там посмотрим!