6.

6.

На пятом курсе — самые скучные лекции: сметное дело, организация строительства, противопожарные мероприятия... Да и читают их нудно. Аудитории полупустые, и мало кто конспектирует. Как-нибудь обойдется! Работаем над курсовым.

На отдельном листе перерисовываю виды из Полтавы, нумерую их, а на опорном плане наношу стрелки, показывающие откуда и в каком направлении видны эти пейзажи, и ставлю возле стрелок те же номера. Чепуренко говорит:

— Я вижу — вы недаром съездили в Полтаву: ее прелесть — именно в раскрывающихся далях. Идея прекрасная. Но надо не только сохранить эти виды — это что? Надо так решить генеральный план, чтобы эти виды органически вошли в него. Вам это понятно?

— Понятно.

— А как вы представляете себе решение этой задачи?

— Надо, чтобы места, откуда раскрываются эти виды, не казались бы случайными, а были бы... ну, что-то вроде кульминации.

— Верно. Но только не что-то вроде, а настоящими кульминациями. Вы с симфонической музыкой знакомы?

Митя, ты ставишь задачу как для маститого архитектора, — вдруг отозвался Турусов, — да еще знакомого с музыкальной композицией.

— Да не святые горшки лепят. Попробуете справиться?

— Попробую — уж очень интересная задача.

— И нужная. Недостатки некоторых генеральных планов, — это, Коля, я в адрес Гипрограда, — в том, что в них прекрасно решены все инженерные, сантехнические и экономические вопросы, но только не эстетические. Конечно, нельзя забывать и про эти практические дела — транспорт, санитарные разрывы, ориентация домов и прочее. Да, взвалили вы на себя работу. Ничего, справитесь. Четыре месяца — срок немалый. С чего собираетесь начать?

— Со схемы планировки, конечно.

— Ищите в ней определенную систему.

— Дмитрий Андреевич, Тбилиси очень красив, а системы никакой. Хаос.

— Тбилиси стиснут горами, не разгуляешься. И все-таки система есть. Вы заметили чем красив Тбилиси?

— Даже не знаю, но идешь по городу и ахаешь.

— Тбилиси хорош не планировкой, не застройкой, даже не природой, а сочетанием природы с застройкой, – чем не система?

— Да кто эту систему проектировал? — откликнулся Турусов.

— Пусть она сложилась стихийно, но она есть.

— Дмитрий Андреевич, а Полтава, — вот смотрите, — изрезана огромными балками, тоже не разгуляешься. Горы хоть эстетически участвуют в формирования города, а балки лишь место занимают. Какая же тут может быть система? Только сочетание застройки с далекими видами.

Чепуренко засмеялся.

— Ну, вот же вам и система, сама в руки просится. И добейтесь в планировке красивого рисунка. Красиво на бумаге — красиво и в натуре, это относится не только к проектированию зданий.

Работа пошла, быстро ли, медленно — кто знает? Чепуренко предложил продумать состав проекта и наметить сроки выполнения каждого элемента. Наметки мои он смотреть не стал, но я убедился, что времени в обрез, стал работать до позднего вечера и по воскресеньям. Так работает и большинство моих товарищей. Редко заглядываю на лекции, но когда заглядываю — задаю вопросы, чтобы преподаватели запомнили и мою физиономию: зачеты-то придется сдавать! В этой последней сессии — только зачеты, без экзаменов.

Сережа Лисиченко радиофицировал аудитории, и в тех, в которых мы работаем, если включить радио, звучит негромкая, неназойливая музыка, не только не мешающая проектированию, но сдерживающая разговоры и помогающая сосредоточиться, иногда мы слышим танцевальные мелодии, и многие, включая наших руководителей, танцуют. Но и без нашего радиоузла мы не соскучились бы. После практики и экскурсии Эраст Чхеидзе поехал домой и на занятия явился чуть ли не в середине сентября.

— Почему вы опоздали? — спрашивает его руководитель-аспирант. Чхеидзе молчит.

— Чхеидзе, почему вы опоздали? — повторяет вопрос руководитель.

Чхеидзе молчит.

— Чхеидзе, я вас спрашиваю — почему вы опоздали? Чхеидзе молчит.

— Он с Кавказа на ишаке ехал, — объясняет Женя Курченко. Под общий смех Чхеидзе поднимается и с криком «Что ты сказал?!» бросается на Курченко.

Студенты и руководители их разнимают.

— Ты все-таки извинишься за оскорбление, — говорит крепко зажатый Чхеидзе.

— Ладно, Эрик, помиримся, — говорит Женя. — Ты, наверное, привез бутылку хорошего вина? Вот после занятий и помиримся. Да отпустите вы Эрика — он уже остыл.

— Бутылку? — возмущается отпущенный на свободу Эрик. — Одну бутылку? Почему ты так плохо обо мне думаешь?

Утро. У стены два Семена, — из самих старших, — эскизируя и напевая «Калинка, калинка, калинка моя», приплясывают. Вечер. Бугровский, самодовольно ухмыляясь, исполняет в собственном переводе часто передаваемую по радио песню:

Любиме мiсто може спати спокiйно,

Бачити сни та зеленiти посерединi весни.

Иногда по вечерам в складчину покупаем легкое вино и конфеты, а наливаем вино в скрученные из полуватмана кулечки, теперь сказали бы — разового пользования. В складчине участвуют наши руководители. Сложился ритуал: когда решаем выпить, студенты, — но не студентки, — становятся в круг и играют в бутылочку — против кого остановится горлышко раскрученной бутылки, тому идти в магазин.

Когда и почему началась война между гражданцами и градачами уже не вспомнить. Паркачи держали нейтралитет. Война длилась долго и принимала неожиданные формы. Перед какой-то лекцией к нам, градачам, заходит хорошенькая Анечка. Звонок. Большинство и не заметило, как Анечка оказалась в стенном шкафу, запертая на крючок. Начинается лекция, а из шкафа доносится жалобный голосок: «Выпустите меня». Потом у нас исчезла хорошенькая Света, и гражданцы требуют за нее выкуп...

Вечер. Под тихую мелодию «Нам не страшен серый волк» кто-то напевает:

Нам не страшен сам Дегуль, сам Дегуль, сам Дегуль,

Все гражданцы — только нуль, только нуль, только нуль.

Кто-то подхватывает:

Мы гражданцев всех побьем, всех побьем, всех побьем

И спокойно спать пойдем, спать пойдем, спать пойдем.

Кто-то продолжает дальше, и так возникает наш гимн, который мы дружно исполняем, когда к нам заходит кто-нибудь из гражданцев. Наши руководители смеются чуть ли не до слез, но нас не останавливают.

— Пятый курс как с цепи сорвался, — сказал наш декан Урюпин Бугровскому.

Конечно, постоянная напряженная работа требовала разрядки, но чем объяснить бесшабашные формы, которые эта разрядка принимала? Легкомыслие? Безнаказанность? Возможно. Тогда мы об этом не задумывались. Теперь я уверен, что была еще одна причина и, возможно, главная: очень тревожная обстановка в стране и в мире. Никто не знал, что день грядущий нам готовит. В любой момент большая война, может накрыть и нас, да и без войны все больше осознаем — любая ночь может оказаться последней для тебя или твоих близких. Об этом избегаем говорить и стараемся не думать. Но живем-то мы только раз!

Приближается зимняя, — наша последняя, — сессия. Работаю над птичкой. Птичка — это вид с птичьего полета, в моем случае — на часть Полтавы с ее центром. Рядом садится Чепуренко, и я отодвигаюсь, чтобы дать ему возможность рассмотреть мою птичку.

— Идея застройки центра пояснений не требует. Ну что ж, может быть и такая, возражений нет, — говорит Чепуренко. — Парк на круглой площади сохраняете?

— Чесались руки восстановить задуманную партерную зелень. Да жалко рубить такие деревья.

— Правильно. И еще учтите: Полтава — не Северная Пальмира, и такой огромный солнцепек здесь неуместен, нужна тень. Ошибка архитектора, привыкшего работать на севере... Вы что же, сносите четырехэтажный дом на площади?

— Но не оставлять же его! Он портит такой ансамбль!

— Коли бы вместо парка был партер, этот дом вряд ли решились бы построить. А так, когда ансамбль в целом не виден, это не так страшно. Но все равно — варварство. Хорошо, сносите. Дожить бы до того времени, когда так можно будет решать и в реальном проектировании.

— А мой проект нереальный?

— Сегодня — нет, так же, как и у большинства ваших товарищей. Но это не страшно. Важно научиться правильно работать, а уступки, ухудшающие проект, — этому вас жизнь сама научит... Выходит, вам остается кончить птичку, и можно красить. Не торопитесь, не успеете к первой выставке — не страшно, главное — не запороть хороший проект.

Пять девушек подружились на годичных курсах подготовки в наш институт. Обучение на разных отделениях их дружбу не ослабило. Это маленькое замкнутое, ни разу не пополнявшееся общество держалось особняком, и я, и многие другие соученики и соученицы до последнего времени как бы и не учились вместе с ним — казалось, нас ничего не объединяет. Во время экскурсии в Ленинград Саша Горохина из этой компании сблизилась с Жирафом, а может быть сближение тогда только и было замечено, но о себе могу сказать: с Марийкой Стежок из той же компании мы сблизились во время подготовки к зимней сессии. Самая красивая из этих девушек вышла замуж и после четвертого курса оставила институт, самой интересной и эффектной была Саша Горохина, самой милой и симпатичной, во всяком случае по мне, — Марийка Стежок. И почему-то она казалась незащищенной. Из этой компании на градостроительном отделении училась только Марийка.

Доски и подрамники законченных проектов заклеивают калькой, чтобы их случайно не запачкать. Мы видим как Однороб заклеивает перспективу центральной площади городка, который он проектировал. Посреди площади — клумба, а на ней памятник-постамент и чья-то фигура: по идее здесь должен быть памятник, а кому — дело десятое. Марийка и я к первой выставке не успеваем. Когда кому-нибудь из нас удается разжиться конспектом лекций, мы готовимся к зачету. Долго не удается достать конспект по противопожарным делам, наконец, однокурсница обещает Марийке свой, но только на время выставки проектов. Проекты уже выставляют, а напротив, в пустой аудитории Марийка и я засели за конспект. Вдруг доносятся восторженный рев и хохот, потом выбегает соученица и кричит:

— Да вы хоть проект Однороба посмотрите! Скорей, скорей, а то вот-вот явится комиссия!

Она ведет нас к проекту Однороба, там — не протолпиться. В центре площади на постаменте вместо неопределенной фигуры — сам Однороб, потрясающий кулаками и топающий ногами. Но надо возвращаться к конспекту. Вскоре мы в нем прочли: брат Мауэр. Это же вместо брандмауэра! Ничуть не хуже кумпола пантсона и муравчиков. На пятом курсе!! Що ж воно далi буде? — воскликнула Марийка.

Окончилась выставка и стало известно, что вторая назначена не после каникул, как чаще всего бывало, а в их середине. Марийка на каникулы всегда уезжала в Сумскую область, к отцу или сестрам. Сейчас ей еще больше хочется к ним съездить, потому что мы решили пожениться. Она просит меня выставить и защитить ее проект. И она в группе Чепуренко, и проект ее я знаю, и защитить его не трудно, но мы не можем припомнить ни одного случая такой защиты, и это нас смущает. Решаем — будь, что будет! Не исключат же Марийку из-за одного хвоста — на худой конец как-нибудь защитит после каникул.