15.

15.

Пусто и тихо в коридоре гостиницы. Постучал в дверь, подождал. Постучал сильнее, подождал. Стал дубасить кулаком. Открылась дверь соседнего номера, и пожилой мужчина, стоя на пороге, сказал:

— Чего вы ломитесь? Раз не открывают, значит никого нет.

Он продолжал стоять, держась за ручку двери. Я направился к лифту. Он вошел в номер, закрыв за собой дверь. Я остановился. Ждать в коридоре? Прийти позже? Уйти? Вспомнилось: «Мы вас будем ждать»… «Не опаздывайте». У, гады!.. Постучу-ка еще. Подходя к двери, увидел звонок. Он был меньше обычного, утоплен в выступающую дверную раму и того же светло-коричневого цвета, включая кнопку. Его не сразу заметишь. Подошел к соседним дверям справа и слева — никаких звонков, протянул руку к звонку, но опустил: я не обязан замечать такие звонки. Стал грохать кулаком и ногой. Сейчас опять выйдет сосед. Открылась дверь, в которую я ломился, на ее пороге стоял один из тех... Тот, который направил свет мне в глаза.

— Вы что, звонка не видели?

— А где звонок? Он посмотрел по сторонам, потом пальцем показал на звонок и сказал :

Надо быть внимательным. Проходите. Тамбур, вторая дверь. Он шел за мной и запирал двери — одну и другую. За тамбуром почти пустая комната, всего лишь несколько стульев и вешалка, — и дверь налево. Он предложил мне раздеться. Во второй комнате у окна — письменный стол с телефоном, и за столом спиной к окну сидит тот, который в Гипрограде вел со мной разговор, а вчера мне звонил. Раз он сидит во главе стола, значит он здесь главный. Другой сел в торце стола.

— Садитесь.

Предназначенный мне стул стоит у края длинной стороны стола, боком к нему, и я сижу боком к главному и лицом к другому. Вот теперь я их хорошо рассмотрел. Одинаково одеты: синие с фиолетовым оттенком шевиотовые, — или габардиновые? — костюмы. Вместо гороховых пальто? Сидящий напротив отставил ногу в коричневом ботинке. Опускаю глаза: такие же ботинки торчат из-под стола. Через много лет в кинокомедии «Римские каникулы» увижу, как по трапу самолета спускается вереница одинаково одетых детективов и вспоминаю эту пару. Только галстуки у этой пары разные. Тоже интеллигенты! Тщательно причесаны. У сидящего в торце стола вьющиеся волосы. Да нет, это же завивка! Невольно посмотрел на губы: нет, не накрашены. Сидящему во главе стола лет тридцать пять — сорок, лицо его в каких-то мелких бугорках. Другому — меньше тридцати, может быть и мой ровесник. Лицо чистое, с легким румянцем, парень рослый, крепкий и, наверное, очень сильный. Удивили их глаза: без всякого выражения, какие-то мертвые глаза. Говорят ровно, однотонно, не повышая и не понижая голоса, похоже на то, как теперь по радио имитируют голос робота. Какая-то новая порода... людей? Не, гадов: ничего человеческого в них не видно. Говорил со мной, как и прошлый раз, старший, младший, показывая красивые зубы, открывал рот раза два-три, не больше. Он, по-видимому, помощник, и очень возможно, основное его назначение — физические методы воздействия.

— Чего это у вас в институте столько разговоров о вашем вызове в Гипроград?

— Да ведь объявили об этом во всеуслышание.

— А что тут такого, чтобы об этом разговаривать?

— Я относил туда в архив съемку Крюкова. В архив и вызвали. А значит, чего меня туда вызывают? Не могут найти съемку. Наверное, так подумали. Да и я так подумал — другой причины для вызова не было, Ну, не могут найти съемку. Ну, за пропажу съемки кто-то ответит. А другим что об этом разговаривать? Они же не относили, с них и спроса нет.

Неужели он удивляется искренне? Неужели обыкновенные нормальные чувства могут так атрофироваться?

— А разве за товарищей не переживают?

— Ну и что же вы сказали о своем вызове?

Вот паразит: ведь уже обо всем осведомлен, зачем же спрашивать?

— Сказал, что съемка нашлась, только ее долго искали. А что, я неправильно сказал? Надо было объяснить как-то иначе?

— Да нет, ответили правильно. Так и надо было ответить.

— А съемка, конечно, и не пропадала?

— Откуда нам знать? Спросите в архиве. — Молодой при этом усмехнулся. — С Новиковым познакомились?

— Нет. Я болел. Вы же знаете об этом. Но если бы и не болел, все равно бы не познакомился.

— Почему?

— Не знаю как это сделать.

— Опять вы за свое?

— Да не за свое, а за наше общее. Подождите! Выслушайте. У вас в вашей работе — опыт, у меня — никакого, и я боюсь каким-нибудь опрометчивым шагом все испортить. Мне надо с вами посоветоваться.

— Ну, я слушаю.

— Проще всего познакомиться через Мукомолова. Вот я и думаю: а не рискнуть ли мне просто попросить его познакомить меня с Новиковым?

— А в чем вы видите риск?

— Риск в том, что Мукомолов может ответить: «Откуда ты его знаешь?» Я, конечно, скажу: «От тебя». А он: «Ничего подобного. Я тебе о нем никогда ничего не рассказывал». Ну и все — путь к знакомству закрыт.

— Вы с Мукомоловым сколько знакомы? И дружны. И за все это время он ни разу не упомянул о Новикове?

— Ручаться за то, что не упомянул, я не могу, но не помню такого случая — вот в чем дело. Постойте, постойте!.. За все время нашего знакомства он вообще ни разу не говорил ни о каких своих друзьях, за исключением тех, с которыми мы учились. Так что риск, конечно, есть.

Этот тип молчал, смотрел на меня в упор, и в его мертвых глазах вдруг вроде бы промелькнуло что-то похожее на раздражение или злость.

— Это все?

— Нет, не все. Предположим, Мукомолов мне когда-нибудь и сказал что-либо о Новикове. Ну, так он скажет теперь: «Чего это тебе вдруг приспичило знакомиться?» Или: «Нашел время знакомиться!» И будет тянуть до защиты диплома.

Тип молчал.

— Мне нужен ваш совет: просить Мукомолова, чтобы он познакомил меня с Новиковым, или нет?

— Нет. Не просите. И, вообще, о Новикове не заговаривайте. Ищите другие пути для знакомства.

— Но какие у меня могут быть другие пути?

— При желании найдете. Было бы желание.

— Да как найти? Я его никогда не видел, не знаю где он учится... Или он работает?.. Не знаю, где он живет. Даже не знаю его отчества и года рождения, чтобы обратиться в адресное бюро.

— А вы что, — пойдете к нему домой?

— Я еще не знаю куда пойду — домой, туда, где он учится или работает, но ведь пути к нему придется искать.

— А у Мукомолова вы бываете?

— Бывал.

— Что значит — бывал? Вы что, — поссорились?

Ну, и индюк же я: с самого начала надо было сказать, что мы поссорились, и Мукомолов со мной не разговаривает. Спокойно, спокойно: его агенты сообщили бы, что на перекурах мы друг с другом мирно беседуем.

— Нет, мы не ссорились. У Мукомолова я бывал, когда мы вместе готовились к экзаменам.

— И только? Друзья, а бывали друг у друга только по делу?

— Я вам говорю правду. Какая надобность нам бывать друг у друга, когда мы видимся каждый день в институте? А Мукомолов у меня, вообще, ни разу не был.

— Вот теперь и ищите надобность бывать у Мукомолова. Понятно?

— Понятно-то понятно, да мы оба с утра до вечера в институте, включая выходные. Когда же я буду к нему ходить?

— Горелов, опять увиливаете?

— Да не увиливаю я! Я обрисовал вам обстановку и спрашиваю: когда я смогу к нему пойти? А вы — «Увиливаете»... Не скажешь же ему: иди домой — я к тебе в гости приду.

— Увиливаете. Если б не увиливали, сами бы сообразили когда к нему пойти. Да не делайте такие глаза — я не предлагаю ходить к нему по ночам. И вы и он в институте с утра до позднего вечера? Каждый день? И никто никогда не приходит позже и не уходит раньше? И не болеет? А может быть и просто пропускает целый день? — Он помолчал. — Отвечайте, я вас спрашиваю.

— Ну, бывают изредка такие случаи.

— Вот и надо не пропускать такие случаи. А что касается поводов для посещения — меня не спрашивайте, тут вам видней: общие интересы, общая литература, желание что-то обсудить в спокойной обстановке, да мало ли что! Вопросы есть? — как спрашивают на ваших лекциях.

— Вопросов нет. Есть сомнение.

— Сомнение? Ну, давайте сомнение.

— Только не думайте, что я увиливаю. Может быть не все понимаю, так я вам уже говорил — нет опыта…

— Ладно, ладно... В чем сомнение?

— Все заняты под завязку, никто ни к кому в гости не ходит, а я вдруг повадился. Это и странно и даже подозрительно.

— Почему подозрительно? Не будете упоминать о Новикове, и ничего нет подозрительного. А то что странно… Это не страшно. Да и странно ли? Человек устал, рад отвлечься и поболтать с другом. Что тут странного? Вот так и действуйте, Горелов.

— Хорошо. Но вы мне можете сказать: Новиков — студент?

— Почему вы спрашиваете?

— Если он работает, смогу его застать только вечером и в выходные. Если работает посменно — черт знает когда его можно застать. Если студент — можно застать днем.

— Студент.

— А на каком курсе?

— На пятом.

— А! — Я даже махнул рукой. — Так ведь он тоже увяз в дипломном проекте и никуда не ходит.

— Ошибаетесь. У Мукомолова он бывает. По-соседски.

— Он сосед?

— Ну, не сосед, но живет близко. Вместе ходили в школу, в профшколу, в техникум — старые друзья. Конечно, застать Новикова у Мукомолова — дело случая. На это потребуется время. Время мы вам даем, но вы его даром не теряйте. Пока все. Со временем позвоним.

Возвращался с противоречивыми чувствами. Нельзя просить Мукомолова, чтобы он познакомил с Новиковым, — это хорошо: поверили, что я о нем ничего не знаю, на худой конец, — допускают такую возможность. Да нет, поверили — нутром чувствую. Ходить к Мукомолову? Я с ним договорюсь, и это им ничего не даст: Новикова я не увижу. А можно и не ходить, а договориться, будто хожу, только надо придумать конкретные случаи. Нет, рискованно: могут узнать, что я никуда не отлучаюсь. Черт с ними, придется отлучаться. Жаль только тратить на это время. Время... Время... Вот что скверно: то, что они дают мне время. Сколько же это время будет тянуться?.. Но как я им врал! Врал удачно. Вспомнив об этом, чуть не засмеялся от удовольствия. Значит, бывает ложь нужная, полезная, даже приятная. Все это так, но если спросит меня Марийка, где я был, что я ей скажу? И заболеть от такой лжи недолго.