25.

25.

Новые специальные предметы. Новое, большое и светлое здание мастерских в получасе ходьбы от профшколы. И снова, чтобы заставить себя заниматься этими предметами и работать в мастерских, приходится преодолевать внутреннее сопротивление.

Во всем Союзе, во всех учебных заведениях — реформа учебного процесса: бригадный метод обучения. Мы разбиты на бригады, и считается, что готовимся к лекциям или зачетам и выполняем задания бригадой. Задавать вопросы можно только бригаде, вызывать к доске — всю бригаду, принимать зачет — от всей бригады. На вопросы отвечает любой член бригады, зачет ставится всем. Отменены экзамены и дипломные проекты.

— Братцы, — говорит Пекса, — не будем поддаваться соблазну. Ведь придется работать, а как работать, когда ни черта не знаешь!

Мы объединились в бригаду, пополнив ее до требуемого количества теми, кто хотел учиться по-настоящему, но, как прежде, каждый из нас занимался сам, и, как прежде, мы помогали друг другу и всем желающим. Дома эта реформа вызвала возмущение, насмешки и беспокойство за меня. Я рассказал о нашем отношении к этому методу и о том, что мы в своей бригаде занимаемся так же, как и раньше. Я никогда не обманывал, мне верили, но сомневались — сможем ли мы устоять от соблазна прятаться за спину друг друга.

— Кто же из вас отвечает, когда вызывают вашу бригаду? — спрашивает папа.

— По жребию.

— Как по жребию? Когда же вы его бросаете?

— Когда нам задают вопрос.

— А как относятся к этому преподаватели? — поинтересовалась Галя.

— Хвалят нас.

— А не сердятся, что тратите время на жеребьевку? — спрашивает Сережа.

— А время почти не уходит. Вот! — Я вынул из кармана спичечную коробку с несколькими спичками, быстро высыпал их на ладонь, быстро зажал их в кулак и быстро протянул. – У кого горелая — тому и отвечать. Всего несколько секунд.

Все засмеялись.

— Ну, цирк! — сказал Сережа.

— Хоть убейте, не могу понять — кому и зачем понадобилось это, — сказала Галя.

— А как относятся к вам другие бригады? — спросил папа.

— Да по разному... Очень скоро нашу бригаду расформировали, а нас разбросали по другим.

Недолго музыка играла, — сказала Лиза по этому поводу. Мы видели, что некоторые соученики, особенно великовозрастные, никакие задания не выполняют, ни на какие вопросы никогда не отвечают, а зачеты со всей бригадой получают. Большинство же старается учиться добросовестно, но время от времени то один, то другой заявляет, что сегодня он отвечать не может. Бригады коллективно не занимаются, и вся их деятельность сводится к выяснению — кто сегодня будет отвечать.

— А как преподаватели относятся к бригадному методу? — поинтересовалась Галя.

— Ну, Галя! О чем ты говоришь? — воскликнул папа. — Свое отношение к бригадному методу они перед учащимися не раскрывают. Верно, Петя?

— Верно. Но сегодня преподаватель украинского языка вызвал к доске бригаду и сказал: «А зараз хор пiд керуванням Кулiшенка виконає нам...»

— Ну, и что? — спросила Галя.

— Мы все смеялись, и он тоже.

— А хор виконував? — спросил Сережа.

— Виконував не хор, а солiстка Таня.

Наша компания увлеклась игрой: по выражению лица, одежде, разговору, манере себя держать и каким-то неуловимым признакам угадывать профессию. Идем по улице, один из нас вдруг, перебивая других, говорит:

— Посмотрите на ту сторону. Вон идут двое. Того, кто ближе к нам, я знаю. Угадайте его специальность.

Но таких случаев мало. Приходится, извинившись, объяснять нашу игру случайному прохожему и спрашивать, какова его профессия. Бывало, что и обругают, но чаще, улыбаясь, нас же и спросят:

— Ну, и какая у меня, по-вашему, профессия?

Если мы угадали, нам, продолжая улыбаться, отвечали — «правильно». Если не угадали, — мало кто называл свою профессию, в большинстве случаев мы слышали сердитый ответ «не угадали», и ответивший это спешил уйти.

— Интересно, почему он не хочет сказать какая у него профессия? — как-то спросил Пекса. — Стыдится ее, что ли?

— Может быть, просто ее не любит, — сказал Токочка. — И вспоминать ее не хочет.

— Если так, — сказал Изъян, то выходит, что большинство не любит свою работу.

— Это очень правдоподобно, — сказал Птицоида. — По-моему, мало кому удается найти свое призвание, это не так просто.

— Дело не только в этом, — сказал Токочка снова. — Очень многим надо как-нибудь на жизнь зарабатывать, вот и берутся за первое попавшееся дело. Тут уж не до поисков призвания.

— А ты, — спросил я Птицоиду, — нашел свое призвание?

— Думаю, что нашел: техника, люблю это дело. А вот о тебе, как мне кажется, не скажешь, что техника — твое призвание.

— А какое мое призвание?

— Ну, я не знаю... Может быть литература или что-нибудь такое из гуманитарных наук.

— Это я уже и сам чувствую.

— Тогда зачем ты учишься в нашей профшколе? — спросил Изъян.

— А я не знаю своего призвания, да и есть ли оно у меня — тоже не знаю.

— А я почти убежден, — сказал Птицоида, – что призвание к чему-нибудь есть у всех. Вопрос в том, чтобы его нащупать.

Легче всего нам было определить социальное положение: рабочий, служащий, кустарь, крестьянин. Постепенно научились отличать чернорабочих от рабочих квалифицированных, потом среди квалифицированных рабочих стали выделять металлистов и строителей, а среди служащих — учителей, врачей и инженеров, потом среди учителей — преподавателей литературы, а среди врачей — детских. Распознавали дворников, парикмахеров, портных, торговцев, а особенно — торговок. И все же профессии большинства людей даже не пытались угадывать и лишь вылавливали взглядом таких, на которых, как нам казалось, лежит ее отпечаток. Что профессия накладывает отпечаток, в этом мы не сомневались. А вот какая профессия — какой отпечаток? Несколько раз обсуждали эту тему, но одолеть ее не смогли. Теперь же, когда пишу об этом, понимаю, как наивно пытаться одним махом решить такой сложный вопрос. Не знаю как в других странах, но теперь у нас по внешним признакам угадать специальность, за редким исключением, невозможно. Причин несколько. И то, что обязательное среднее образование, одинаковое для всех, накладывает отпечаток не меньший, чем профессия. И то, что десятилетиями нас всеми средствами пытались подогнать под требуемый стандарт. И если на личностях огромного количества специалистов низкой квалификации при их равнодушии к своему делу что-нибудь и отражается, то только не профессия. А впрочем, — кто знает! Не исключено, что и эти мои соображения столь же наивны.