11 апреля 1928. Среда

Вчера я выступала в «Очаге любителей русской культуры»[137]. Они устроили вечер молодых поэтов. Ничего особенного не было, собрались все наверху в маленькой гостиной, и было весело. Ладинский должен был сказать вступительное слово, но тут объявил, что «ничего не скажет». На беду, в этот же день было собрание «Зеленой Лампы»[138], и публика собиралась вяло. Наконец, нас пригласили в зал с извинениями, что «много публики не собрали». Ну, а когда еще мы все спустились, зал принял приличный вид.

Первая выступила Городецкая — слабый рассказчик.

Ладинский, как всегда, «называл» нас, ибо здесь в этом была большая нужда. Потом Андреев — очень хорошие стихи. Потом — я. Вышла и обалдела. На противоположной стене, в громадном зеркале, вижу себя в полный рост. Не знаю, куда глаза девать. И публики мало, поэтому и видишь каждого. Это тоже плохо. Читала: «Мысли тонут в матовом тумане», «Мы неудачники» и мое лучшее «Я пуглива, как тень на пороге». Читала спокойно, но Юрий говорит: «не очень хорошо».

— На себя не похоже.

Андреев тоже читал не совсем по-своему.

— Старался меньше выть.

А вышло хуже.

Мне аплодировали после каждого стихотворения.

После меня — М.Струве. Первое, «Кукла» — длинное, хорошее, чуть-чуть скучное. Второе, «Заутреня в Крыму» — слабо. А ему как раз оно очень нравилось. Объявили перерыв.

Затем читал очень интересный рассказ Газданов. Потом Берлин — воет. Никто ничего не понял. Гингер. Плохо читает, а стихи хорошие. И — Ладинский. Сразу чувствуется сильный талант.

После вечера устроители приглашают остаться на чай, очень благодарят и т. д. Но я, сославшись на нездоровье, ухожу.

Вот и все.

Сейчас я загорелась одной идеей — написать рассказ мемуарного типа: «Как я начала писать стихи». И — дать в «Новости». Авось.

Ведь печатают же Ладинского и Папу-Колю, а он беллетрист не лучше меня. А это вышло бы очень кстати.