2 января 1927. Воскресенье

Давно я не писала и очень об этом жалею. Хотя «событий» никаких не произошло.

На Новый год Юрий был у меня. Новый год мы встретили вместе с Арендаревыми, у нас. Я задерживала Юрия. Этот вечер, эту ночь мы были как-то особенно близки. Помню, в той комнате что-то приготавливали; в моей — сидели мы с Юрием, Папа-Коля с Пав<лом> Ивановичем. Юрий сидел боком около стола; я стояла, облокотившись локтями на портфель. В этот момент было столько нежности и любви. Потом мы сидели вдвоем, я читала ему отрывки из этой тетради. Что же еще? Я никогда еще так хорошо и весело не встречала Нового года. Потому что никогда со мной рядом не было такого близкого человека.

Кто мне ближе, Юрий или Мамочка. Надо, наконец, решиться ответить прямо. Кого я больше люблю. На этот вопрос я ответить не могу, это совсем разное. А кто мне ближе? Да, конечно, Юрий. Потому что я никогда и ни с кем не была так откровенна, или, вернее, я не хотела быть такой откровенной, до последних глубин. Это странное явление, этого мне раньше никогда не хотелось. Я даже не представляла и не верила, что это возможно, а теперь вижу, что возможно.

Вчера мы с Андреем прошли Париж по диагонали от Porte de St. Cloud до Porte de la Villette[35]. Это наша давно задуманная прогулка. Настроение было замечательное, день — великолепный, Андрей такой славный. Коротенькая записочка Юрия («от вашего Отелло») еще больше обрадовала. Прошли бодро. Там, в угловом кафе, около Porte de la Villette выпили аперитив, и повез меня Андрей в «Медведь» обедать[36]. Все это было очень весело. С Андреем у меня странные отношения. Он многое видит, об остальном догадывается. Я не скрываю. Я привыкла к нему, и мне пока что странно называть его — Андрей Георгиевич. Юрий говорит, что не любит его. Я этому не верю.

Вечером вечер в Союзе. Читал Осоргин[37]. Хорошо читал. Почему-то был Муретов, Шемахин с м<ада>м Парен. Монашев: «Можно тебя проводить?» «Да». А сама ждала Юрия, он обещал прийти к 11-ти. Был в подворотне. Пошли в Ротонду. Сидели с Гингером и Присмановой. Обратно ехали с Юрием. От Porte de St. Cloud шли пешком. Он мне рассказывал о своем последнем дне, у него потребность — все мне говорить. И был, м<ожет> б<ыть>, даже обижен, во всяком случае, неприятно было, что я не смогла рассказать ему своего дня. Но ведь это же не нежеланье, это просто неуменье.

Юрий повторил мои мысли. Полная любовь — это именно такое слияние, познание друг друга «до последних глубин», это радость давать друг другу все, что накопилось за день.