6 апреля 1929. Суббота

Время, вообще, идет скоро. Только и считаешь — четверг, суббота, четверг, воскресенье. А ровно через месяц — я думаю,

не позже, и роды. Уже начинаю немножко подтрунивать. Я ведь не храбрая, я зуб вырывать боюсь.

Теперь — госпитальные новости.

Germaine Juillaume опять вернулась, уже несколько дней с нарывом в горле и, кажется, с ацетонами. Лежит рядом со мной на № 4. Теперь дела поправляются, нарыв заживает, анализы довольно хорошие, м<ожет> б<ыть>, и не долго пролежит. А как она плакала, когда ложилась, бедная. Мадам Дюра завтра выписывается. Рана ее после нарыва заживает, через два дня снимут перевязки, и валяться ей здесь, в сущности, нечего. M<ada>me Rene Daloplure решила ей помочь: я делаю анализы, она ведет «канцелярскую» работу. Так, она ей кресты последних дней переправила на traces, а я не кипятила ей анализ на сахар. А так как, кроме нас, с ней никто анализов не проверяет, мы вдвоем совещаемся; это все идет к общему удовольствию и благополучию.

Я ухитрилась простудиться, сильный насморк и, конечно, ацетоны. Наплевать. Только бы сахару не было.

Сегодня мне то ли по ошибке, то ли намеренно, дали четыре хлеба вместо трех. Подождем, посмотрим, что будет завтра. Хорошо, если бы это была не ошибка.

Одеяльце свое я кончила, осталась только подкладка, м<ожет> б<ыть>, сегодня Мамочка купит ее. Делать нечего. Работаю пока для Helene. Эта безработица меня несколько удручает.