26 сентября 1927. Понедельник

Временами малодушничаю. Теряю бодрость. Хочется тогда колотиться о косяк кровати. Приближаюсь к отчаянию. Потом бывает стыдно.

Денег нет. Бдим мало. Боюсь, что это потом скажется на моем здоровье. А над своим здоровьем я сейчас дрожу больше всего.

Денег нет. Никогда еще я так остро это не ощущала, как сейчас. Ведь скоро и пост рождественский. Как ни раскидывай, а не раньше Нового года, да и то не верю[95].

Мамочка этого не понимает. Говорит: «Ведь и так вы живете почти что вместе. Разве для вас так важна физическая близость?» А то, что неопределенность и двусмысленность моего положения меня так гнетет, никто, кажется, никто — даже Юрий, до конца не понимает. Нет, Юрий понимает. Я даже не могу его поцеловать, когда хочу. Кажется, кончится это тем, что мы переедем в первую освободившуюся комнату, без всякой свадьбы. Но ведь и этого нельзя делать, пока у меня не будет работы. Вот опять я подошла к такому моменту, когда хочется выть по-звериному.