2 апреля 1927. Суббота

Удивляюсь своему спокойствию. Во вторник экзамены, а я куда спокойнее, чем месяц тому назад. А ведь совсем не готова. По конституционному праву меня Обоймаков немного натаскал, — не боюсь, хоть два слова да скажу по каждому пункту программы. Вероятно, сдам на 10. А, м<ожет> б<ыть>, и на 12–13. Если повезет, так и на 15. С философией права хуже. Там я ни одного слова не скажу из целого билета. Начиная с Канта — даже и не читала. А вот как-то спокойна. Сегодня, завтра — общие занятия. Поеду. А в понедельник пойду к Обоймакову. Только курс-то трудный. Ну, ничего, м<ожет> б<ыть>, и проскочу на 10. Одна надежда — экзамен вечером, от 8 до 10, а народу — человек, наверное, 15; след<ователь>но, на каждого меньше, чем по 10 минут. Это что-то невероятно, по-моему. Но если так — трусить нечего. И я даже почти не занимаюсь (я плохо себя чувствую, малокровие у меня), и совсем спокойна, могу стирать, переделывать платье. Только челюсть болит, и по ночам бессонница.

Скорее бы!